Болезнь Морганы

Так как Моргана при первых признаках своей болезни ничем не отличалась от себя обычной, то и заметить ранние симптомы, а значит и подцепить заразу, вытравить из ее юного тела, было невозможно. Гайя, конечно, отрицала еще на словах тот факт, что Моргана стала для нее существом близким, и может быть, даже единственно родным, но все, у кого имелись глаза, уши и рассудок, понимали, что девочка, прибившаяся к ее трактиру, поселилась не только в комнатке наверху, но и в сердце жестокой римлянки. Реакция на это обстоятельство была самой разной: -Может мягче станет, — предполагали из одного угла вечно живого трактира. -А то и в долг давать станет! — добавляли оттуда же мечтательно. У Гайи были свои принципы и первый из них: нет денег — пошел вон, есть деньги — добро пожаловать. -Размякла Гайя, — комментировали хрипло из другого угла. В этом тоже была своя правда — содержать логово на Тракте, где обитали и наемники, и нищие и всякий сброд было делом опасным. При этом нужно было следить, чтобы члены одной банды не вступали в конфликт с другим объединением, а вино и ужины прямо способствовали новым и новым ссорам. Хуже было только если одна из трактирных девок, которую по праву «закрепляли» за одной бандой, вдруг оказывалась в постели ее противника. Трактир не был простым убежищем. Это было настоящее логово со своими законами, правилами, управлением, системой подчинения и уплаты. Управлять всей этой громадиной можно только одним способом — напряженным раздумьем, четко взвешивая каждый свой шаг, каждое слово. У Гайи не было детей. Она их не любила…или, быть может, эта железная женщина убедила себя в этом, когда после некоторых происшествий в своей жизни не смогла выносить своего и иметь детей когда-либо еще? Сердце Гайи было черствым — она всегда сама так говорила: -Я железная. Я не знаю жалости. Я соблюдаю порядок. Когда же к ее трактиру выползла откуда-то из леса девочка — совсем юная, изможденная, измотанная, голодная, Гайя решила, что погибнуть ребенку не даст, накормит, отведет на кухню, а через пару лет выведет в зал к клиентам. Но потом она взглянула в ее глаза, и что-то непривычно защемило в сердце римлянки — может быть, это разжимались железные обручи черствого сердца? Моргана сала для Гайи чем-то большим, чем просто бродяжка. Она помогала ей управлять, несмотря на юный возраст, обладала острым словом, имела склонность к языкам и истории, любила поразмышлять и почитать. -Она очень умная! — в восторге рассказывала Гайя за кружкой крепкого эля своим клиентам, пока Моргана сновала между столами, торопливо разнося кувшины и чашки с медовухой, элем, картофелем…- Она знает много…читает! Впервые Гайя могла гордиться чем-то светлым. Моргана владела магией, Гайя должна была испугаться, но не испугалась: она предполагала это за Морганой, за ее глазами. У детей не могло быть такого взгляда, таких глаз. Слишком много боли. Слишком много ненависти и серьезности. Слишком много бесов. -Откуда ты, девочка моя? — спрашивала Гайя, подливая Моргане теплого молока. Она стала звать девочку с собою завтракать, обедать и ужинать, старалась не нагружать работой, позволяя ей свободу действий. Гайя даже подумывала, что когда придет пора уходить на покой и придется передавать Трактир… Моргана подняла на нее взгляд — опять этот тяжелый, измученный взгляд, снова — круги под глазами и бледное, даже сероватое лицо. -Из леса, — ответила она и коснулась кружки рукой, дрогнула, когда молок оказалось теплым. -А в лесу ты как оказалась? — этот разговор был частым на разные лады. Гайя пыталась выяснить хоть что-то о своей любимице, но натыкалась на стену глухоты. Ей хотелось царапать эту стены когтями, грызть зубами, но пробиться, достучаться до ее маленькой девочки! -Пришла в него, — отзывалась Моргана равнодушно. -А шла ты откуда? — Гайя пыталась сохранить самообладание, но когда тебе в лицо так сидят и отвечают, а ты привыкла к уважению и почитанию — это тяжело. -Издалека. Вот на этом моменте обрывалась всякая надежда на ответ. Иногда Гайя спрашивала открыто: -Кто были твои родители? -У меня нет родителей, — отвечала Моргана и лицо ее искажалось от сдерживаемой боли. -Но у тебя же есть родовое имя! Даже я — Гайя, бывшая служанка господина Антония. Значит, я — Гайя Антония. А ты? -Я — Моргана, — отвечало невыносимо измученное создание. -А по родителям? -У меня их нет. И снова стена глухоты. Гайя видела, что у Морганы есть манеры и какое-никакое, но образование, которое могло быть заложено только в знатной семье. Но сколько бы Гайя не отправляла по земле бриттов своих людей — не ищет ли кто дочери? Не знает ли кто Морганы? — ничего не было… Хотя, нет. Однажды было. К Трактиру, в обеденный час, когда сонные мухи ползли по стеклу, а все клиенты и трактирные девки расползлись кто по спальням, кто по делам, Гайя считала свои запасы во дворе — делала она это всегда лично, опасаясь нечистых рук, когда к трактиру подъехал всадник. Гайя обернулась на него только тогда, когда Всадник походил уже к трактиру, спешившись… Гайя отшвырнула в сторону пергамент, наспех вытерла руки и спросила: -Чего почтенный господин желает? Почтенный господин выглядел странно — он казался стариком, но глаза его были слишком уж молоды для старика. Волосы вроде бы длинные, с проседью, а все ж таки, довольно мягкие, ухоженные. Одет он был в какую-то хламиду странника…путника? Опирался на узловатую палку с раздвоенным концом. -Это вы спрашивали о девочке? — вопросом на вопрос начал путник. У Гайи зашумело в голове. Подумалось ей. Что этот человек непременно отнимет ее Моргану и увезет в дальние края… -Тебе что нужно, старик? — грубо отозвалась Гайя. — Какая девочка? -Зовут Моргана, — спокойно отозвался гость, — но могла выбрать и любое имя. Ей около четырнадцати лет, она должна быть худа, болезненна, умна не по годам и у нее есть магическая сила. вы спрашивали о ней по всем землям. Стало быть — Она у вас? -С чего это? — Гайя прикинула, что говорить правду не стоит, нужно изображать дурочку, — вы неправильно поняли, гость! Я искала себе такую помощницу. -Вы называли ее имя, — нахмурился гость, но глаза его лукаво поблескивали, как будто бы он знал все наперед и видел насквозь и Гайю, и ее мысли и весь Тракт. -А мне просто нравится это имя, я где-то его слышала и хотела найти именно такую помощницу, — Гайя понимала, что ни один человек в здравом уме не поверит ей, но она надеялась, что ее гость как раз не в здравом. -О, я понял! — гость кивнул, понимающе растянул губы в улыбке, — только знайте, если встретите такую… его величество — король Утер Пендрагон щедро одарит за любые сведения о ней. -Ой. Как жалко-то! — Гайя пригорюнилась, — мне бы деньжат…крыша у трактира прохудилась, заливает… -Имейте в виду, — гость усмехнулся, — что и сама девочка может погубить себя. Она не знает своей силы. Не дожидаясь реакции Гайи, странный всадник повернул прочь, вскоре уже вскочил в седло так легко, как будто ему было двадцать, и полон был он сил, и лошадь понесла его прочь. Гайя стояла, глядя на дорогу, запыленную, когда за ее спиной раздался голос: -Что ему было нужно? Гайя обернулась и увидела Моргану. Только вот это была уже больше не девочка — робкая и голодная, это была изможденная, с горящим взглядом девушка, которая, казалось, готова была стереть в порошок всех, включая Гайю. -Он искал тебя, девочка, — тихо прошелестела женщина, — но я не выдам тебя…не бойся. Моргана как-то даже изменилась на глазах. Вот только что стояла перед Гайей королева льда и темноты, которая готова была сжечь всех одним взглядом и вот уже — ссутулилась, растеряла всю свою королевскую стать и стала какой-то живою и хрупкою. Затравленный взгляд… Почему-то Гайе вспомнился маленький олененок в лесах Авентина, убитый ее господином Антонием. Он также смотрел, пятясь, испуганно глядя на подступающих к нему людей, а позади — мертвая олениха. И бежать ему было некуда, а он понимал, что сама смерть подкрадывается к нему. Гайя не владела собою. Железной рукой, что отвешивала затрещины отребью с Тракта, она прижала девочку к себе и та испуганно дернулась вначале, а потом затихла, уткнулась в Гайю и всхлипнула, будто бы разучилась уже рыдать, но хотела вспомнить, каково это лить слёзы? Нельзя сказать, что с того момента они прямо отчетливо сблизились. Моргана, может быть, пыталась как-то стать ласковее, но что-то, сваленное на нее, непосильно гнуло к земле. Она не огрызалась, но отмалчивалась. А еще заболела. Впрочем, Гайя упустила этот момент — сложно было следить за девочкой, которая тенью ходит по дому, за Трактом и своим логовом. Когда же Гайя спохватилась, то вдруг поняла, что Моргана совсем осунулась… -Ты больна? — испугалась римлянка. -Нормально, — отмахнулась привычно Моргана, но Гайя прижала ладонь к ее лбу и охнула — Моргану лихорадило от жара. Тотчас же было послано за лекарем, а девочка уложена руками самой Гайи в постель, где ее белое лицо казалось еще белее из-за того, что утопала Моргана на серых, выцветших от времени покрывалах. Ее трясло от холода, но одновременно и воротило от духоты. Ее почти сметало с постели, крупные градины пота катились по лбу, иногда она проваливалась в забытье, как будто бы сдавшись окончательно в своей маскировке. Лекарь задумчиво осмотрел Моргану, стараясь не замечать висевшей над его душой Гайи, затем размешал какое-то питье, влил Моргане первую порцию и разъяснил, как следует давать остальное. -Когда она поправится? — спросила Гайя, стараясь не смотреть на бледную свою девочку. -Если не помрет к утру, то скоро, — лекарь равнодушно пожал плечами. Гайя надавала ему пощечин за такие слова, не сдерживаясь, а после, не взвешивая даже своей силы, не глядя, схватила горсть серебряных монет, швырнула ему за воротник и спустила с лестницы… Всю ночь, оставив сон и службу в трактире — незыблемый свой пост, Гайя, забыв обо всем, провела у постели Морганы. Ей то становилось лучше и она проваливалась в сон. То, напротив, хуже. И она начинала метаться. Гайя меняла компрессы на ее лбу, вливала питье и не желала видеть никого из тех, кто приходил к ней. -Гайя, там Манвар спрашивает тебя, спустись. -К черту Манвара. -Гайя, там девицы не поделили клиента… -К черту их всех. Гайя не думала ни о прибыли, ни о порядке. Она вглядывалась в белое как смерть лицо Морганы, неровное в отблесках свечного пламени и вспоминала отрывочные молитвы со времен своего римского пути. -Великая Салюс, я не сильна в молитвах, я не сильна… дай же ей защиту, дай защиту эту ребенку, бери лучше мою душу, но дай ей жизни, дай ей здоровья. За что она страдает? — Гайя сама не знала, что шепчет, не замечала нервной дрожи в голосе своем. Лишь повторяла и повторяла… -Протеже, пренди меглио ла миа карне… Моргана дернулась как-то особенно сильно и вдруг затихла. Гайя тоже умолкла на полуслове, прислушалась — дыхание девочки выровнялось, стало спокойным, а затем вдруг Моргана, погрузившись из лихорадочного метания в сон, отчетливо прошептала: -Мама… -Целестис Патер…- Гайя осторожно ощупала лоб Морганы и выдохнула, почувствовав, что лоб стал холодным — жар отступил. -Это не мой отец… Гайя даже вздрогнула. Она заметила, как в отблесках свечи лицо Морганы исказилось. Что-то ей такое снилось, явно неприятное и мерзкое. Она сжимала зубы, хмурилась и лицо ее из того, пограничного состояния между юностью и детскостью становилось жестоким, искажалось… Гайя поднялась с постели Морганы, плотнее укутала ее одеялом — так справлялись с ночной бессонницей римлянки, укутывая покрывалами своих мужей или детей, когда к ним приходили дурные сновидения. Моргана немного дернулась опять, но вскоре затихла и, похоже, провалилась в сон. Постаревшая за одну ночь лет на пять Гайя вышла из ее комнаты, шатаясь, как от хмельного угара. Не различая лиц своих трактирных девок и клиентов, добрела до стойки, где выпила залпом, не реагируя на выкрики в свою сторону, два стакана терпкого вина залпом. Утром Моргана уже была в сознании. Она вяло поковыряла кашу, которую ей принесла Гайя, и спросила: -Ты много потратила на меня денег? От этого лекаря и…прочая? -Это неважно, — отмахнулась Гайя, — ешь, не выходи сегодня еще. Лежи. -Кто-то был возле меня? — Моргана, снова не по-детски серьезная, подняла глаза на Гайю. Римлянка с тоскою увидела в глубине ее взора демонически злобный блеск. -Никто возле тебя не сидел, — солгала женщина. — и не входил. -Значит, приснилось, — Моргана ткнулась в чашку. -Приснилось, — подтвердила Гайя… Моргана встала на следующий день. Обе они вели себя так, как будто ничего не было, никакой болезни и никакой тревоги. Так — девица, прибившаяся к трактиру и жестокая управляющая этого трактира. Но обе знали, читали без труда во взглядах друг друга, что это не так. И даже когда Моргана стала пропадать из трактира и общаться с тем отребьем, что обитало в нем и проходило, она не смогла забыть той тревоги в глазах чужого, по факту, человека, за нее, Моргану. И того обстоятельства, что Гайя ее так и не выдала Мерлину. Да и Гайя, глядя на то, что Моргана все время исчезает и появляется, то вдруг выпивает с кем-то из клиентов, то вдруг возвращается в полной растрепанности, так и не смогла забыть той девочки, которая ночью пыталась дозваться до матери… Гайя не знала точно, жива ли мать Морганы, но как же она ее ненавидела! За смерть, если та умерла и оставила дочь. За жизнь, если та просто бросила Моргану. Гайе знакомо было чувство ненависти куда лучше, чем чувство иного толка. А тракт уже вел свою игру. В скором времени и не осталось ничего и от Гайи, и от трактира… и девочка, убегая от солдат земли де Горр и дома Мори, что разносили в клочья сброд Тракта, выбежала прямо из каких-то кустов к юнцу, который стал ей другом, опорой и защитой. Впрочем, и она для него стала не меньшей опорой и защитой…