Когда память подводит

      Ли сидит на неудобном жёстком стуле и пялит в потолок. Отвратительно серый, беспросветный до тошноты, глухой к чужим мольбам, слепой и безучастный. Тонкая спинка неприятно впивается в спину, пытается вклиниться под рёбра, давит на позвонки. Змей ёрзает, меняет положение уже в который раз, пока кожу холодит жёсткий металл. Он опускает взгляд вниз, на руки, где на запястьях висят серебристые кольца наручников.       - Принесите хоть своего говёного кофе что ли…эй!       Из огромного зеркала на стене на него смотрит неприглядная рожа. Его собственная, с разбитым носом, с растянутым воротом кофты, с бурыми разводами тут и там. Кровь запеклась над губой и на подбородке, неприятно стягивая кожу.       Просьбу игнорируют. Змей уверен - его слышали. Там, за зеркалом, за ним наблюдают, не оставляют одного. Скалятся так или иначе, но молчат.       А время течёт медленно. Пальцы касаются носа и тот отзывается тупой, застывшей болью. Ли морщится, вновь окидывает пустое помещение взглядом, ищет часы. Сколько он тут уже торчит? Где, блять, Чэн? Так…тупой вопрос, Змей. Совсем тупой.       Он подтягивается и отлипает от спинки. Поводит плечами. Опускает локти на стол. На этого мудака он истратил свой единственный звонок. Часов эдак – по ощущениям – пять назад. Но Хэ-занятой-хрен-Чэн не торопится. В отношении Шэ Ли он не торопится никогда и нигде. Тянет до последнего и даже дальше. На вопросы молчит, при особой въедливости затыкает. Змей настаивает, капает на мозг чисто из принципа, не особо-то и вникая.       Чэн мстит. Тихо, по-своему. Так умеет только он. Растягивает ответный тычок так, что он превращается в удар. Болезненный, с оттяжкой и горько-сладким послевкусием. Змея это бесит. До дрожи, до зубного скрежета, до маниакального желания повторить, застрявшего где-то под диафрагмой.       В приземлённые реалии возвращает щелчок. Этот звук эхом проносится по допросной, отражается от пустых стен, бьёт по от чего-то ноющей голове. Рвётся тишина. Расползается вязкой жижей затянувшееся ожидание, вяло плещется в ногах и впитывается в холодный пол, утопая в бетоне с концами.       Ли моргает, переводит взгляд на открывающуюся дверь. На пороге появляется один из болванчиков. Вид у него недовольный и мрачный, но Змею плевать на хмурую рожу – за ним, возвышаясь горой, маячит предмет недавних размышлений и едкой ненависти. Интерес и неприязнь в одном лице.       Взгляд у Чэна непрошибаемо задолбанный. Такой, что и в морду даст, и нервно курить заставит. Ли давит лыбу. Чувствует, как тянется кожа и трескается засохшая корочка. Скалится широко и с чувством.        - Глядите-ка, кто явился! – поднимает руку – вторая цепью тянется следом – и машет. Привет, мудак. – Снова заблудился? Топографический кретинизм это печально, знаешь. В твоём-то возрасте.       Хэ смотрит. Хэ, мать его, молчит и взгляд не сводит. Кладёт руку на плечо болванчика, мотает головой на немой вопрос, а потом выходит. Всё так же молча. Не оборачиваясь.       Охранник – или кто он в этом убогом мусоровозе – моргает, смотрит вслед широкой фигуре и тихо ругается. Ли не слышит слов, но посыл примерно ясен. Даже смешок вызывает.       - На выход.       Фыркает раздражённо. Не рычит, не тявкает и в глаза не смотрит – то в пол, то в стену. Улыбка Змея ширится, растёт. Ноги подтягиваются, и Ли соскребает себя со стула. Слегка пошатывается с непривычки – засиделся, приятель, застоялся – и подходит к открытым дверям. Останавливается, протягивая руки, и звякает цепью, намекая. А болванчик смотрит странно – на наручники, на самого Змея - и кривит губы. Его черёд улыбаться. Его сладкий час, ужатый до нескольких секунд.       Ли хмурится, вскидывает бровь. Непонимание скребётся внутри липким сгустком сомнений.       - Двигай давай. В браслетах двигай, - лицо напротив едва не трещит, не лопается от удовольствия, и болванчику хочется врезать. Пройтись костяшками, глаз расквасить, превратить лицо в мясистый блин. Не за насмешку, не за уродливую гримасу и вонь самодовольства. За взгляд, читаемый легко и ясно, за неприкрытый намёк.       Змей не бьёт. Делает заметку и выходит. Пальцы дёргаются, стремятся сжаться в кулак, но Ли держится. Вдыхает смрад участка - воздух, пропитанный горьким кофе, запахом бумаги и кислого металла, вперемешку с плесневелой сыростью и желанием сожрать. Выдыхает расслабленно и пересекает помещение. Лавирует среди столов, задевает кого-то и посылает в ответ на злобное шипение. Словами и жестами - всем сразу. Широким шагом минует лестницу, открывает тяжёлую дверь и замирает на улице. Вечерняя прохлада пробирается в лёгкие. Невидимыми пальцами заползает под ворот, и Змей вздрагивает. Ёжится от холода и рыщет взглядом по обочине в поисках знакомой тачки.       - Ты ничего не забыл? – вопрошает Ли, едва забравшись в салон. Демонстративно поднимает руки со звякнувшими браслетами, играет бровями, всячески намекает. Только всё в пустоту как-то - Чэн и ухом не ведёт. Смотрит на пустынную улицу, досмаливая сигарету, и взгляд у него странный, отрешенный от этого бренного мира. Он медленно моргает, брови едва заметно сползают к переносице. Серые глаза устало щурятся, словно Чэн пытается уловить какую-то мысль, а пальцы тянутся к ключам, проворачивая их в замке.       Змей хмурится и пробует снова.       - Чэн, мать твою, сни...       - Нет.       Ответ категоричен и непробиваем. Без хвостов, без продолжений. Чэн отметает возражения одним своим тоном и настоятельно рекомендует заткнуться. Только вот, когда Шэ Ли это останавливало?       - Ты, часом, не охренел? – машина разворачивается, выкатывается на дорогу, вливаясь в поток таких же железок. Нет, не таких же. Ведро Чэна круче. Просто потому, что у Хэ-кирпичом-в-лицо-прилетело-Чэна всегда всё лучше. Даже чувство юмора. – Сними с меня эту дрянь. Слышишь? Не делай вид, что оглох, ты, кусок д…       - Рот закрой.       - Ты меня не затыкай, - Змей шипит, скалится. Ситуация ему не нравится изначально и настрой Хэ ситуацию не улучшает.       - Заткну. Если сам с этой задачей справиться не в состоянии. Сиди на жопе ровно и не отсвечивай, - Чэн запускает руку в карман, выуживает оттуда вибрирующий телефон. – Предупреждаю один раз. Услышу по дороге хоть слово - выкину из машины и даже тормозить не стану. Отправишься драить дорогу собственной шкурой.       Хэ жмёт на экран и принимает вызов.        Змей затыкается. Щурится, глотает невысказанное, топит злость и затихает. Потому что Хэ может. Такой Хэ угрозу исполнит, так что Ли откидывается спиной на кресло и молчит. Пялится в окно, на проносящиеся мимо здания, ограждения и машины. Он решает отложить разговор до дома. Там его, конечно, могут выкинуть в окно, но это уже будут проблемы будущего, а из машины можно вылететь уже сейчас.       Из машины Ли вытаскивают рыком. Чэн захлопывает за ним дверь и толчком прислоняет к машине. Снимает пиджак, складывает его и вешает на скованные наручниками руки, закрывая. После, не проронив ни слова, цепляет пальцами подбородок Змея. Держит крепко, сильно сжимает челюсти, не давая дёрнуться, вывернуться. Поворачивает голову из стороны в сторону, осматривает засохшую кровь.       Ли морщится. Он закипает, но молчит. Потому что взгляд у Чэна обжигающе холодный. Раздражённый. Злой. В нём ещё стелется та усталость, что Ли видел у участка, но теперь она глубоко. Где-то там, на задворках. Будто нет её, утонула в этой обманчиво-тихой буре.       - Лапы убери.       Чэн не отвечает. Толкает голову назад и отпускает. Ли отстраняется от машины, но тяжелая рука припечатывает обратно, к металлическому боку, пока вторая тянется за спину, к бутылке с водой, которую Хэ поставил на крышу прежде, чем открыть дверь с его стороны. Щёлкает крышка, вода льётся на тряпку и на пол, забрызгивая начищенные до блеска чёрные туфли.       - Не рыпайся, - пальцы вновь впиваются в подбородок и поднимают голову. Чэн грубо проходится по коже, стирает бурые разводы и давит тряпкой так, что зубы сводит.       - Блять! Сука, - не выдерживает Змей, когда Чэн добирается до повреждённого носа. Дёргается рефлекторно, вскидывает прикрытые пиджаком руки и жмурится.       - Стой. Смирно, - пальцы сжимаются сильнее.       - Больно, мать твою. Ты его сейчас доломаешь и искупаешься в моей крови, - Ли кривит губы в усмешке. – Уверен, из твоей рубашки выйдет отличное полотенце.       - Как и из асфальта, - в голос прокрадываются рычащие нотки и Змей замирает.       Часто моргает из-за пульсирующей в переносице боли и поджимает губы. Чэн нависает над ним огромной тенью, стоит почти вплотную, и Ли это не нравится. Не нравится чувствовать себя в тупике, без возможности уйти и уклониться.       Он сверлит Чэна взглядом. Едким и колючим. А тот игнорирует. Продолжает топить его морду в тряпке, но пальцы сжимают уже не так сильно, а ткань обводит крылья носа почти аккуратно.       Закончив, чёрный айсберг отстраняется. Сдвигается и закрывает бутылку. За шиворот отрывает Змея от машины и толкает вперёд, к лифту.       Консьерж кивает Хэ, кидает мимолётный взгляд на Змея и возвращается к своим делам. Привык. Приучен и натренирован. Встречные люди, соседи и просто пришлые, не обращают внимания. Отделываются сухими приветствиями и утыкаются кто куда. К чему была вся эта возня на парковке?       Ли смотрит в спину Хэ, прямую и широкую. На его уверенно расправленные плечи, на длинный шрам на шее и обтянутый брюками зад. В голове крутится прорва вопросов, один другого краше, но все пропадают, спотыкаются, цепляясь за ремень. Тёмный, почти чёрный, с узором в виде змеиной чешуи. Ли никогда этого не замечал. Не обращал внимания? Нет. Его просто не было.       - Нет, ты точно что-то забыл, - пробормотал Ли, когда замок на двери щёлкнул, запирая его в квартире. Почему-то на ум сразу пришло сравнение «в клетке с хищником». – Какого чёрта, Чэн?!       Тот даже не оборачивается. Снимает ботинки, ослабляя галстук, и направляется к кухне. Заглядывает в холодильник, сканируя каждую полку. Проходится по шкафчикам. Вздыхает и кидает на тумбочку пачку макарон, рядом поставив банку тушёнки.       - Приготовь ужин, - рука совершает круг почёта над нехитрым сбором ингредиентов. – С этим даже ты справишься.       Ли ошалело моргает, глядя то на макароны, то на Чэна. На его невозмутимую рожу, на пальцы, выудившую из пачки сигареты. На эти серые глаза, в которых застыло ожидание. Ожидание чего? Того, что Змей действительно приготовит ему чёртов ужин? Хэ знает, что Ли с готовкой не ладит. Последний раз, когда он всё же заставил Змея готовить, еда оказалась настолько солёной, что с лица Чэна сползло даже это каменное выражение. Правда, в тот раз Ли переборщил со специями намеренно. За что и поплатился – Чэн заставил сожрать обе порции, так что Змей пол ночи провёл в обнимку с унитазом и несколько дней мучился с изжогой.       Тогда чего Хэ ждёт на этот раз? Если не ужина, то чего? Непонимание бьётся в подкорке, и Ли ненавидит это чувство.       - Иди нахрен.       Ответ на всё. На приказ приготовить ужин. На невысказанное предложение, каким бы оно ни было. На неясное поведение самого Чэна. На копов и их вонючий участок. Раздражение, до того плещущееся на уровне, не выбирающееся за шаткий барьер терпения, накатывает волнами и грозится перевалить за край.       Хэ затягивается. Глаза сужаются, скрываются за дымом сигареты. Он не делает ничего и никак не реагирует, а Ли на грани срыва. Пальцы сжимаются под так и не снятым пиджаком, метал впивается в кожу.       Хэ подходит. Ли не понимает, когда тот успел это сделать, но замечает, когда тот стоит уже вплотную.       - Ужин, Змей, - голос тихий, почти шёпот. Голова низко и губы обжигают ухо. – Хватит столбом стоять. Сделай уже хоть что-то полезное.       Он выпрямляется. Выдыхает дым в лицо Ли и разворачивается. Вновь спиной. Это блядской прямой спиной и Ли срывается.       Он впивается зубами в пиджак, стряхивая его на кресло, нагоняет Чэна в два шага и бьёт ногой под колено. Он не думает, просто действует. Идёт на поводу у чего-то, что живёт глубоко внутри. Хэ опускается, падает на колено и Змей накидывает цепь тому на шею. Чэн успевает просунуть руку между своей глоткой и удавкой, но Ли плевать. Он тянет, давит, выплёскивая всю скопившуюся злость. Он довольно скалится, чувствуя, как внутри что-то урчит и сыто облизывается.       А бок обжигает болью. Острой и неожиданной и Змей шипит, теряя контроль. Всего на секунду, но этого оказывается достаточно. Хэ тянет за цепь и Ли врезается в его спину. Чувствуется, как пол уходит из под ног и мир переворачивается, припечатывая его лопатками к полу.       - Змей…       Хрипит где-то сверху, и Ли дёргается. Его хватают за грудки, приподнимают над полом и с силой обрушивают обратно, вышибая воздух. Он не успевает прийти в себя, когда Чэн вздёргивает его на ноги и тащит. Инстинктивно цепляется за чужие руки, за чёртову рубашку и перебирает ногами.       Хэ затаскивает его на кухню. Резко разворачивает к себе спиной, впивается рукой в волосы и давит. Прижимает щекой к холодной, гладкой поверхности электроплиты. Держит крепко – не шелохнуться – второй рукой перехватывает цепь наручников.       - Нет, значит, - голос у него ещё сипит, но быстро возвращает былую твёрдость, набирая силу с каждым словом. – Мне пришлось сворачивать дела и тащиться за тобой в участок. Ты здесь, а не в провонявшем мочой и хлоркой обезьяннике, где, по-хорошему, тебя стоило оставить до утра, - натянутые наручники трут кожу при каждом движении, щека начинает ныть под давлением зубов, а Чэн продолжает, подпирая сзади: - И что? В итоге ты даже макароны сварить не в состоянии? Возмущаешься, что заперли. Что браслеты не сняли.       Не отпуская цепь, Хэ тянется рукой вперёд и Змей слышит щелчок. Плита включена.       - Скотина…ты головой ударился?       - Заткнись и слушай. Вбивай в свою белобрысую голову простые факты. Я не сниму с тебя наручники. Будешь кидаться, кусать кормящую тебя руку – намордник куплю, - диск под щекой нагревается, начинает припекать. - А будешь так бездарно попадаться ментам и выкобениваться – кастрирую, понял?       Змей морщится. Шипит не хуже масла на раскалённой сковороде.       - Пошёл ты!       Рука на волосах сжимается, сильнее натягивая волосы.       - Знаешь, ожоги на лице вещь не самая приятная. С другой стороны, кожу можно пересадить с бедра. Шрамы останутся, зато потеть этот участок не будет.       А щека уже горит. Жар пробирается внутрь, расползается по дёснам и проникает в зубы.       - Пусти, блять! Больно!       - Ты меня понял?       - ДА! Понял, сука! Понял!       Чэн отдёргивает его от раскалённой плиты, но не отпускает. Разворачивает к себе, всё так же придерживая за волосы, и рассматривает покрасневшую щеку.       - Бешеных собак отстреливают, Шэ Ли.       Змей поджимает губы, но не рыпается – плита всё еще включена и всего в полуметре от них. Рука на волосах разжимается, пальцы ненадолго подвисают, перебирая пряди, и исчезают.       Хэ отпускает. Он выключает плиту, кидает взгляд на пачку макарон, медлит пару секунд, что-то решая, после обходит Змея и исчезает в проёме. Ли слышит, как хлопает дверь и шелестит в душе вода. Пальцы подрагивают, взгляд падает на оставленную на столе пачку сигарет.       Когда Змей добирается до спальни, на плите стоит кастрюля с комковатой массой из слипшихся макарон – наверняка пресных – и сырой, даже не прогревшейся тушёнки.       Чэн уже в кровати. Лежит, подпирая голову рукой. Расслабленный и сонный. Глаза закрыты, грудь мерно двигается, гоняя кислород. Ли опускает взгляд на шею, но в вечерней полутьме почти ничего не видно.       Змей передёргивает плечами и проходит дальше. Кое-как стаскивает штаны сцепленными руками, прыгая то на одной ноге, то на другой. Матерится, цепляет бедром комод и заваливается на кровать.       Взгляд падает на сложенные неподалёку вещи. Аккуратная стопка из брюк, рубашки и майки, увенчанная парой носков, часами, а ещё - ремнём. Тем самым, с чешуйчатым узором. Змей тянется к нему. Берёт в руки. Разворачивает, осматривая.       - Нравится?       Ли замирает и оборачивается. Лицо Чэна расслаблено, глаза приоткрыты и смотрят на ремень в его руках. А Змей смотрит на шею. Туда, где недавно сжималась металлическая удавка, отбирая кислород. Ли вспоминает собственные ощущение, то сытное урчание в самой глубине, и пальцы сжимают ремень крепче.       Он встречается взглядом с Хэ и понимает – тот всё видит. Читает его желания как открытую книгу.       - Иди сюда.       Два слова. Всего два, произнесённые тихим, глубоким голосом, и Ли идёт. Как та кобра к дудочнику. Чэн подтягивается, принимая сидячее положение, и ждёт.       Пока Змей, щурясь с неприкрытым подозрением, забирается тому на колени. Пока смотрит с сомнением, ожидая подвоха, и тянется к чужой шее.       Хэ перехватывает руку у запястья. Аккуратно, без лишней грубости. Смотрит на Ли с немым вопросом. Тот фыркает недовольно и цедит сквозь зубы:       - Я понял. Хэ кивает, переводит взгляд на сжатую руку. Приподнимает пальцем кольцо браслета, задумчиво поглаживает покрасневшую кожу, едва касаясь, и отпускает.       Руку. Змея. Штурвал.       Он пускает корабль в свободное плаванье и Ли затягивает ремень на его широкой шее. Вплотную, но пока не давит, просто держит. Ведёт пальцем по границе чешуйчатой кожи, касается человеческой.       Он наклоняется, когда Чэн приподнимает голову. Касается губами шеи, пробует языком и затягивает петлю туже. Чувствует, как дёргается под языком кадык, как руки Хэ ложатся на его бёдра и пробираются под майку, поглаживая оголённую кожу.       Ли перебирается на подбородок и ремень сжимается сильнее - сильнее давят пальцы на боках. Проходятся с нажимом, замирают под рёбрами и ползут обратно.        Змей замирает над губами, скользит по ним языком, чувствует пока ещё ровное дыхание. Глаза у Чэна тёмные, непроглядные, как чёрный океан, и Ли затягивает в эту темноту. Он ныряет в неё, в чужой рот. Жадно облизывает дёсны и нёбо, борется с чужим языком, настойчиво атакующим в ответ. Змей сдавливает горло и пальцы с боков сползают вниз, ныряют под резинку боксёров, сжимая бёдра.       Дыхание Хэ начинает сбиваться, воздух прорывается с тихими хрипами и Змей скалится. Тянет сильнее и довольно кусает губы. Ёрзает, подставляясь под грубоватые ласки, поддаётся движению сильных рук. Он почти урчит, вслушиваясь в жадные, сиплые вдохи. Держит крепко, наслаждаясь своей мимолётной властью. Иллюзорной и зыбкой, но бесконечно приятной.       А потом Чэн кусает. Впивается в губу до крови, ногтями скребёт по копчику и Ли вздрагивает, срывается на сиплый стон и отпускает. Он отстраняется, рывком ослабляя удавку и грудная клетка под ним наполняется кислородом. Змей наблюдает за этим движением, слизывая с губы кровь. Видит, как язык Хэ повторяет его движение, видит его лицо – ещё красное, но несомненно довольное.       - Скотина…       Чэн усмехается, ползёт рукой по спине и забирается в волосы, обводит линию челюсти, касается прокусанной губы.       - Не я тебя душил, - давит на подбородок, и Ли открывает рот. Ловит пальцы языком, утягивает их внутрь. Перебирает, слизывает с шершавых подушечек собственную кровь. Прикусывает, когда Чэн начинает хозяйничать и пытается пробраться глубже. Щурится, предупреждающе дёргает за ремень, а Хэ сжимает руку на заднице. Намекает, не желая спускать на тормозах.       Пальцы сменяются губами, когда Змей наклоняется, приподнимаясь в бёдрах. Новый раунд, новые укусы и затянувшееся сражение, пока Чэн оглаживает копчик и спускается дальше. Давит и проникает, не особо церемонясь. Ли шипит и отвечает укусом. Трётся о пах, вторя движению пальцев, пока Хэ жадно прижимает ближе, не давая отстраниться. Тянет за волосы, заставляя оставить истерзанные губы в покое, и наклоняет голову. Перебирается на шею. Метит грубо, с оттяжкой, сменяя засосы быстрыми укусами, опаляя тяжёлым дыханием ухо.       Змей чувствует его стояк, чувствует нетерпение и жар, и мир переворачивается вновь - второй раз за этот вечер – укладывая Ли на лопатки. Чэн возвышается над ним, пожирает тёмными глазами. Хватает за ворот и вздёргивает, заставляя сесть. Цепляет край футболки и тащит вверх. Стягивает до самых запястий и наматывает поверх наручников.       - Блять… - морщится Змей, чувствуя, как стянутые тканью наручники вгрызаются в натёртую кожу и давят на кость. – Нет, за это я тебе всё же вмажу.       - Попробуй.       Хэ разворачивает его спиной. Толкает и Змей рефлекторно упирается в кровать локтями. Моргает, а Хэ уже нависает сверху, не давая разогнуться и внутри клокочет раздражение.       - Серьёзно? – цедит Змей сквозь зубы, но не из-за злости, как хотелось бы, а из-за чёртового желания и слишком явного стояка, что упирается в зад.       - Косячишь много, Змей, - хриплый шепот на ухо пускает по телу волну дрожи. – Терпи.       - Сука ты…       Смешок над ухом выводит из себя, но возмущения душат. Топят в стоне, обхватывая пальцами ствол, оглаживая головку. Чэн двигает рукой тягуче-медленно и отрывисто-быстро. Издевается, гнида, сбивает столку.       Ли теряется. Кусает губы и выгибается, опуская голову. По спине ползёт так и не снятый ремень, Чэн прикусывает шею, зарывается носом в волосы, едва ли не урчит, наслаждаясь. Наваливается всем весом, лапает, не оставляя без внимания, кажется, ни сантиметра загорелой кожи, особое внимание уделяя спине. Давит и просто гладит, зубами перебирает позвонки, языком очерчивает лопатки. Чэн пользуется возможностью и Ли ничего не может сделать. Из этого положения. Со связанными руками.       Он входит медленно. Почти осторожно. Но укусы в этот момент становятся сильнее, пальцы впиваются в бёдра до тёмных пятен, до ноющей боли. Чэн хочет больше. Быстрее, сильнее. Но не позволяет себе сорваться.       Толчок и Ли отклоняется назад, не давая себе упасть, зарыться носом в подушку. Срывается на стон, когда зубы ловят ухо. Дышит тяжело и старается расслабиться – долго Хэ ждать не будет.       И не ждёт. Входит до основания, рукой пробирается под грудью, обхватывая шею. Сдавливает – ненадолго – и переползает пальцами на челюсть, поворачивая голову к себе лицом. Целует жёстко, властно - ни намёка на былое терпение. Не даёт отстраниться или перехватить инициативу, и начинает двигаться при попытке извернуться.       Пара пробных толчков и Хэ набирает темп – быстрый и резкий. Змей жмурится. Мычит, стонет в чужой рот, пытаясь урвать воздуха, которого не хватает уже катастрофически.       Чэн отпускает. Он отстраняется, приподнимаясь и замедляется. Тягучие, размашистые толчки, ускоряющиеся при движении вперёд. Руки вновь ложатся на покрытую испариной спину. Мнут бока, перебирают рёбра. Змей оборачивается и спотыкается. О собственные хаотичные мысли, о нечитаемый взгляд. Ли видит в нём бурю, но не может ничего разобрать.       Хэ его замечает. Моргает, убирает руки со спины, впивается пальцами в бёдра и меняет угол. Толчок. Другой. И Змей выгибается. Со стоном, с дрожью. Он прогибается в спине, хватает жадно воздух. Следующий толчок вышибает всё окончательно. Мысли, остатки контроля, почву из-под ног.       Чэн наваливается сверху и Ли не выдерживает веса. Руки подгибаются, он опускается грудью на кровать, вытягивая перед собой сцепленные конечности. Хэ прижимается вплотную, обвивает руками под грудью и тяжело дышит в шею. Двигается сильно, быстро и Змей тонет окончательно. Теряется в пространстве и времени, в сбитом дыхании и жаре необъятного тела за спиной, и мир меркнет с концами.       - Надо будет обработать.       Змей лениво открыл глаз, поворачивая голову, и с вопросом уставился на устроившегося под боком Чэна. Точнее, это Ли устроился у него под боком, а Хэ почему-то решил, что чужая спина – отличное место для пепельницы. Туда он и стряхивал пепел от дотлевающей сигареты.       - Я про руки. Ты их наручниками натёр.       - Может, ты их просто снимешь уже?       Хэ затянулся, глядя в потолок и затушил окурок, выдыхая. Ответа не последовало.       - Чэн?       - У меня нет ключа.