Глава 18 Не бечено
Здание общежития было светлым и красивым снаружи, но и не менее привлекательным изнутри. Мне нравилось абсолютно всё, что я видел: каждое окно и каждая стена имели ненавязчивый рисунок, а цветы на подоконниках только дополняли образ. Я боялся, что в незнакомом месте буду сковано себя чувствовать, но мне на удивление легко и свободно. Надеюсь, что и позже это не изменится. Мы поднялись по широкой лестнице с изящными коваными перилами на второй этаж. Прошли ещё немного и остановились у третьей от лестницы двери с номером 5-221. Больше никаких обозначений. Только номер. — Вот, — папа указывает раскрытой ладонью на дверь, обернувшись к нам с широкой улыбкой. — Думаю, вы уже догадались, что первой цифрой обозначают корпус, в котором вы будете проживать, а второй — этаж. Ну, и последние две — это номер комнаты. Достаточно удобно, согласитесь. — Да, удобно, — киваю, смотря на витиеватые цифры. — А ключи? — Они тебе не нужны. Удивлённо поворачиваюсь к папе, а потом вновь смотрю на дверь. Только сейчас замечаю, что здесь нет замка, куда можно было бы вставить ключ или места, чтобы приложить карту. Но я чувствую и даже вижу небольшое колебание пространства, охватывающее весь проём. Оно бесцветно. — Эта комната пока лишь формально закреплена за вами, как только вы откроете дверь, защита настроится на вас, а после сможете вносить правки и давать доступ другим. — Нет! — Ох, солнышко, — папа аж подпрыгнул. — Простите, — я и сам испугался резкости, которую внезапно приобрело моё высказывание. — Но я никого не впущу в эту комнату. Разве только… тебя и отца, — нерешительно поднимаю взгляд. — Конечно, — папа дарит мне лёгкую улыбку. — Так, ладно, — он хлопает в ладоши, будто прогоняя прочь плохие мысли. — Открывай дверь. — Просто открыть? — Да, — кивает. — Нужно подтвердить свои права. Сначала ты, а потом Мориан. — Ну, хорошо, — медленно протягиваю руку и осторожно касаюсь ручки. Защитное поле пошло рябью, стоило мне только вмешаться. Оно колебалось, мелкими волнами расходясь от места моего касания, а после успокоилось. Когда я открыл дверь, оно исчезло. — Всё пропало, — я даже как-то расстроился. — В комнате будут жить двое, поэтому сейчас всё повторится. Только потом защиту можно будет перенастроить, если захотите, — поясняет папа. — Закрой дверь. Всё стало именно так, как и сказал папа, единственное маленькое отличие, появились незначительные синие вкрапления, похожие на хаотичную россыпь точек. — Что это? — касаюсь одной из них, и по защите проходит лёгкая дрожь. — О чём ты солнышко? — Ой, простите, вам же не видно, — мне становится неловко, для меня это стало обыденностью, но я никак не могу привыкнуть, что больше никто, даже Вард, не способен увидеть всю красоту плетений. — Не волнуйся, — папа касается моего плеча. — Просто опиши то, что тебя интересует. — Д-да, хорошо, — вновь смотрю на дверь. — Эм… Тут… Кх-м. В общем, в защите появились цветные вкрапления, которых не было, когда мы подошли. — Ты так интересно всё видишь, — изумляется папа. — Многие хотели бы обладать подобной способностью. Что ж… Хм, — он задумывается. — Думаю, ты видишь то, как обозначается занятая комната. Здесь абсолютно всё находится под присмотром ректора Крайма. На нём закреплено всё от защиты Академии и до вот таких мелочей. Это своеобразная маркировка, которую он создал для своего удобства. — Значит, он знает, кто и в какой комнате живёт? — Он знает, какая из комнат занята и проживает там два или один студент. А вот кто именно — это в документах указано, — папа щёлкает меня по носу, но совсем легонько. — Мориан, твоя очередь. Сын гораздо решительнее меня, потому без лишних переживаний хватается за ручку и открывает дверь. Я только успеваю заметить, что к синим добавляются былые точки, прежде, чем всё вновь пропадает. Сочетание этих цветов напомнили мне о снеге. — Заходим? — интересуется Риан. — Подожди, закрой дверь. Сын сразу выполняет мою просьбу, даже не спрашивая зачем. Он всегда так делал, даже в детстве. Он не любит лишних слов, прекрасно зная, что увидит итог или получит объяснения позже. Как только дверь закрывается, я вновь вижу защиту. На семь лет, а в идеале на гораздо меньшее время, эта комната станет моей крепостью, а крепость должна быть неприступна. Навеянный образ подал прекрасную идею, которой я с удовольствием воспользуюсь. Всего одно прикосновение и разбросанные в хаотичном порядке точки объединяются, а я им помогаю своей магией, создавая прекрасные снежинки. Пусть никто их и не увидит кроме меня, но силу ощутит каждый. — Теперь заходим, — любуюсь острыми гранями своего творения. — И что ты сделал? — папа с любопытством осматривает никак внешне не изменившуюся дверь. — Усилил защиту, чтобы никто из посторонних не смог зайти. — Ты даже и слова не произнёс, — восхищённый взгляд папы вгоняет в краску. — Давайте зайдём, — опускаю взгляд, чувствуя, как краснеют не только мои щёки, но и уши. Комната оказывается просторной. Учитывая, что большую часть времени будет занимать учёба, а для завтраков, обедов и ужинов имеется столовая, то здесь есть всё что нужно: две кровати, два шкафа, два письменных стола и отдельная ванная, а самое главное — большое окно, которое я в любое время смогу открыть. Однако это не помешало мне зачаровать и его. — Ох, я словно вернулся во времена своей юности, — папа закружил по комнате, а потом упал на одну из кроватей. — Ты и сейчас очень юно выглядишь, — замечаю я. — А всё почему? Потому, — поднимает указательный палец вверх, — что у меня есть любимый муж, любимый сын и любимый внук. Именно вы делаете меня счастливым, а в счастье заключён секрет молодости. — А ещё потому, что ты вампир, — улыбаюсь. — Не без этого, — легко соглашается. — Однако мой аргумент весомее. — Как скажешь, — улыбаюсь. — Ладно, — вскакивает, — уже скоро обед. Надо поторопиться с вещами. Мориан, как раз поставил сумки на середину комнаты и начал раскрывать одну из них. _____ Чуть больше, чем две недели на восстановление — это достаточное время в обычном случае, но абсолютно безрезультатное для него. За прошедшие дни внешний облик поражённой проклятием ноги не претерпел и капли изменений. Она выглядела всё так же ужасно, но Зартан успел окончательно свыкнуться с этим фактом. Единственное, чем он был недоволен, так это запретом, пусть и временным, на свою деятельность уничтожителя, а так же наложенным ограничением на физические нагрузки, а если быть точнее, то на спарринги. Недовольное пыхтение с его стороны игнорировалось. Умом Зартан всё понимал и лекарей не винил, весь его негатив был направлен в большей степени на себя и свою неосторожность. Если бы он тогда не потерял бдительность, то сейчас не расплачивался бы за это. Он бы мог помогать своим ребятам не только издали, консультируя их и строя планы со стратегиями. Он мог быть рядом с ними весь этот месяц, выискивая очередное логово мерзких тварей, поддавшихся жажде и обезумевших от неё. Но всё, что он делал эти десять дней: учился ходить, не опираясь на стены. Нога так и не стала ему родной, но он приноровился. Если контролировать свою походку, то никто посторонний и не догадается, что с ним что-то случилось. Учитывая его стиль одежды, в котором присутствуют исключительно чёрные штаны, то у других нет и шанса допустить мысли о возможном увечье. Единственное, с чем не удалось совладать — это боль. Она приходит — когда захочет и так часто — насколько сама посчитает нужным. Утешением служит только то, что охватывающая всю ногу агония, кратковременна. Но в эти секунды нестерпимая боль пронизывает каждую клетку, опутывает своими сетями каждый нерв, что кажется, будто выход только один: избавиться от источника боли, просто отрубить поражённую часть тела. Но это не то решение, которое ему нужно. Родители стараются найти способ избавиться от остатков проклятия. С болью можно жить, особенно когда знаешь, что исцеление вполне возможно. — Моя боль не сравнится с твоей, — Зартан выбирается из своих мыслей и поворачивает голову в сторону, туда, где ему в который раз мерещится силуэт забившегося в угол ребёнка. Они оба сидят на каменном полу в окружении каменных стен и темноты. Тяжёлая металлическая дверь открыта, но лишь для него. Ребёнок не может выйти отсюда. Он заточён в этом ужасе. Образ настолько реален, что, кажется можно коснуться, но иллюзия развеется, если он так сделает. Зартан хочет побыть здесь ещё немного. Это место словно яд для него. Оно ранит сильнее меча. Каждый раз он приходит сюда, чтобы помнить… Помнить, как нуждаются в них ничем не повинные существа, как они страдают, пока ждут спасения. — Прости, что не спас тебя, — он видит, как трясутся от холода и страха худенькие плечи, ему даже кажется, что он слышит всхлип. — Прости, что не пришёл вовремя. Он чувствует, как по щекам медленно текут слёзы. Он не заслуживает того, чтобы их лить. Он не заслуживает права, просить прощения даже у образа этого ребёнка. Он не смог спасти его. Возможно, проклятье — это расплата. — Прости меня, — утирает слёзы, но они вновь катятся. Они сидят в удушающей тишине. Зартан смотрит в темноту коридора. Он чувствует, как угнетает его это место, но в тоже время, оно придаёт ему силы двигаться дальше. Чтобы с ним не происходило — это не сравнится с тем, что испытывал этот ребёнок. Зартан пропускает через себя все эмоции, витающие вокруг и пропитавшие эти стены. Этот ребёнок, как и любой другой, заслуживал счастья, а испытал чудовищные страдания. — Уже сегодня, — вдруг нарушил Зартан тишину, — я вновь отправлюсь в Академию и не смогу какое-то время приходить к тебе. Пусть это лишь образ… игра воображения, и его присутствие никак не способно помочь этому ребёнку, но приходить сюда и отчасти разделять боль с ним, кажется необходимым и важным. — Ты ведь тоже мог там учиться, — в груди становится больно. — Поступил бы вместе с такими же ребятами, завёл бы друзей, — на губах чувствуется солёный привкус от попавших на них слёз. — Может, мы бы даже могли столкнуться в коридоре или просто случайно встретились бы взглядами в толпе. Но теперь… Ты неизвестно где и я даже не знаю в порядке ли ты… жив ли. Прости… что не успел. Тяжело поднявшись, Зартан бросает ещё один взгляд в угол на фигуру, что существует только в его голове. Делает несколько шагов к двери, но резко останавливается, когда слышит едва различимый шёпот. — Спасите… — в груди, словно всё обрывается. Он вновь оборачивается, но теперь там никого нет. Остаётся лишь тяжесть на сердце, которую ничто не способно облегчить, и ноющая боль, что будет мучить, кажется, до конца его дней. И мысль, что он мог спасти, но не успел, останется с ним на веки. — Прости… Даже воспоминание об этом ребёнке он не хочет оставлять в одиночестве, но это придётся сделать. — Я приду, как только смогу. Он уходит, оставляя за спиной темницу, напитанную болью и страхом. Он уходит, чувствуя себя виноватым. Всей жизни не хватит, чтобы искупить эту ошибку. Он уходит, а в голове бьётся едва слышное: «Спасите…». «Прости меня… Я так виноват… Прости». Руки сжимаются в кулаки от бессильной ярости. Ничто не успокоит его гнев, как ничто и не сможет помочь всё исправить.Глава 18. Боль души.
3 марта 2022 г. в 22:11
Всех поздравляю с наступившей весной, правда зима пока, кажется, об этом не в курсе) Поздравляю прекрасных девушек с наступающим 8 марта)
И желаю всем здоровья, терпения и безопасности. Надеяться на лучшее не всегда легко, но именно надежда даёт нам силы и возможность двигаться дальше. Пусть наша жизнь поскорее войдёт в своё прежнее мирное русло и позволит спокойно жить жизнью, где плохие оценки, ссора с парнем, опоздание на работу, уведённая из-под носа последняя распродажная сумочка — будут самыми большими нашими проблемами. Мы со многим умудрялись справляться, значит обязаны справиться и с происходящим сейчас.
Будьте здоровы и сильны духом, верой и сердцем!