И ты тоже..?

Чжунмён словно вихрь влетел в твою палату. Больничная одежда, которая с недавних пор и так висит на нем как на вешалке, в полном беспорядке: пара верхних пуговиц рубашки застегнута неправильно, пара нижних - вообще расстегнута, а штаны приспущены так низко, что, кажется, упадут скоро. - Ну, малыш, ты чего расселся? - закричал он тебе с порога. - Не успеем же! Увезут его раньше и всё - через шесть часов только увидимся. - Да иду я, иду. - Ты отложил в сторону планшет и аккуратно, стараясь не шевелить рукой, в которую вставлена игла от капельницы, поднялся с койки. – Сам-то пробовал с этой шнягой по коридорам побегать? - Я понял, понял, - закивал головой твой старший товарищ, - но давай скорей. Чжунмён заботливо открыл перед тобой дверь и придерживал её спиной, чтобы хоть как-то помочь тебе поскорее выбраться из палаты, понимая насколько неудобно передвигаться с этой злосчастной капельницей. Миновав длинный коридор, вы спустились по лестнице на второй этаж в первое отделение кардиологии. Дорогу к пятой палате каждый из вас нашел бы и с закрытыми глазами. Кёнсу, уже больше недели подключенный к АИК, с койки не вставал. Нельзя было. Да и как тут встанешь? В любой момент его сердце могло остановиться. С этим не шутят. Когда вы добрались до палаты друга, ты с радостью отметил про себя, что лицо его словно стало светлее: ещё ярче блестели и так яркие - что бы в жизни ни происходило - глаза; ещё милее была и так милая улыбка пухлых, хотя, конечно, всё ещё болезнено-бледных губ. Даже синеватые разводы темных кругов под глазами, казалось, стали не так заметны. - Эй, ты как? Готов? Чжунмён по-хозяйски уселся на кровать рядом с Кёнсу и похлопал того по колену. - А сам как думаешь? - Су на силу улыбнулся. - Я ждал этой операции так давно, что времени подготовиться к ней у меня было больше чем достаточно. - Он взял хёна за руку и легонько сжал её в своей, точно благодаря за заботу. А после перевел взгляд на тебя. - Бекки? Ты как? Держишься? - Да, я в норме. - Ты догадывался о том, что у него на душе. И Чжунмён догадывался. Поэтому как старший решил по-своему успокоить его. - Ой, да что с ним будет-то? - фыркнул он. - У нашего малыша Бекки сил больше, чем у меня, и организм крепче! Ты не смотри, что у него в венах всякие штуки торчат. Сейчас важно, что ты, наконец, дождался своей очереди, и твое новое сердце уже летит прямёхонько сюда. Ободряющая речь старшего заставила вас обоих улыбнуться. А Кёнсу даже растрогался ещё больше, чем когда вы оба только ввалились в его палату такие веселые, в приподнятом настроении. Он протянул другую руку к тебе и также взял тебя за руку. - Не оставляй его одного, пока меня не будет, ладно? Ты всё знал. Всё понимал и принимал. Нельзя было иначе. И речи не было о соперничестве. Ты не мог себе этого позволить. Но и выдавить из себя хоть слово сейчас не смог. Поэтому просто кивнул и крепко сжал ладонь друга. Ему это нужно было. И тебе тоже. - Как думаешь, - после непродолжительного молчания вновь заговорил хён, - операция и вправду продлится около шести часов? Или это лишь условный срок? - Думаю, она может продлиться и дольше. Чжунмён, после того как вас обоих отослали по палатам, выждав минут десять, пришел к тебе и, следуя давней привычке, вы отправились в свое любимое укромное местечко. Здесь, на лестнице, почти у самой двери на крышу, куда никто на вашей памяти ни разу не выходил, в уединении втроем, пока Кёнсу не стало хуже, вы проводили лучшие минуты вашего пребывания в клинике. Здесь, на лестнице, когда однажды вы с Кёнсу - двое ребят, по воле рока ставшие узниками кардиологического отделения и наперекор ему обретшие дружбу, а в ней и счастье, - укрылись здесь от присмотра врачей и санитаров, чтобы покурить украдкой, вы и познакомились с Чжунмёном, искавшим такое место для тех же самых целей. Здесь, под самой крышей большой и шумной клиники, вдалеке от привычной размеренной жизни толп людей, вы всегда были самими собой и не таясь рассказывали друг другу о том, что было у каждого из вас на сердце. И было совсем не важно, насколько серьезными и глобальными, или, напротив, ничтожными в сравнении с чем-то, были ваши переживания. Вы делились всем, будь то тревоги, связанные с разводом родителей, как это было у Чжунмёна, или переживания по поводу конфликта с соседом по палате, как случалось у Су, ведь он всегда был немного застенчивым, но при этом весьма дружелюбным и милым с людьми, что, видите ли, раздражало спесивых экземпляров вроде того мерзавца, который имел привычку его задирать, пока вы с Чжунмёном не заставили Кёнсу набраться смелости и дать придурку отпор. Важнее всего в эти моменты было то, что в своем крохотном мирке, среди ставших почти братьями друзей, каждый из вас находил так необходимую поддержку. Поддержку сочувствующим взглядом, добрым советом, или же тягомотной нотацией длинной в три-четыре сигареты и увесистой оплеухой. Это место, здесь, на лестнице, всегда было своеобразным складом, где вы трое хранили то, с чем хотели расстаться, дабы не носить этот груз за собой повсюду, и то, что бы вы хотели сберечь и уберечь от любопытных глаз. - Интересно, как он там? - Чжунмён затушил сигарету в пластиковом стакане, который вы приспособили под пепельницу. Поерзав немного на больной от уколов попе, он подвинулся к тебе поближе, обхватил твою руку обеими руками и опустил голову тебе на плечо. Такая привычная с его стороны нежность в столь неподходящий для неё напряженный момент. Вам бы ходить взад-вперед от волнения или в беспомощном ожидании топтаться на месте. Но переживать трудные моменты, на самом деле, легче вот так рядом, вот так близко, как сейчас. - Скорее всего, он даже не там, - слабо ответил ты, выпуская тонкую струйку горького дыма в сторону. - Наверное, сейчас, когда они остановили его сердце, его душа витает в каком-то месте, о котором мы и не подозреваем. Возможно, видит что-то, о чём позже расскажет нам. - Хорошо бы, если так. Чжунмён крепче прижимает к груди твою руку. Закрывает глаза. Краем глаза ты заметил, что на губах его появилась едва различимая полуулыбка, такая, когда уголки его губ слегка подрагивают, чуть расходясь в стороны. Ты, само собой, не мог не заметить, ведь так любишь её. Тебе всегда казалось, от неё веет спокойствием и каким-то нежным, мягким теплом, что совсем не вязалось с его сильным, временами жестким и даже вспыльчивым характером, качествами лидера, которыми он, несомненно, обладает, изредка проявляющими замашками собственника и эгоиста. Такая ласковая она будто была отражением его внутреннего мира, что скрывался за всеми видимыми преградами наслоек его многогранной и разносторонней личности. Он такой, и ты просто не в силах его не любить. - Правда или дело? - неожиданно для тебя спросил Чжунмён. Просто задал вопрос. Не поднимая головы с твоего плеча и даже не открывая глаз. Вы просидели здесь уже больше двух часов кряду, говоря по большей части о своем друге, который в данный момент находился в операционной, и ты никак не мог предположить, что хёну вздумается поиграть. - С чего вдруг ты..? - Ты был сбит с толку, удивлен, немного растерян. - Нужно отвлечься, - глухо отозвался Чжунмён, почесывая кончик носа указательным пальцем правой руки. - Так что? Правда или дело? Ты медлил с ответом, теряясь в догадках. Просто отвлечься? Играя? Хотя... это было так на него похоже. - Правда. - Ты решил, что не хочешь выполнять обычные дурацкие задания, что были у вас в ходу, по типу "сделать эгьё, стоя на одной ноге в позе ласточки" или "выкурить как минимум половину сигареты, не уронив пепел". - Что ж... Тогда мой первый вопрос... - вновь прозвучало также глухо, и тебе пришлось прислушаться. Теперь Чжунмён чесал свой нос о твое плечо, зарывшись лицом тебе в сорочку. - Говорят, когда пишешь песни, обязательно пишешь о том, что чувствуешь, или описываешь чувства других, ну, то, что видел своими глазами, или тебе рассказывали, и ты как бы очень проникся этими чувствами. И нельзя просто взять и написать что-то совсем другое, как если бы тебе задали написать сочинение в школе на какую-то определенную тему. Вот у тебя также? - Да. - Не было желания разбираться в причине, по которой он задал этот вопрос. - Просто так я мог бы написать что угодно, хоть предсмертную записку. Но душу смог бы вложить только в то, что по-настоящему пронизано моими искренними чувствами. Иначе это уже была бы не песня вовсе, а рифмованный набор красивых слов. Бездушный. Бессмысленный. Поверхностный. Ты чувствовал, что хён замер, и за всё время, пока слушал тебя, не пошевелился ни разу. - Правда, - встрепенулся он спустя пару секунд и вновь прижался ещё теснее. О, как ты ненавидел подобные моменты! В душе закипало что-то неистовое. В голове становилось шумно от вороха мыслей. Учащался пульс, бледнело лицо. Хотелось завыть, зарычать точно в последней написанной тобой песне о парнишке-волке, отвоёвывающем у соперника свою любовь. В подобные моменты, когда Чжунмён выбирал "правду", - а забавлялись вы, играя так, часто - хотелось спросить о его чувствах, о том, есть ли у тебя надежда на взаимность. Спросить серьезно. И даже если он солгал бы, хотя правилами это было запрещено, - да и не врали вы друг другу никогда, не было смысла, - даже тогда ты смог бы определить, что скрывается за этой ложью. Но сейчас, как и всегда, тебе пришлось заглушить в себе всё, что вопило и требовало именно этой правды, и спросить о другом. - Зачем ты спросил? - Она очень грустная. Очень... тяжелая. Твоя песня. Вот те раз! Песня, рассчитанная на довольно быстрый темп, отнюдь не минорная, с активной рэповой частью, показалась ему грустной?! - Почему? - от удивления выпалил ты, не подумав. - Это уже второй вопрос. - Подбородок Чжунмёна вдавился тебе в ключицу. Да и по голосу ты понял, что он коротко улыбнулся. - Чёрт! - За всеми словами, за всей этой внешней агрессией скрывается несчастный человек, у которого болит душа, - выдохнул хён. - Это ты? Ты хотел было солгать, но лишь отвернулся в сторону и прошептал: - Во всех моих песнях только я. - Ты не ответил прямо, но принимается, - и ещё один тяжёлый вздох. - Правда. - Тебя это тревожит? - Да, ты мой друг. Что ты собираешься с этим делать? - Ничего. - Правда. - А почему это волнует тебя? - Ты - друг, ты младше. Я хочу заботиться о тебе. Тебе это неприятно? - Нет. - И это правда. - Но что, если я не хочу такой заботы? - Удивил! Ты никогда меня не слушал. Капризный ребенок! Но я не отступлюсь. Что ты сделаешь тогда? - Ничего. - Вновь не солгал. - Мы можем закончить? Чжунмён поднял голову с твоего плеча. - Почему? - Просто давай закончим. Я плохо себя чувствую. - Знаешь, ты и вправду выглядишь не очень, - испугался хён. - Поднимайся, я провожу. Не выпуская твою руку из своих, Чжунмён встал и помог тебе подняться. Потом одной рукой обхватил тебя за плечи, и так вместе молча вы спустились до нужного этажа. Всё это время, особенно когда вы садились в лифт, ты чувствовал, как по его телу пробегает напряженная дрожь. Он то и дело заглядывал тебе в лицо. И с каждым разом становился всё более обеспокоенным - видимо, из-за резкого падения давления, о котором ты подозревал, от твоего лица отхлынула кровь и ты побледнел. Такое с тобой уже случалось, а в последнее время случаи проявления симптомов болезни - порока митрального клапана - участились. Твое сердце слабело, организм сдавался. К тому же эта одышка. Тебе бы бросить курить - вам всем бы бросить. Но люди - такие глупые создания! Вечно они плюют на свое здоровье и бегут от счастья! - Дальше я сам, - непонятно зачем вдруг сказал ты. И уже собирался было вырваться из поддерживающих тебя объятий, но Чжунмён не позволил. - Нет. Тебе нельзя самому! Хочешь, я попрошу коляску? - Нет, не нужн... Твоё упрямство довело тебя до того, что ты буквально выскользнул из рук Чжунмёна, отчаянно пытавшегося тебя удержать. - Бек! Бекки! - закричал он. - Бекки! Эй, малыш, ты чего? Так нельзя! Вставай! Ну, вставай же! Помогите! Ты чувствовал, как хён хватает тебя за одежду в попытке поднять с холодного пола. Чувствовал, как бьет по щекам, пытаясь привести в чувство - и ты даже сумел отмахнуться в какой-то момент. - Бек, слышишь меня гад?! Не смей! Не смей умирать! Чжунмён словно в истерике продолжал кричать, звать тебя, ругать за то, что напугал его до чертиков. - Бекки, не умирай! Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Не сумев поставить тебя на ноги, он сел на пол и, с трудом затащив твое слабое ватное тело к себе на колени, обнимал и тискал точно любимую игрушку. К этому времени к вам сбежалась целая толпа врачей и случайных прохожих, санитары подкатили каталку. - Пожалуйста, помогите! - повторял он вновь и вновь, но на все посягания медперсонала лишь огрызался, и передать им тебя отказывался, неистово крепко, до синяков, сминая твоё тело в своих объятьях. - Парни! Он умер! Вопль, разнёсшийся по коридору, заставил всех без исключения замолчать. Весь старший и младший медперсонал, пациенты и посетители - все, кто находился в этом крыле клиники, обратили свой взор в сторону бегущего к вам парнишки. - Ребят... Он... он умер... Среди почти полной тишины, присутствующие различили приглушенный плач неподалёку. Горькие рыдания женщины рвали сердца на части. - Ребят... - продолжал шептать парнишка, подойдя вплотную к вам, - Кёнсу, он... Они не смогли запустить новое сердце. Твоя рука инстинктивно потянулась к груди. Холодными пальцами ты вцепился в неё в том месте, где чуть глубже, за ребрами, внутри твоего тела, всё ещё билось - слабо и сбивчиво - твое больное сердце. Сердце слишком молодое для того, чтобы перестать биться. Сердце слишком чистое и открытое для того, чтобы быть никому ненужным. Сердце слишком сильно - нестерпимо сильно! - любящее для того, чтобы не желать жить. Чжунмён, заметив это, сжал твою руку с своей ладони. И вдруг, запрокинув голову, закричал. Закричал так громко, что ты не мог не зажмуриться, ведь попросту был не в силах заткнуть уши. Напуганные происходящим санитары и врачи бросились к вам. Одни, пытаясь утихомирить Чжунмёна, хватали его за руки, зажимали ему рот ладонями. Другие, помня о том, что ты всё ещё нуждаешься в помощи, и опасаясь худшего - ведь это, как-никак, кардиология, - вырвали тебя из его рук и перекладывали на каталку. - Хён... - дрожащими пальцами ты тянулся к нему, когда тебя увозили. - Чжун... мён-а, - шептал ты, но он бился в истерике и не слышал тебя. И ты почти потерял надежду ещё лишь раз, хоть один раз коснуться его сейчас. Почти потерял сознание, когда каталку резко повернули в сторону. Как вдруг знакомые, такие уже родные пальцы крепко обвились вокруг твоего запястья. Медики ругались, просили Чжунмёна не мешать, но ты что есть сил схватил его за локоть и не отпускал. Он шел за тобой рядом с каталкой. Раскрасневшееся лицо, потухшие в отчаянии глаза, дрожащие от страха губы... - И ты тоже уйдешь..?