Ледяной склеп

      Момент перехода всегда был неприятным, как будто ты переставал существовать и оставался только твой разум. Поэтому в эти моменты Ботар-эль думал о чём-то приземлённом: об обжигающе горячих руках на своих бёдрах, о золотых отблесках в кудрях Гилтиаса, о тёплой чешуе, которую дозволялось гладить только ему. Улыбка трогала его губы – мысли бились нематериальным сердцем. Воспоминания о возлюбленном отвлекали от ощущения рассыпающегося на атомы тела и возвращали в реальность. Момент перехода был неприятным, но уже привычным для опытного эльфийского командира.       Что пошло не так в этот раз? Кто ошибся в заклинании? Ботар-эль не знал, но вдруг вторые врата – врата Ксентарона – задрожали и стали издавать низкий гул. Их равномерное синее свечение неприятно замерцало, а потом и вовсе прекратилось. Зал Перехода затрясся. Напуганные грохотом, не сумевшие удержать равновесия попадали люди и лошади, сам Ботар-эль с трудом устоял на ногах. То тут, то там раздавались крики купцов и солдат. Воцарился хаос.       Вдруг повеяло холодом, которого никогда не ощущала Эния. Он мгновенно сковал мышцы, пробрался под одежду, выел из лёгких крупицы тёплого воздуха. Страшный рёв раздался откуда-то сверху, и поднявшие головы эльфы увидели спускающегося на них дракона. Это был знакомый дракон. Это был возлюбленный дракон.       – Гилтиас, – вырвалось у Ботар-эля против воли.       Задушенный не то окрик, не то вопрос оставил зверя равнодушным. Дракон не отозвался, лишь его рычание вырвалось новыми леденящими душу раскатами. Воплощённая смерть – неотвратимая и беспощадная. Ни следа тепла и света, которыми так дорожил командир эльфов, ни ровного биения магии. Ботар-эль смотрел на Гилтиаса и не видел узнавания в его глазах. Не видел разума. Пустая оболочка некогда величественного создания внушала первобытный ужас. Ужас и боль невосполнимой утраты.       Гилтиас больше не был собой: золотая чешуя как будто покрылась изморозью, а глаза, ранее полные огня, стали безжизненным льдом. Чужой. Дракон перестал быть солнечным возлюбленным Ботар-эля, с которым тот проводил беззаботные дни и страстные ночи. Эльф почти не чувствовал их связи, ощущая сосущую пустоту на месте сердца и тошноту. Плохо гнущиеся пальцы вцепились в кожу туники на груди, Ботар-эль задыхался.       Но зверь всё ещё был Гилтиасом. Пустым, одурманенным, утратившим воспоминания, но... На какое-то мгновение Ботар-эль замер, пытаясь совладать с чувствами, не зная, как поступить, что предпринять. И это мгновение стало погибелью для его отряда. Гилтиас принялся замораживать воинов, отмахиваясь от стрел, как от безвредных насекомых. Крики не трогали его, кровь не отрезвляла.       Ботар-эль бессильно опустил руки, выронив рефлекторно выхваченный лук. Он не собирался сражаться с драконом, да и не смог бы ему навредить. Направив все помыслы и надежду на их истончающуюся с каждой смертью связь, командир эльфов старался верить. Верить, что Гилтиас ещё был собой где-то внутри. И любить. Ему просто нужно время. Подавляя рвущийся наружу крик отчаяния, Ботар-эль желал запереть себя в этом склепе. С этой любовью. С Гилтиасом. Пусть даже и навсегда.       – Дева Нариэль, верни ему разум и храни мой, – взмолился эльф и, еле переставляя занемевшие от холода ноги, как можно быстрее пошёл к вратам Энии.       Он не должен отпустить Гилтиаса. Не может позволить ему уничтожить целый мир, ведь очнувшись, дракон никогда не смог бы себя простить. Здесь – в Зале Перехода – у них будет время всей Вселенной, будет надежда.       Дракон ревел, замораживая последних оставшихся в живых. Поклявшись, что смерти солдат не будут напрасными, Ботар-эль наконец добрался до врат и воткнул в их основание меч, разрушая последний путь к отступлению. Рябящая поверхность портала вмиг обратилась ледяным зеркалом. Разъярённый, лишившийся возможности вырваться Гилтиас одним взмахом крыльев подлетел к командиру эльфов, в последний раз выдыхая струю обжигающего холода в сторону единственного выжившего – Ботар-эля.       Ноги не выдержали и подкосились, Ботар-эль безвольно опустился на подножие врат. От ступней до головы волной пронеслась боль, превращая командира эльфов в ледяную статую. Его сердце больше не билось, ни одна мышца не напрягалась, но разум остался ясным.       Ботар-эль видел дракона, запертого в ледяном склепе вместе с ним. Видел, как тот в порыве злости разрывает когтями уже холодные тела мертвецов. Но будто оставался безучастным наблюдателем, затерянной во Времени мыслью.       Он видел их прошлое – недолгие месяцы любви.       Он видел их настоящее – ледяную обжигающую ярость.       Он видел их будущее – совместную вечность.       Как он и хотел.       Никогда не проси богов о помощи, их милосердие жестоко.