Она ненавидела лечить...

Когда в замок принесли окровавленного графа Уриена Мори, Лилиан заметалась, как безумная. До крови закусывая губы, она, не разбирая особенно, кому и какие приказания вообще отдает, повелела (и даже поразилась тому, как легко ей дается это), принести свою корзинку из кабинета, потому что всерьез опасалась, что графа Уриена не смогут даже к ней поднять — на груди рубашка пропиталась кровью так, что нельзя было даже сказать, какого цвета ткань была раньше. Особенно выручили Тени. Умно глянув на королеву Камелота, они упрыгнули к ней в кабинет и принялись, пугая придворных, вытаскивать все, что могли найти, и передавать Лилиан. Не все из этого было полезным, но кто же обращал на это внимание? Под чутким и тревожным руководством, графа тут же, осторожно, разместили в ближней комнате для прислуг и столпились придворные, не давая Лилиан свободы, чтобы даже осмотреть раны. -Прочь! Пошли прочь! — не своим голосом заорала Лилиан и для убедительности хлестанула кого-то полотенцем, перепугавшись за графа — ближнего друга, названого брата короля Мелеаганта де Горра, она не разделяла уже, кого и за что охаживает. Кто-то метнулся за королем, а может быть, он сам явился на шум, распугав всех, кого только можно было распугать, и придворные попятились сначала, а потом и вовсе трусливо бежали, понимая, что Мелеагант — это вам не хрупкая королева-целительница, это понимать надо, что тут, если что и случится — полотенцем не отделаешься. На лице Мелеаганта ни кровинки. Пальцы вцепились в дверной косяк, побелели. Наверное — ему больно, но он словно бы и не замечает, как будто оно ему и неважно. Впрочем, разве ему важна собственная боль, когда тут лежит окровавленный граф? Лилиан нет пока дела до любимого. Она склоняется над Уриеном, разрезает рубашку, волосы выбиваются из прически, лезут в глаза…надо же, как-то раньше не замечалось ей, что прическа эта неудобная! Лилиан осторожно отодвигает ткань, прилипающую к коже, видит саму рану — кровавую, безобразную. Пульсирующими толчками вытекает кровь, разливаясь и не думая даже остановиться. -Почему так много крови…- Мелеагант парализован от ужаса. Он боится за жизнь графа — своего друга, своего верного брата. -Тихо, — обращается Лилиан к застонавшему графу и к королю одновременно, хотя пальцы у нее у самой дрожат — ей редко доводилось работать с такими ранами. Чаще всего: переломы, ушибы, порезы, вывихи, простуды, отравления — что-то, что можно подлатать с помощью настоек и компрессов. Здесь придется работать чистой магией — это Лилиан видит. Но магия должна твориться при трезвом уме, а здесь еще…так близко к сердцу. Господи, Уриен, ну как тебя угораздило?! Мелеагант ждет ее приговора. Лилиан пытается лгать, и надеется, что в минуту потрясения Мелеагант не заметит ее откровенной лжи. -Кровь течет — он жив. Я…выйди. Она нервно сглатывает. Отворачивается, прячет лицо, перебирает баночки, делая вид, что должна сосредоточиться именно на них, но сейчас — это не для нее. Сейчас нужна магия. Мелеагант — вечный мятежник, вольнодумец, покоряется и уходит, прикрывая за собою дверь. Лилиан чувствует, как он идет по коридору, как вызывает к себе рыцарей, что сопровождали Уриена… Подумать страшно, что с ними он сделает! Но Лилиан и не думает. У нее свои страхи. Ее режет от предчувствия магии, к которой она имеет мало отношения. Леди Озера учила полагаться на травы, а магию использовать в крайнем случае. Но если бы его доставили сиюминутно, если бы она была рядом, когда произошел удар — она бы сразу восстановила бы все так, как должно быть. А сейчас… это не ее профиль. Время, проклятое время. Каждый целитель сталкивается со смертью. Каждый целитель делает то, что не должен делать и делает то, что безнадежно, потому что не умеет сдаваться. Даже если смерть висит над жертвой тенью, даже если нет уже шансов — каждый будет драться. Лилиан тоже не может иначе. Она взводит заклинание — а пальцы дрожат, так предательски и тонко. «Соберись, тряпка! Соберись! От тебя зависит: умрет он или нет!» — Лилиан пытается убедить себя, но делает только хуже. В памяти всплывают слова Леди Озера: -Если ты будешь слабачкой, ты будешь не целителем, а палачом. «Соберись, тряпка! Я….» -Отойди! — кто знал, что можно так легко оборвать мысли? Ледяной жесткий голос, который просто перекрывает весь мир. Лилиан вздрагивает. Оборачивается, теряя еще одну драгоценную секунду, чтобы увидеть Моргану. У Морганы вид хуже, чем обычно. Волосы ее растрепаны, глаза горят затаенной решимостью. Губы кривятся в странной и жуткой усмешке. Она одевалась явно наспех, от этого платье ее сбито набок, пояс вообще переплетен черт знает как, а верхние три пуговицы не застегнуты. -Прочь! — Моргана хватает Лилиан за запястья и отталкивает ее: сильно и рвано, в сторону. Лилиан бессильно отлетает к стене и успевает едва-едва выставить руки, чтобы не удариться головою, но пальцам становится больно. Лилиан тихонько сползает по стене, ошалело глядя за Морганой. Моргана бросается на колени к постели, где уходит жизнь графа Уриена, хватает его свисающую руку и переплетает его пальцы со своими, медленно поднимается с пола… Лилиан видит то, чего не видела прежде. Силуэт Морганы начинает…светиться темно-фиолетовым светом, какое-то мерцание исходит от всего ее существа, ее трясет, как будто бы — лихорадка, как будто бы дрожь — беспрестанная дрожь проходит по ее телу раз, другой. Лилиан слышит слова. Они ей чужие. Она не знает этого языка и разбирает только напев. Этот язык звучит приятно, и легко ложатся на него звуки, но почему же так страшно? Почему же Лилиан так хочется вжать голову в плечи и никогда, никогда не слышать более этого языка? -Иль потере деле тенебре, иль потере деле инферно… — звучат те слова. Лилиан не знает, что говорит эта фея, но сомневается, что вообще хочет знать. Мерцание становится красным. Кажется, между пальцами Уриена и Морганы проскальзывает красноватый отблеск пламени, а может быть, тоже лишь мерцание? И снова дрожь. Теперь уже трясет графа Уриена. Его тело выгибается дугой, Лилиан зажимает рот руками. Она знает магию и то, что она видит — и есть магия, однако, чужая. Лечить можно травами и светом, компрессами и мольбой Авалону. Как лечить тем, что несет смерть? -Ле форзе манифестат дал фуосо…- Моргана продолжает. Кажется, ей это привычно. Ее тело больше не окутано мерцанием, больше нет дрожи, но есть что-то, чего не должно быть в реальном мире. Откуда такая темнота в комнате? Откуда этот холодок по полу… И шелест? Чужой шелест примешивается к голосу Морганы и этот шелест обращается в шепот, как будто бы скользит змея или шелк, и вдруг заговаривает: -Ио соно, Моргана! -Ио соно, Моргана, — повторяет за этим шепотом фея. -Что ты творишь…- вырывается у Лилиан, но шепот становится громче, он двоит комнату, делит голос Морганы, как будто бы она стоит во всех углах комнаты и от каждого раздается ее речь — теперь в этом языке нет больше красоты для слуха. Есть только страшные змеиные кольца, что складываются из слов, кольца эти выползают из горла. -Келла парте де ла вита, ше ми спетта! — Моргана говорит от каждого угла, от потолка и пола. Кажется, ее голос гремит, заполняя всю комнату, отражается от каждой поверхности и от каждого предмета. — Деви пасарре…а луи! Всё кончено. Утихает голос мгновенно. День снова пролезает в комнату и отступает всяческая темнота. Моргана разжимает пальцы, выпуская руку Уриена и Лилиан даже из своего угла видно, что ее рука блестит от пота. Моргана поворачивается. Ее качает. На лице — тень. Лилиан бросается к Уриену, стараясь не задеть Моргану, и замирает над телом графа, видя, как на ее глазах, без какого-либо преувеличения, а именно — на ее глазах, затягивается кожа и рана стягивает свои края, сворачиваясь, как лист бумаги. Он дышит. Его дыхание еще сбивчивое, но точно присутствует. Его жизнь дрожит и нуждается в восстановлении и отдыхе. Но она есть! Есть эта жизнь, бьется, и нет ей угрозы. Лилиан выдыхает — дальше дело легкое. Дальше просто: кроветворное зелье, умиротворяющий бальзам, сон, прогулка и обильное питье. -Спа…- Лилиан оборачивается к Моргане, чтобы сказать ей спасибо и спросить, что именно она сделала, но в комнате пусто и никакой предмет не выдает, что кто-то здесь вообще был. *** -Его излечила Моргана? — Мелеагант в веселом расположении духа. Он знает, что Уриену ничего не угрожает. Он уже осудил тех, кто не смог защитить от внезапной вылазки грабителей его друга, и даже отправил разгромные и карательные отряды на Тракт, напомнить, кого трогать нельзя. Это финальная разборка с Трактом. Те, кто не покорятся сегодня, будут сожжены — распоряжение отдано. Лилиан кивает. Она пришла в смятении, успокоила, прежде, Мелеаганта, что все в порядке, а потом, не удержалась и рассказала, что и как произошло. -Ну ты его восстановишь до конца, правда? — спрашивает король. Он улыбается. -Конечно! — Лилиан даже оскорбительно. Конечно, по сравнению с тем, что совершила Моргана, ее заслуги могут показаться смешными, но все же… -Ха, по факту она призналась ему в любви! — Мелеагант протягивает руку к Лилиан, — молодец, моя дорогая. -О какой любви…- Лилиан смущается. — Она поступила как целитель! Она не бросила пациента. Любовь здесь… -Для нормального человека — да, — соглашается король. — Если бы ты увидела раненого врага или друга, ты бы разбирать не стала, а стала бы лечить. Но мы говорим о Моргане, а эта женщина… кхм, поверь, Лилиан, она не станет лечить никого, если ей даже дорог этот человек. Получить от нее исцеление — это все равно, что получить признание в любви. -Ты спятил, — Лилиан морщится, — помочь — это здравая реакция на страдание. Ладно, оставим это. Извини, мне нужно дать Уриену умиротворяющий бальзам. Мелеагант не спорит и отпускает королеву, легонько коснувшись ее поцелуем. *** -Моргана исцелила? — Ланселот, заглянувший к Уриену, застал графа спящим. Лилиан, дежурившая подле, не смогла взять и не поделиться произошедшим. -Что, тоже скажешь, как и Мелеагант, что это ее признание в любви? — сварливо осведомилась Лилиан. -Ну…вообще-то, да, — признал Ланселот. — Ладно, послушай, я тебе расскажу, что такое Моргана. -Я знаю, что такое Моргана! — возразила королева, меняя компресс на теле графа Уриена. Конечно, фея сделала свою работу чисто, но нельзя было допустить расхождения раны или еще чего-нибудь. -Нет, не знаешь, — покачал головой рыцарь, — Моргана — это человек, которому проще добить, чем лечить. Понимаешь, она не целитель. Она никогда не была целителем. Конечно, чего-то она умеет, но действует больше силой… -Она действовала темной силой! — вспыхнула Лилиан, выдавая, что задело ее больше всего. — Темной силой дала ему жизнь! -Не ори, — попросил Ланселот. — Уриен еще слаб. Да. Она делает так, не умея делать по-другому. Я знаю Моргану, ох…уже двенадцатый год. Знаешь, сколько за это время она исцелила людей? Лилиан не ответила. -Одного, — кивнул рыцарь, подтверждая собственные мысли. — Одного. Меня. И то, я боюсь, что это из-за того, что ей нужно было, чтобы кто-то носил ее вещи. Ей проще было добить или дать монет, чтобы нашли нормального целителя. Она всегда говорила, что каждый должен заниматься своим делом. Целитель должен исцелять, а она не целитель… -Но она исцелила же… -Потому что не видела варианта. Есть моменты, когда нет выхода. Ты сама говоришь, что ты бы не смогла из-за того, что Уриен был ранен уже давно. Пока его довезли, пока вызвали тебя… -Я сказала, что я могла не справиться! — уязвление стало еще сильнее. Лилиан почувствовала, что краснеет. Никто прежде не покушался на ее целительское мастерство, а тут…нате! Моргана! — может быть, она еще и крестиком вышивать умеет? -Она не могла рисковать, — объяснил Ланселот. — Поверь, она не целитель. Знаешь, как бы тебе пояснить, что произошло… ну вот, представь, что тебе принесли коробку. А в коробке что-то очень ценное. Представила? -Ланселот, это глупости! — Лилиан устало опустилась в кресло подле Уриена. Как бы ей не было жаль, через полчаса нужно разбудить графа и дать ему воды — умиротворяющий бальзам коварен тем, что высушивает горло. -Коробку, — упрямо повторил Ланселот. — В коробке то, что тебе дорого. И вот коробка та запечатана на несколько слоев бумаги, завязана веревками… ты, чтобы достать то, что тебе дорого, начинаешь развязывать узел, потом снимать слой бумаги за слоем, потом медленно, боясь повредить содержимое, разрезаешь коробку. А она всю эту бумагу просто, считай, разодрала ножом. Вместе с коробкой. Достало то, что ей нужно и швырнула ненужное на пол. -Мне все равно, — Лилиан действительно стало легче, и она даже устыдилась. Самом деле, ну чего она взъелась? Спасла — молодец. У Лилиан дрожали руки, она потеряла драгоценное время… как бы она сама поступила на месте Морганы? -В итоге, — продолжал Ланселот, которого не обманывало «мне все равно». — Вы обе получили то. Что вам нужно. Послушай, Моргана не будет целительствовать, она даже не может запомнить, в какой последовательности ей пить ивовый настой. -Что7 — Лилиан поперхнулась. — Я же объяснила ей трижды! Его надо… -Вот, — назидательно поднял палец рыцарь, — а она путает. Благо, хотя бы с водой стала пить, а то раньше с винищем же хлебала. Лилиан задохнулась от возмущения, а Ланселот сообразил, что сказал что-то очень лишнее. -То есть, — смутился он, — она не целитель. Она не может лечить, она ненавидит лечить. И если она пошла на это, то Уриен — счастливчик. -Еще какой…- слабо прохрипел граф Уриен с кровати. Лилиан бросилась к нему, протянула стакан с водой, тот жадно принялся пить. Ланселот виновато взглянул на него: -Разбудили? -Ничего, — граф выдохнул, напившись, — все равно, устал я лежать! -Но тебе нужно! — напомнила Лилиан, с силой укладывая его обратно на подушки. Уриен скосил на нее глаза: -Ух ты…сама королева ходит за мною. И первый рыцарь королевства здесь. А где же король? Что, не придет навестить умирающего? -Уриен, чтоб тебя! — ланселот не удержался от смешка. А вот Лилиан посерьезнела: -Я тебе покажу умирающего! Я тебе такого умирающего покажу! Встанешь на ноги — я тебе… я тебя отправлю клумбы перекапывать! -Я вообще-то граф! — напомнил Уриен испуганно. -А я — королева! — в тон ему отозвалась Лилиан, — помирать он тут собрался! Ладно я, ладно мои усилия, но Моргана твоя… Она охнула, обернулась на Ланселота. -Это ты…зря, — честно ответил рыцарь. — Очень даже зря. -А что Моргана? — мгновенно насторожился Уриен, — она здесь? Она заходила? -Ну, она тебе жизнь спасла, — Лилиан поняла, что сегодня точно не ее день. — Она тебе раны заживила. -Она? — Уриен аж поперхнулся. — Моргана, которая Корнуэл? -Да, — кротко кивнула Лилиан, потупилась. -Которая советница Мелеаганта? — не мог поверить Мори. -Угу. -Та, которая забрала мое сердце в глубины ада, имя которому «я никогда не буду твоей»? -К слову, об этом, — кашлянул Ланселот, обращая на себя внимание, — как человек, который знает Моргану дольше всех, я, со всей ответственностью заявляю, что ты не совсем правильно оцениваешь ситуацию. Уриен поманил Ланселота к себе. -Ну-ка, птенчик благородный, спой мне эту интересную песенку. -Они просто считают, что если Моргана спасает человека заклинанием, это значит, что он ей дорог и она его любит! — сдала с потрохами Лилиан. Уриен заинтересованно взглянул на нее, собрался с силами и устроился удобнее на подушках: -Продолжа-ай, — попросил он совсем уже окрепшим тоном. *** Моргана скользнула под покрывалом ночи в комнату, где оставили Уриена. Она знала, что он в порядке, но не могла спать и есть, пока не убедится в этом. Пойти к нему днем не могла. И без этого Лилиан уже стала свидетелем того, как Моргана спасает, как она целительствует, а фея никогда не умела и всегда ненавидела применять целебную магию. От нее больно. От нее мутит. От нее страшно и потом качает так, словно по волнам бросает хлипкую посудину. Разумно было бы послать служанку. Разумно было бы зайти к Мелеаганту — тот наверняка поделился бы информацией, но она не могла удержаться и пошла сама. Двери для нее были препятствием: у Морганы были ключи от всех дверей и она, тихонько скрываясь в полумраке, скользнула тенью в комнату, прокралась к постели, убедилась, что граф Уриен крепко и мирно спит, ровно дышит, поправила ему одеяло и… -Переживаешь? — пальцы больного неожиданно сильно обхватили ее запястье. Моргана ойкнула, дернулась, но тут же и вторая ее рука попала в плен к графу, который, зашипев от боли, все-таки поднялся на подушках, чтобы удержать ее. -Какого черта? — осведомилась Моргана, вырывая запястья. -А ты какого черта? — усмехнулся Уриен. Все происходило в полумраке, но фея ясно представила, как он усмехается. — Ходишь ночью по комнатам, приближаешься ко всяким мужчинам…вдруг ты с дурными намерениями? -Идиот! — отреагировала фея, но ночь скрыла ее улыбку. -Имею право! Я слаб и болен. Я нуждаюсь в утешении…- Уриен опустился на постель. Ему было больно, но он меньше всего желал, чтобы Моргана увидела его боль. Ведь боль — это слабость. Если тебе больно — терпи, не смей жаловаться. Особенно той, которую так давно и так безнадежно любишь. -Не обольщайся, — предупредила Моргана, — я тебя спасла, чтоб самой убить! Достал ты меня, граф, веришь? -А вот не верю, — ровно отозвался он. — Хотела бы убить — убила. Хотя… ты и без того убиваешь. Ты мне нож в сердце. -Смотри, могу ведь и в печень, — обозлилась Моргана. -Я тебя люблю. -Ты заблуждаешься. -Это ты заблуждаешься, — устало выдохнул Уриен и добавил, — дура! -Это я дура? — Моргана легонько ударила ладонью по руке графа, — да ты подлец! Я его тут спасаю, жертвую своим честным именем жестокой и беспощадной… -Дуры, — завершил граф. — Моргана, ты любишь меня. Не отрицай, я чувствую, что ты хочешь это сделать. И я люблю тебя. Так какой дурой надо быть, чтобы сейчас, когда нет вообще никаких препятствий, ты не позволяешь мне быть с тобой? -Ты не понимаешь, что я такое, — теперь ночь была ангелом Морганы, ведь если бы Уриен увидел лицо феи, он с удивлением увидел бы на нем слезы. -Я понимаю, не идиот, — возразил граф. — У меня нервы крепкие. Я друг Мелеаганта. А ты не представляешь, что он такое. -Я убивала, калечила, лгала, продавала и предавала. Я чудовище. Таких, как я, нельзя любить. То, что позволено правителю, не позволено женщине. Женщина — она должна быть слабее, мягче. А я… -Выживала. -Не всегда. Мне нравилось быть сильнее. Мне и сейчас нравится. -Поэтому ты позволяешь Ланселоту заботиться о себе? — тихо спросил Уриен. — Это не вопрос ревности, это вопрос логики. Если бы тебе нравилось и сейчас быть сильной, ты бы не позволяла бы ему указывать. Но я с ним тоже общаюсь, и знаю, как тебе плохо. Ты боишься. -Ты разочаруешься во мне… -Моргана, дьявол тебя раздери! Какое может быть разочарование? -Я не умею вышивать, например, — Моргана задыхалась от тихих слез, бегущих, против воли, по щекам. -Бе-едная, — издевательски протянул Уриен, — как же тебя земля-то носит? -Я не смогу родить тебе сына или дочь, — Моргана сжала зубы, боясь, что рыдания сорвутся. -У меня уже есть сын. Ты назвала Мордреда своим сыном, хотя в нем от тебя нет ничего…ну, только то, что его имя начинается с той же буквы, что и твое. Но ты назвала его своим сыном. А я называю его своим. -Я не буду хорошей женой, — Моргана чувствовала, что все ее аргументы разбиваются и слабеют. -А я никогда не искал хорошую, — хмыкнул Уриен, — я искал любимую. Послушай, я знаю, что ты жестока в словах, что ты бываешь самовлюбленной и даже злой, что ты, в конце концов…изломанная жизнью. Но это все делает тебя той, кого я… -Я люблю тебя, — оборвала Моргана, и Уриен решил, что ему показалось. -Что? — изменившимся, дрогнувшим голосом переспросил он. -Я не повторю, — сразу предупредила фея. — И вообще, если ты скажешь, что я тебя спасла — я вырву тебе язык, сверну его в трубочку и забью в пасть. Моргана круто повернулась — Уриен слышал ее юбки, лежал с улыбкой. Она могла угрожать, но она сказала даже больше, чем он рассчитывал услышать. -Моргана! — вдруг вспомнил граф, когда фея уже потянула на себя дверь. -Что еще? — недовольно спросила она, горя от стыда и смущения. -Спокойной ночи, — Уриен накрылся одеялом и улыбнулся, глядя в ночь. -Не вздумай помереть, — ответно слюбезничала Моргана и дверь за нею закрылась.