Травница

Запевают ветра холодные песни, складывают напевы свои и дожди, непогода налетает на всю Британию, от Камелота до земли де Горр, от графства Монтгомери до герцогства Кармелида, тревожное время, серое время… Как приятно сидеть в это время в королевском замке! Этот замок остался для Лилиан чужим, но она все равно пытается называть его домом. Своим домом. Она королева в нем, так говорят и слуги, и ее муж — принц де Горр, король Камелота, но все же, чувствует ли Лилиан себя на свое месте? Ей непривычно складывать волосы в тяжелые неудобные прически, и она все еще носит их простой копной, и чувствует — женщины придворные не одобряют этого. Они молчат, конечно, кто посмеет оскорбить королеву? — но Лилиан знает, что все равно они не одобряют этого и почему-то ей никак нельзя на это наплевать сердцем. Лилиан находится рядом со своим мужем, у нее есть дети, есть возможность заниматься травами, но все равно на душе холодно. Мелеагант король, у него есть дела и Лилиан, чтобы не казаться ему грустной, не спешит раскрывать ему своих тревог и одиночества. Среди придворных женщин у нее подруг нет, есть лишь те, кто льстят — фальшиво и гадко, сладко поет и глазами выдает неодобрение и даже какую-то презрительную явственность. Лилиан не носит корсетов. Все платья ее свободные, за исключением тех, которые она надевает в самых редких, действительно нужных случаях. На том, что она носит каждый день, ее же рукой выведено искусное шитье: в основном листья, узоры из дубовых ветвей и звери. Мелеагант не возражает, он вообще не считает нужным пытаться перекроить Лилиан под лад двора, в противном случае король и принц всегда мог бы жениться на другой женщине, а выбрав же Лилиан, Мелеагант знал, что она не покорится под уклад, который ей чужд. По этой причине Мелеагант не заставляет ее носить корону и тяжелые королевские украшения. Королеву легко можно было бы спутать со служанкой — платье без выделки, простоволосая, легкая, смущается от почестей и поклонов… Однажды, когда просительница упала перед нею на колени, бросилась сама ее поднимать. Слыхано ли? Народ любит Лилиан. Придворные мужчины спокойно относятся к ней, отмечая то, что Лилиан тенью всегда за Мелеагантом, не лезет в дела королевства, в политику и больше помогает народу, раздавая хлеб и лекарства беднякам, проезжая по площадям. Придворные дамы Лилиан недолюбливают, поражаясь тому, что безродная травница стала принцессой и королевой, но осталась дикаркой. Лилиан забывается в работе. Она вяжет, шьет, читает, собирает лекарства и готовит их для городских жителей и крестьян, сама разливает горячие супы по праздникам, раздает хлеб, принимает прошения, воспитывает детей и учит их… -Когда ты все успеваешь? — недоуменно спрашивает Моргана в какой-то очередной раз. Лилиан улыбается. Моргана неотлучна при дворе. Сводная сестра умершего Артура, она остается советницей короля Мелеаганта, женой графа Уриена Мори, подругой Ланселота и опорой двора. Лилиан настороженно относилась к ней долгое время и даже сейчас иногда нет-нет и глянет с подозрением, но все-таки отношения между ними стали почти что дружественными. Моргане тоже одиноко. И холодно. -Тебе ли спрашивать? — улыбается Лилиан, размешивая ивовый настой для лучших сновидений. — На тебе совет, все архивы, городское переустройство, дипломатия… -Должна признать, что при твоем муже легче, чем при моем брате, — Моргана поджимает губы, она пыталась пошутить, но шутка неожиданно ранила ее больнее. Вспомнился Артур — такой слабый, но такой нужный. Если бы она, Моргана, была бы снисходительнее, может быть, из него и вышло бы что-нибудь? Может быть… Отмахнуться. Моргана должна отмахнуться от этих мыслей. У нее есть Уриен. Она его любит. Артур уже мертв. Навсегда мертв. -Мелеагант очень ценит твою поддержку, а жители Камелота тебе благодарны, — замечает Лилиан, помешивая деревянной ложкою тяжелый варный дух из листьев ивы и коры. Запах висит плотным облаком — тягучий, пряный. Нужно добавить мяты и немного ромашки, где-то у нее были коренья. Вот так! Размягчить мяту, чуть-чуть щепотку смешно свернутых в трубочки листьев и те уже раскрываются в кипящей воде, пряный аромат окрашивается свежестью. Ромашку — соцветия ей не нужны, только пара корешков, в них вся сила — раздавить ножом, в котел, размешать деревянной ложкой — раз-два… и к свежему пряному аромату примешивается легкая горечь уюта. -Особенно придворные дамы, — Моргана смеется, принюхивается к котлу с интересом, ей где-то это знакомо, наверное. Она всегда больше полагалась на магию другого уровня, в теории и зельях, в том, что следует из усидчивости, ей тяжело разбираться. Но что-то знакомое есть в этом запахе, приятное… Придворные дамы также не любят Моргану. Даже больше, чем Лилиан. Ее не любили еще при Артуре, пытались строить козни, наивные. Моргана только шла напролом, плевала на этикет, на вид, положение; ругалась, пила, творила, что хотела и тоже, даже будучи принцессой Камелота, как сводная сестра Артура, не носила короны. Собственно, ничего не изменилось. Мелеагант не отнял ее титулов, он знал, что ей плевать. А Моргана осталась в привычках прежней, одевалась и вела себя так, как хотела. И ей тоже не возражали — боялись. Моргана не Лилиан, сразу может устроить все, что угодно. Смирение и равнодушие ей незнакомы. Она вспыльчива. -Они и меня ненавидят, — замечает Лилиан, извлекая из ящичка маленький флакончик из стекла с деревянной пробкой. Пробка пахнет виноградным деревом, что питалось солнцем. Она мягкая, податливая, но устойчива. -Они тебе завидуют, — не соглашается Моргана, как зачарованная наблюдая за тем, как Лилиан разливает тягучий золотистый вар, словно бы медовый, в эту стеклянную бутылочку, как мерно взбалтывает ее, чтобы легкая россыпь мелких кусочков от корешков осела на самое дно, а золотисто-янтарная тягучая жидкость легла красивой змеиной полосой в бутылочке. -Мне нет до них дела, — Лилиан слегка обжигает пальцы, стекло быстро нагревается, она спешно опускает колбочку на стол, дует на кончики пальцев, затем принимается разливать ивовый напиток дальше. Моргана наблюдает, есть в этом что-то магическое: деревянная ложка с тяжелыми каплями медового настоя. Колба маленькая, колба больше, еще больше… Лилиан извлекает самый большой флакон, отличается от прежних он только размером — та же виноградная, напитанная солнцем и деревом мягкая пробка, только вот отвар уже остыл. Лилиан выливает остатки, мерно взбалтывает, снова оседает мелкая россыпь травинок на дно, змеиная полоса настоя тягуче и красиво укладывается внутри. -А вот это тебе, — Лилиан протягивает флакон Моргане, она растерянно берет его, разглядывает. -Эм…спасибо, а что это? — Моргана явно не знает, как реагировать. Она не любит показывать того, что не знает чего-то, но что ей делать сейчас? Только сдаваться. -Ивовый отвар с ромашкой и мятой, — Лилиан отвечает спокойно, но уголки ее губ дрожат, она не выдерживает и добавляет, — от бессонницы. Моргана даже дергается от неожиданности. Она всеми силами пытается скрыть факт продолжающейся бессонницы и кошмаров ото всех. Ну, от Уриена уже не скрыть почти, остается только по пробуждению мирно лежать на постели, пытаясь унять бешенство сердцебиения, но от других… -Такое не проходит просто так и вдруг, — Лилиан вздыхает, — не бойся, бери. Это редкая партия, затратная по времени и мало кому нужная, я сварила впрок, на всякий случай, но в основном из-за тебя. -Почему? — Моргана дрожит сама. Она не понимает, ведь Лилиан никогда не выказывала к ней настолько теплых чувств. Так почему эта забота? -А как иначе? — Лилиан даже удивлена, — я целитель. То, что ты делаешь или делала — это на твоей совести и только, тебе отвечать перед Авалоном, но сейчас ты жива. Я не ободряю многих твоих деяний, но ты советница Камелота, незаменимая даже советница. Я целитель, не судья. Задача целителя — исцелять, а если это невозможно — снимать боль, как хватит сил. Моргана во все глаза смотрит на Лилиан, пытаясь решить что-то для себя самой. -Значит так, — Лилиан даже в тоне не меняется, — принимать за полчаса до сна, по семь капель на стакан воды. Моргана, воды — это важно. Никакого эля, медовухи, вина или что ты там пьешь! Разводить именно с водой. Моргана кивает, но Лилиан про себя делает отметку, что надо будет зайти к ней вечером и убедиться, а то мало ли. -Спасибо, — изменившимся и каким-то очень тихим голосом благодарит Моргана. к ивовому настою она относится скептически, но сам факт того, что о ней, без ее даже просьбы, позаботились, странно касается глубин души. Лилиан кивает и склоняется над своей огромной книгой рецептов, что-то записывая туда спешно и быстро. Пряди волос падают на ее лицо, скрывая смущение травницы. Спиной она чувствует, что Моргана прежде, чем уйти, еще что-то пытается сказать, но не находит слов, а потому выходит — быстро и резко… Лилиан распрямляется, вытирает пот со лба и замечает, что солнце уже высоко в небе. Она может не любить Моргану, но не может не признать за нею много заслуг, и не может не пожалеть ее. Дни сменяют один другой, жизнь идет своим чередом, непогода терзает небо и землю, ветра дуют в замке. Холодно. Кипят котлы, поднимается пар прямо в кабинете Лилиан. Так можно согреться. Трещат сухие поленья огнем, даруя аромат леса, висят в комнате облаком и другие ароматы: лесной орех, мускат, ромашка, крапива, розовая вода, лимонный лист… все это образует своеобразную гармонию запахов. Так странно — творец стоит перед своим котлом, создает новые и новые рецепты, повторяет и совершенствует старые и расплываются облачка пара, и плывут запахи и дурманы и котел меняет цвет своего содержимого: от прозрачного вскипает до черноты, от черноты, охлаждаясь, леденеет синевой, а от синевы вдруг, алеет. Это целый мир из красок, запахов и пара, непонятный чужому, случайному взгляду, но Лилиан прекрасно ориентируется в плетении букв своих рецептов, не теряется во флакончиках и бутылках — ей это все знакомое, ей это все — родная стихия. Она отбивает упрямые корешки от тугих стеблей камыша, и те, беззащитно покоряются ее рукам, мельчит в ступке золотистую пшеницу и пыльцу с ирисов, режет вываренную крапиву и репей, что-то перемешивает снова и вновь, разбавляет водой, обжигается… Ланселот наблюдает за ней с интересом. Он сидит на том месте, где еще недавно сидела Моргана и ждет, когда Лилиан выдаст ему нужное зелье. Рыцарь не сомневается, что травница, его названая сестра может решить любую проблему и справиться с любой бедою. Он тревожится за Гвиневру, но верит, что у Лилиан есть средство, которое поможет ей оправиться после смерти отца. Со своей стороны Ланселот окружает ее любовью и вниманием, ему не привыкать, но Гвиневра как будто бы угасает… -Не переживай, — Лилиан замечает его тень на лице, — успокойся, она сильная. И ты сильный. Я просто дам ей вот это… Под рукою у Ланселота флакон с нежно-перламутровой розоватой жидкостью, еще горячий. Чудно! Только что это были какие-то травы и пшеница, а уже — нежная жидкость. -Это поможет, — уверенно говорит Лилиан, — три капли в еду, два раза в день — утром и вечером. Запомнишь? Ланселот усмехается помимо воли — конечно, запомнит. -И, — Лилиан задумывается, достает с полки флакончик из темного стекла, ополовиненный уже, замутненный, — вот это. Один раз в день, в воду. -А что это? — спрашивает Ланселот, разглядывая флакончик. -Первое от печали, успокаивающее, второе для прихода сил, — Лилиан возвращается к котлу, готовит что-то дальше. — Все будет хорошо. Ланселот наблюдает за нею. Она и изменилась, и прежняя. С одной стороны — также работает, также готова помочь, не задавая вопросов, с другой — разве эта та Лилиан? Та Лилиан, которая доверчиво смотрела на мир, которая мечтала исцелить всех людей на свете? Это Лилиан, но уже какая-то более серьезная, слишком уж мудрая. Слишком спокойная. -Ты изменилась, — Ланселот не выдерживает, — очень изменилась. Лилиан на мгновение замирает у своего котла, затем медленно разворачивается к нему, откладывая в сторону коренья. Ее платье слегка забрызгано какой-то янтарной жидкостью, и водою, соком травы… -Ты тоже, — замечает она, — ты тоже очень изменился, Ланселот. Я помню мальчика, что хотел быть рыцарем, юношу, что влюблялся на каждом шагу, а теперь ты мужчина. Ты рыцарь, с титулом… серьезный, с мрачным чувством юмора. -А ты королева… заботишься о ближних, о дальних — обо всех. Ты мечтала жить целителем, где-нибудь в лесах. -А ты мечтал найти славу, — Лилиан оглядывается, обводит рукою кабинет, — это мой лес, я целитель. Мой лес — это стены… -А моя слава — это противоречивая вещь, — неожиданно признается Ланселот, — любовник королевы Гвиневры, друг феи Морганы, рыцарь короля Артура, рыцарь короля Мелеаганта. Другие скажут, что я не имею чести, если так легко меняю королей. -Иные скажут, что я предала себя и свою природу, — вторит Лилиан. Они снова думают почти в унисон. Недаром — названые брат и сестра. -Ошибутся, — уверенно молвит Ланселот. — Я счастлив. -Ошибутся, — вторит Лилиан. — Мне не о чем жалеть. И снова кружатся дни. Меняются запахи и содержимое котлов. Меняются просители, гости, визитеры этого кабинета. И все-таки остается что-то в нем неизменным! Что-то, чего нельзя уловить взглядом или слухом, лишь чем-то более тонким и незримым. -Лилиан, а есть такое средство, которое выпиваешь и становишься умным? — Уриен сидит в кресле, прикрыв лицо руками, он расстроен. -Не думаю, — серьезно отвечает Лилиан. Она молчит, знает, в чем причина. Моргана и Мелеагант образованы лучше, чем Уриен, несмотря на то, что обучение Морганы всегда было более отрывочным, самостоятельным. Уриен хочет быть равным для своей Морганы, но у него выходит дурно и нелепо. Он не идиот, нет, просто эти двое как-то думают иначе. Уриену плохо от этого. Граф теряет уверенность в себе, когда Моргана выдает что-то, что Мори не знает. При этом, Мори не замечает, как много вещей, которые знает он и не знает Моргана. ему кажется, что он проигрывает ей, что он все время должен развиваться для нее, иначе она исчезнет из его жизни. Лилиан откладывает коренья, садится к графу, достает из-за цели между тумбочкой и стеной кувшин с вином и разливает его на два кубка. Один пододвигает Уриену, тот смотрит на нее во все глаза… -А что? — удивляется Лилиан, — я целитель тел и душ. Знаешь, что я тебе скажу, Уриен, Моргане с тобой повезло! И снова тянутся дни. Тени прыгают по ее кабинету, заглядывают желтыми слепыми в мире живых глазами в ее карие глаза… -Нет, — возмущается Лилиан, — вы итак вчера целый пирог утянули! -Мурьк! — возражает Тень, удобно устраиваясь у ножек стола, другая же Тень дергает Лилиан за полу платья. Этот «Мурьк» можно толковать как: «это не мы!» -А кто тогда, если не вы? — возмущается Лилиан и слегка замахивается пропахшим осиновой корой полотенцем на Тень, что дергает ее за платья. -Мурьк, — грустно отзывается Тень из-под стола, пока другая отбегает от Лилиан подальше, а третья пытается заглянуть в котел. И это можно толковать как «без понятия, госпожа Лилиан, нас не известили». -Ага, — Лилиан закрывает крышкой котел, чтобы Тень не обожглась, и Тень обиженно моргает, как ребенок, у которого отняли игрушку, — обожжешься! Стало быть, не вы… а кто стащил не знаете? Ну-ну. И предположений нет? -Мурьк? — Тень под столом подает голос. — Ерлид… Тени пытаются обучаться. Они слышат, кого чаще всего ругают или хвалят в замке и ловят слова, как умеют. -Кармелид уже мертв, — Лилиан щурит глаза, замечает четвертую Тень, которая пытается облизать кувшин из-под вина, — кыш, тебе нельзя! Тень ныряет под стол, по пути зацепив лапкой-ручкой кувшин и навернув его со стола. -Мурьк! — хором вздыхают Тени, жалея разбитый кувшин. -Так что с пирогом? — продолжает Лилиан. — Кто стащил? Так, кто стащил и честно признается, получит…пирожок с вишневым вареньем. Тени переглядываются желтыми слепыми в мире живых глазами, паникуют. Им не хочется признаваться в краже пирога, но пирожок… вкуснейшее нежное тесто, разбавленное тянущимся сыром, горячий, прямо из печки, румяный пирожок с вишневым вареньем! -Мурьк! Мурьк! Мурьк! Мурьк! — все четыре Тени признаются в том, что украли пирог и начинают шипеть друг на друга и толковать это можно только так: «это я взял! — нет, я взял! — молчите оба, я взял этот пирог! — нет, я!» Лилиан смеется, сбрасывает с тарелки, полной вишневых, вытащенных из печки, румяных пирожков салфетку и протягивает каждой Тени по одному. С минуту раздается только чавканье и блаженные вздохи. -А это остальным, — Лилиан отдает тарелку Тени, Тень хищно смотрит на пирожки, блестит слепыми в мире живых глазками. -Проверю, — Лилиан слегка щелкает Тень по ручке-лапке, легко понимая ее желание стащить себе всю тарелку… Тени переглядываются. Спорить с Лилиан не хотят — кто же еще даст им пирожки и всякие вкусняшки? Но пирожки такие…такие вкусные! Такие сочные, такие нежные. Одна из Теней решается. Она тяжело вздыхает, берет с тарелки пирожок и кладет на колени Лилиан, а потом, пока она не успела очнуться, хватают тарелку и убегают из кабинета. -Вот бесы! — Лилиан качает головою, провожая их взглядом, и откусывает подаренный пирожок. Дни, дни… события похожи и различны. Мелеагант правление изменило тоже. В правлении он чувствует себя в своей стихии, правление создано для него, трон создан для него и Лилиан в который раз понимает, что выдержит все, чтобы он был счастлив. -Моя бедная травница, — Мелеагант проводит рукою по ее щеке и Лилиан доверчиво прижимается к его горячей ладони, — как ты прекрасна. Лилиан сомневается, что она прекрасна в заляпанном платье, растрепанная, с горящими от пара щеками, но Мелеаганту в данном случае виднее. Он целует ее — осторожно, чтобы не напугать, чтобы успеть насладиться букетом раскрываемых чувств в поцелуе. -Давай съездим куда-нибудь? — предлагает де Горр, — в путешествие по лесам? -А Камелот? А правление? — Лилиан даже осекается, от неожиданности она теряется. Ей кажется, что Мелеагант спятил. Впрочем, часть советников всегда придерживается этого мнения. -Обойдется, — Мелеаганту тяжело отпустить трон хоть на день, но он знает, что Лилиан неуютен замок. — Тут советники. войны нет. Пока все спокойно… Хочется выбраться из замка, но разве она осмелится причинить тревогу Мелеаганту? -Они справятся, — убеждает Мелеагант, но скорее всего, убеждает он себя, потому что хорошо знает их обоих. — Они талантливые… Он осекается. Таланты у них есть, но это такие дарования, которых надо держать рядом с собою, на виду. -Я люблю тебя, хочу провести с тобою немного времени вдали от всего. -Если только ненадолго, — улыбается Лилиан. — Теней возьмем с собой? -Да, разумеется. И Уриена, а то за тенями кто-то должен присмотреть. -А кто-то должен присмотреть за Уриеном, возьмем Моргану… Оба смотрят друг на друга, смеются. -Давай сбежим, прямо сейчас. Без теней, Уриена и Морганы? — Мелеагант хватает Лилиан за руку и тащит куда-то в коридор. -Безумец, — смеется Лилиан, но не сопротивляется, когда он выводит ее во двор, через конюшню, ведет к лесу. -На пару часов, одни! — убеждает Мелеагант и ведет Лилиан по мокрой траве в лесную чащу…