Слишком острый

Кнайф медленно прожевал кусочек круассана и проглотил, чуть ли не давясь. Дрожь всё не унималась от мысли о сквозящем и пронзительном взгляде Краткого, источающем ненависть и что-то ещё. Что-то неуловимое для всех вокруг, кроме ножа, который знал, что может оно значить. Красной буквы сейчас здесь нет, но каждый раз ощущения оттиском увековечивались в памяти, наверное, навсегда. Плохо, что Кнайф осознал слишком поздно последствия своих действий. Не лучшей идеей было отпускать неприятные шуточки по поводу голоса нового помощника Краткого, который сейчас то и дело с беспокойством поглядывал на Кнайфа, быстро переводя взгляд на другие живые предметы за столом — участников шоу и единственное окружение Кнайфа на протяжении всей жизни, — радостно уминающие любимые блюда. Помощник их хоста Ёшка, выглядящий, как огромная пурпурная буква «Ё», куда больше, чем предметы, как и Краткий, дал им возможность самостоятельно выбрать, что они хотят на обед. Эта возможность иногда предоставлялась детям с того момента, как в их жизни появился Краткий. Так они готовили всё, что могли приготовить. Дыра от пули на клинке ножа, к которой тот уже успел привыкнуть, и обширные царапины на рукояти исчезли тотчас же, как Ёшка воскресил Кнайфа после того, как красный хладнокровно задушил его и сломал напополам. Кто же знал, что эта красная буква так поступит? Знал, и ещё как. Все уже доели и убежали заниматься своими делами, только Кнайф остался медленно запихивать в себя порцию, прокручивая вновь и вновь мгновение до смерти и Ёшку, с жалостью и испугом наблюдавшего за ним. Нож бросил на букву недовольный взгляд и на секунду замер от необъяснимого внутреннего страха. Сиреневый, сидящий на месте Краткого, был немногим его меньше и сейчас напоминал красного, от чего дрожь становилась сильнее. — Кнайф, тебя ведь так зовут? — внезапно подал голос Ёшка, что полоснуло по слуху в приятной тишине природы. Все ушли, только нож пытался доконать порцию. Он поднял глаза на букву и еле заметно положительно качнул клинком, не желая говорить. — Ты так резко погрустнел, — беспокойно подметил Ё. — Что-то произошло? Кнайф отрицательно качнулся. — И всё-таки, ты можешь мне довериться, я же помощник хоста и должен в… — Не трогай меня. — зло буркнул нож, положив тарелку в общую стопку и вылез из-за стола. Сегодня не его очередь мыть. Ёшка осёкся и удивлённо захлопал глазами. — Но… Кнайф стал удаляться быстрее, Ёшка с непониманием смотрел вслед. Не хочется ни с кем говорить. Хотя и некому слушать. Кнайф сел за невысокий земляной холм, чем-то напоминавший искусственную насыпь, обхватил ноги руками и уставился в траву. Удивительно, каким интересным может быть разглядывание аккуратных травинок, когда пытаешься отвлечься. Последнее, чего Кнайфу сейчас хотелось, это пересечься с кем-либо из немногочисленных обджектов, которым в общем-то было на него наплевать, особенно с Курасаном — его бывшим другом и нынешним «врагом». Подумать только, он попросил ножи у Ёшки только для того, чтобы напугать Кнайфа, даже несмотря на то, что это невозможно есть! А, может, просто в отместку за то, что Кнайф любит круассаны? Кура ведь тоже в какой-то мере хотя бы выглядит, как эта выпечка. Правда куда больше, закруглённее и острее. Его «рожки» издалека выглядели так, будто о них можно пораниться. Кнайф грустно вздохнул. Иногда ему было жаль, что они больше не друзья. И жалел он ровно до того момента, пока не вспоминал один из идиотских поступков этого сумасшедшего, или пока хлебный сам не напоминал о том, что он не только воспоминания. Недалеко послышались шаги. Кто-то пришел… Кнайф нехотя повернулся и увидел неуверенно приближающегося к нему Пикчера. Тот был обычной деревянной рамкой для фотографий, правда крупнее и со съехавшим на правый бок цилиндром. Портрет некого мифического существа — человека, которого Краткий назвал Дмитрием Брекоткиным, немного пестрил, но вполне вписывался в образ. — Кнайфи, ты в порядке? — с волнением спросил Пикчер. Кнайф только фыркнул и отвернулся. Пикчи сел поближе к другу. — Как я могу быть в порядке? — пробурчал нож. — Меня только что на три части сломали. Пикчер виновато отвёл взгляд. — Ох, прости, не подумал, — он затеребил пальцами. Оба замолчали. — Что думаешь о новом хосте? — вопрос прорезал тишину. — Думаю, что они оба идиоты, — фыркнул Кнайф. — Мне они не нравятся. Появились из ниоткуда и пропадают в никуда. — Не будь так критичен, — ободряюще хмыкнул Пикчер. — Они хорошие, а Краткий не настолько… Краткий. Сердце пропустило удар и остановилось, Кнайф сжался. Пикчер вздрогнул и замолчал. — Что-то не так? — Он наклонился к другу. — Не так?! — Кнайф как вспыхнул. — Что не так?! Да всё! Он ненавидит меня! Он, чёрт возьми, прострелил мне лезвие! Он задушил меня! Он… Кнайф осекся. Что-то ужасное вновь всплыло перед глазами. Тяжёлые крепкие руки, упавшие непосильным грузом на ручку. Они останавливали, держали от необдуманных слов. Их обладатель мерзко пах. Этот мерзкий запах, столь ненавистный, опутывал, сковывал цепями. За продолжительное время, они оказались крепче стали, графита. Не давали сказать, сказать что-то важное, что-то, что могло помочь ножу чувствовать себя лучше, чувствовать себя нормальным и… — Он что? Кнайф? Кнайф! —Пикчер пару раз щёлкнул перед глазами Кнайфа. Тот моргнул и обратил внимание на друга, на время забыв о переживаниях. — Н… ничего, — Кнайф чуть остепенился и опустил руки, поднятые в порыве ярости. — Нет, ты не увиливай! — Пикчер настойчиво положил ладонь на ручку, как на плечо и посмотрел в глаза. Его касания отдались неприятным покалыванием. Кнайф резко дёрнулся в желании скинуть с себя неприятное ощущение. Не ожидавший бурной реакции, Пикчер отстранился. Во взгляде чувствовалась обида и… непонимание? Кнайф замер. Место прикосновения зудело. — Кнайф. — Пикчер вновь протянул руку, но нож лишь отодвинулся. — Не трогай меня… — жалобно вырвалось вместо извинений. Пикчер остановился. Он тяжело вздохнул и посмотрел в землю, собираясь с мыслями. — Кнайфи. — На ножа поднялся взгляд, грустный и глубокий — Пикчер был серьёзен. Кнайфа как током прошибло. Шерсть на конечностях встала дыбом, словно наэлектризованная. Немного не по себе. — Кнайф, что происходит? — Нож молчал. — Нет, я правда не хочу терять ещё и тебя. Это началось чуть ли не после самого первого испытания, но сейчас всё слишком… — Пикчер вздохнул, — запущено. — Я… я, — нужные слова всё не находились. Кнайф снова отвёл глаза и сгорбился. — Я пытаюсь разговорить тебя уже не помню в какой раз! — Пикчер понемногу закипал. — Что случилось? Кнайф сжал тонкие, еле заметные губы, пытаясь не заплакать и не выйти из себя. Заметив это, рамка замолк и отодвинулся. — Прости, просто я не знаю как на это реагировать. — Пикчер тоже подтянул колени. — Я не хочу терять тебя, понимаешь? Ты очень близок мне. — После исключения Клеви, самый, — ни к месту виновато пробормотал Кнайф. Пикчи осуждающе глянул на друга. — Его оживят, потом, после конца испытаний, — с надеждой ответил рамка. — Не факт, — грустно ухмыльнулся нож. Пикчер бросил на него сердитый взгляд. — Если Краткий ведёт себя так на испытаниях, это не значит, что он в целом так плох, и уж тем более не говорит о том, что и Ёшка такой мерзавец, — недовольно кинул он. Кнайф лишь фыркнул. — Так ты скажешь хоть что-то? — продолжил. — Мне неприятно об этом говорить. — Чего могло произойти настолько серьёзного? — опять спросил Пикчер, на этот раз недоверчиво и с любопытством. — Поверь, могло. — Так почему ты просто не скажешь? Зачем интрига, всё ведь может стать хуже. — обида вновь вернулась. Не скажешь… Сказал бы, но Пикчер либо не воспримет всерьёз, либо Кнайф окончательно разрыдается и сбежит. Пикчи не поймет, либо отвернется от него. Может проблема и несерьёзная, но для ножа это было чем-то постыдным и ужасно мерзким. Хотя он даже в полной мере не мог осознавать, что случилось. Кнайф дискомфортно сглотнул. — Просто ответь, — без надежды в голосе просил Пикчер, отвернувшись. — Я же сказал, я… Я не хочу! — раздражённо возразил Кнайф, вскинув руки в стороны. Пикчи тоскливо посмотрел на друга, медленно опуская взгляд. Нож замолк. — Я расскажу когда-нибудь, только не сейчас, — Кнайф почти раскаивался. — А если это «когда-нибудь» не наступит? Острый внезапно обнял его. — Даже не думай об этом, — отрезал он. — А если меня исключат вслед за Клеви? — Но тебя же любят и Клеви любят. — Но исключили ведь. — Пикчи полувздохнул-полувсхлипнул. — Его могут оживить. — Кнайф погладил друга по раме. — Но ты же сам говорил… — Не верь, когда я говорю что-то плохое, я пессимист, — резко перебил нож. Стало спокойнее. Пикчер улыбнулся. — Пускай, это «когда-нибудь» будет после следующего испытания. — Я попытаюсь. — Кнайф тяжело вздохнул. — Смоги уж. Объятия длились недолго и в этот раз оказались приятнее неожиданного прикосновения. Кнайф отстранился, когда начал возвращаться дискомфорт. — Хочу найти Лампчку. Нож намеревался уйти и перед этим вопросительно посмотрел на Пикчера. Пикчер кивнул и спрыгнул с холма, направившись к сборищу где-то вдалеке. Кнайф ушел в противоположную сторону. Лампчка с недавних пор избегала друзей, даже к Кнайфу почти не липла, как раньше, только во время испытаний, когда становилось страшно, поэтому шансов найти её в толпе не было. Стеклянная сидела под кустом, сжавшись калачиком, и дьявольски улыбалась. Нож замер. Она раскачивалась из стороны в сторону, тупо смотря вниз. Странная… Лампчка всегда была не от мира сего, чем и нравилась окружающим, но стеклянный, как она сама, взгляд, совсем не характерный для некогда эмоциональной и весёлой девчушки, вызывал холодок по телу. Электроды изредка искрили, хотя за жизнь Лампчка никогда не была ни к чему подключена. Стекло заметно покраснело, стало сиреневого оттенка. От чего-то морозно, страх и нежелание подходить волнами накатывали и клубились невидимой преградой. Кнайф не мог раньше и представить её такой. Он сглотнул и подошёл к подруге, легонько стукнув по колбе, чтобы привлечь внимание. Стеклянный взгляд неспеша скользнул на него. Миг, улыбка стала шире, и Лампчка резко повернулась. Нож вздрогнул от неожиданности. — Приветики, Кнайфи! — Она вскочила, чуть не подлетев. — О-о, ты пришёл слепить со мной грязевые суши?! — быстро выпалила Лампчка. — Да я так… Просто х-хотел узнать, как ты и… Всё, — язык заплетался от испуга. Лампчка на несколько секунд замерла, выпрямив руки и пялясь на Кнайфа с широко растянутым ртом. Вдруг она дёрнулась. — Всё просто отлично. Сыграешь со мной? — говоря это Лампчка ни разу не шелохнулась. — Н… Нет! У меня есть д-дела, — быстро протараторил Кнайф. Его передёрнуло. — Я просто пришел посмотреть, как ты. Мне нужно идти, пока! Он махнул ей вслед рукой и, сначала медленно, потом уже бегом, стал отдаляться. Что с Лампчкой… Что с его подругой… Кнайф залетел за ближайший куст вдалеке от стеклянной и сполз по стеблю. Рукоять гнулась от ударов сердца и учащённого дыхания. В последнее время принимать действительность становилось всё труднее. Все эти испытания, магия. Слезы обожгли клинок, щекоча щеки. Кнайф сжался, всё ещё подрагивая, не в силах контролировать тревогу. Было особенно неприятно осознавать, что это коснулось ещё и его друзей. Клеви был таким добродушным и весёлым, Пикчер души в нём не чаял. Такой маленький клубочек из коричневой мягчайшей пряжи, любимый всеми. Может, он и был каплю самовлюблённый, но… Он не заслужил этого. Почему его? Почему Лампчка? А Пикчер? Пикчера ведь не исключат? Даже если выбор станет между Кнайфом и Пикчером, у Пикчи ведь больше шансов? Варианта два, и от каждого становилось паршиво. Кнайф осторожно выглянул из-за куста. Где-то вдалеке виднелся полупрозрачный силуэт. Она уже не смотрела в его сторону, наверное. Надо будет перед ней извиниться как-нибудь, но потом. Вдруг ей обидно. Кнайф задумался, чувствует ли она в таком состоянии хоть что-то, но не смог прийти к определённому выводу. Извиниться всё-таки стоит, она же его подруга. Нож опять спрятался за импровизированным укрытием. Он утёр слёзы верёвочной ручонкой, размазав их по клинку, и поднял голову к небу. Уже вечерело, оно приобретало розоватый оттенок. Кнайф раскинулся под кустом, устало смотря ввысь, в бесконечный однородный пурпур, ограненный перистыми облаками. Наверное, одна из самых красивых вещей на этом острове — небо. Приглушённые тона, тёплые тени, становилось менее жарко. Кнайф прикрыл глаза, растворяясь в спокойствии. Рукоять щекотала трава и жуки. — Кнайф! Кнайфи! — раздался шелковистый добродушный голос, похожий на девичий, издалека. Кто-то быстрой рысцой приближался к Кнайфу, слышался треск травы. Кнайф моргнул и приподнялся, уставившись на пришедшего. Ёшка жизнерадостно улыбался, глаза блестели. — Чего тебе? — вздохнул Кнайф, насторожившись. Он сжал ноги и подтянул под себя. Что может быть надо сиреневому? Нож косо взглянул на того с прищуром. — Я, в общем, хотел ребятам книжку почитать, смотрю — тебя и… Лампачки вроде… — Лампчки, — поправил Кнайф. — Да, тебя и Лампчки нет, и пошёл искать. Думал, вы вместе сидите, — Ёшка замешкался. — А, ясно, — без интереса ответил Кнайф. — Она там, я не пойду. — Он указал куда-то за куст. Ёшка опасливо покосился на фигуру вдалеке, потом грустно на ножа. — Ну-у… Почему бы тебе не пойти с нами? Книжка-то интересная, — сиреневый подошёл к Кнайфу ближе. Тот дрогнул и быстро поднялся, резкостью напугав Ёшку. — Что за книга? — недоверчиво спросил нож. Настойчивость ему не нравилась. — О, ты её не знаешь, но она интересная, как раз для таких мальчиков, как ты. Приключенческая. — Ёшка дотронулся до руки ножа, тот резко отпрянул, недобро покосившись на сиреневого, потирая место прикосновения. — Ой, прости… — Ё отшатнулся, убрав руку. Кнайф прищурился, ища угрозу в образе большой мягкой сиреневой буквы. Ёшка заметно напрягся. — Ну, так ты идёшь? Нож выпрямился. — Да, иду, раз настаиваешь. — Отлично, — Ё ослепительно улыбнулся. — Что же, встретимся уже там! Кнайф наблюдал за тем, как Ёшка с той же скоростью бежал за Лампчкой. Нож вздохнул и посмотрел в сторону главной поляны, где обджекты обычно собирались для чего-то важного. Да и по любому поводу собраться вообще. Кнайф оглянулся ещё раз. Ёшка вполне спокойно, как казалось, разговаривал со стеклянной, а та всё так же странно скалилась. Не сразу заметно, но она ничего не отвечала. В груди похолодело. Искусственная косая усмешка заставляла внутренности сжаться. Ножу ни минуты не хотелось находится вблизи Лампчки одному. На поляне все. Раньше они не делились на группы, предпочитая сидеть разбросанно, отгораживаясь от недругов друзьями. Но сейчас кучек было только две — команда пушистой коричневой брелоки Брялок без рук — «Цветущий Май», и «Банда» Курасана. Тот, как обычно, собрал вокруг себя небольшую шайку из пяти ребят. Конусообразный пульверизатор Пшика в этой компании была новенькой, перед обедом её привёл на поляну Краткий, и она сразу же оказалась частью «Банды» Курасана. Сгусток чёрных, хаотичных и постоянно меняющих положение линий, без ног и лица, Нансенсу обмяк в траве. Завидев Кнайфа близ поляны, Курасан странно и недобро улыбнулся, от чего появился дискомфорт. В груди смешались противоположные чувства. С одной стороны было неприятно до скрежета зубов, а с другой… Хотелось держать зрительный контакт дольше. Или прикоснуться. На ощупь Курик был не так уж и сильно похож на обычный круассан, он тёплый и живой. И мягкий. Внутри что-то ёкнуло, Кнайф быстрыми шагами пошёл по намеченному пути, прогоняя навязчивые мысли. Всё равно он не может этого сделать. Нож огляделся. Пикчер сидел поодаль от команды Брялоки, никак не участвуя в разговорах и почти не слушая. Кнайф незаметно подсел к нему поближе. Тот оглянулся. — Ну как, с Лампчкой поговорил? Кнайф грустно накренился. — Она меня пугает, — начал с опаской. — Она… Она улыбается! — нервный тихий вскрик. Кнайф неуверенно провёл вспотевшей ладонью по клинку. От одной мысли о выражении её лица становилось дурно. — Но она всегда улыбалась. — Пикчер поднял бровь. — Ты не понимаешь, это не её улыбка. Она неправильная, натянутая! — Кнайф попытался успокоиться. — Мне кажется, Лампчка чем-то заболела, — почти что шёпотом продолжил он, приблизившись к другу. Пикчи удивлённо замер. Он отвернулся. — Я даже и не приглядывался, — как извиняясь, ответил Пикчер. Оба замолчали. Сбоку, где расположилась команда Курасана, послышался смех. Они что-то увлеченно обсуждали. На секунду Кнайфу почудилось, что обсуждают именно его. Может, они там гадко смеются с дневного поведения Кнайфа за столом, или Курасан рассказал им какой-то из старых проколов, который когда-то были их тайной. Рассказывал ли он о них вообще кому-то? Кнайф надеялся, что нет. — Курасан за обедом так настрадался с этими ножами, — вдруг хмыкнул Пикчи. Кнайф вопросительно повернулся к нему. — Он себе чуть зубы об железяку не сломал, ручку только помял, — Пикчер хихикнул, — ты бы видел. Потом с ним Чашечка лапшой поделилась. — Эх, а я надеялся, что он голодным остался, — Кнайф наигранно грустно вздохнул, сдерживая усмешку. — Ты за обедом так испуганно в тарелку смотрел… — начал Пикчи, — Я даже тебя окликнуть боялся. Это из-за того, что тебя поломали? Нож резко помрачнел. Пикчер стеснительно замялся, переведя взгляд на группку рядом. Белый безрукий адаптер с коротким торчащим проводом Чарджери рассказывала скрипучим роботизированным голосом что-то про болотного монстра, которого заметила во время прогулки. Сока — бежевый носок с серой заплаткой на пятке, выступающей ей в роли головы, и зелёным бантом — с упоением её слушала, примостившись рядом. Брялок немного сердито, хоть и с интересом, поглядывала на девочек. Уступаться местом в центре ей не хотелось, хотя и пришлось. Продолговатый бутылек Бутылыч с плескающейся внутри космической жидкостью, закупоренный пробкой с розовым бантом на узком горлышке, поглаживал мохнатую подругу по острому ушку, что-то приговаривая. Не расслышать. — Забыл спросить. — Кнайф повернулся к Пикчи. — ты зачем тогда, когда название выбирали, в разговор влез со своим Цветущим маем? Да и вообще весь день странным был. Пикчер застенчиво усмехнулся. — Да на меня так Йигройш действует — Бутылыч поделился. Я даже исчезновения Клеви… Не заметил… Ребята замолчали. От взгляда на горестный вид Пикчера в груди Кнайфа заныло. — Разве? Не думаю, что он даёт такой эффект. — Да нет, даже от нескольких глотков становится так легк… Погоди, ты ведь тоже его пил! — Ну да, поэтому и говорю, что от него такого эффекта нет, — немного удивлённо пробормотал Кнайф, согнувшись и прижав колени к рукояти. Пикчер недолго изучающе смотрел на него. — Странно. — Он перевёл взгляд обратно на ребят. — Ты можешь так много выпить и тебе ничего не будет, — Пикчер задумался. — Наверное, это хорошо. — Наверное, — неуверенно подтвердил Кнайф. Нож как-то облегчённо вздохнул. — Мы так давно не говорили вот… Так. Без напряжения и необходимости. — Как минимум месяц с чем-то, — хмыкнул Пикчер, — если ты у меня тогда это не спросил. Наконец, Ёши вернулся, ведя всё такую же неживую Лампчку за руку. Кнайф старался не смотреть в её стеклянное личико. — Что же, читать любите? — Ёша отпустил Лампчку. Та метнулась к «Цветущему Маю», уставившись на острого. Кнайф судорожно повёл плечами. — Я и не умею. — Нансенсу на секунду плавно приподнялась над землёй, пожал плечами и плюхнулась в траву. Ё удивлённо глянул на него. — Тебя разве старшие не должны были научить? — Ёшка потянулся за книгой. — А как его научишь, если ему «пофиг»? — раздражительно буркнула Брялок, сделав акцент на последнем слове. Его значения никто из детей не знал, но в общих чертах догадывались по тому, как Нансенсу его употреблял. — У меня даже с ней поговорить не получалось, — Бутылыч стыдливо вздохнул, продолжая поглаживать подругу. Нансенсу даже не шелохнулся — её не интересовал разговор. — А… — Ёши запнулся. — Так это он или она? — сиреневый сконфуженно переводил взгляд с одного старшего на другого. — Как хочешь, мне как-то пофиг. — Нанси притянул руки к себе, те слились с «телом» в беспорядочном танце линий. Ёшка замолчал, разглядывая мельтешащий комок чёрных нитей. — Хорошо-о, — неуверенно протянул Ё, перелистывая страницы. — И всё-таки, я начну читать. Сейчас. Он оглянул детей вокруг и приподнял бровь, издав смешок. — Нет, ну так не пойдёт, я вообще-то тихо читаю, — Ёша хихикнул и опять отложил книгу. — Давайте ближе! — он жестом подозвал всех к себе. — А то будто вы и не семья вовсе. — А с чего ты решил, что мы семья? — Брялок с укором и недоверием исподлобья посмотрела на Ё. — Ты тут только первый день. — Ну… — он смутился. — Вы живёте на изолированном острове, заботитесь друг о друге. Я же приглядывался сегодня, — поспешил он добавить, заметив недоверие на мордочке Брялоки. Она приподняла уголки губ, скрывавшихся под густым растрёпанным мехом, ничего не ответив. — Ну, давайте кучнее! Ещё и холодеет уже, погреемся, — напомнил сиреневый. Дети нехотя, но всё же обступили Ё полукругом, перемешав команды. Пикчера потянули к себе стирательная серо-белая резинка Стерка и фарфоровая Чашечка. Последняя потянула Пикчи пальцами ног, ведь рук у нее не было, задев ручкой чашки, и попросила посидеть с ними. Кнайф не хотел быть где-то в толпе, а его отсутствие никто и не заметит, так что он опустился в траву позади всех, понадеявшись, что Ё этого не увидит. Зря. Через несколько секунд Ёшка стал тревожно оглядываться, ища кого-то. Кнайфу стало понятно кого, ведь все остальные уже находились в круге. Досадно, побыть одному не удастся. Сейчас ножа посадят в толпу без возможности уйти. Кнайф согнулся, будто если он припадет ближе к земле, то его не заметят, и нервно следил за действиями сиреневого исподлобья. Заметив недостающего ребенка, Ё прищурился. — Ты чего, Кнайфи? — ножу нисколько не нравилась полная форма его имени, но он её проигнорировал, хотя терпел в основном только близких. Он жалобно посмотрел на Ёшку. Тот вздохнул. — Кнайф, — Ё нахмурился, — давай не будем сейчас спорить, и ты просто выполнишь мою просьбу? — тон не был жестоким или злым, даже пугающе учтивым. Слишком спокойный, в сравнении с Брялок — это непривычно. Пальцы вновь нервно тряслись. Он молчал. В полукругу косились на ножа, переговариваясь. Ёша серьезно рассматривал его; на секунду показалось, что его взгляд похож на Краткого, но нет. Он не настолько откровенный и не пытался разложить перед собой, от чего тревога стала слабее. — Кнайф? — тот не ответил. — Так, ладно. Ёшка встал и, обойдя детей, направился к Кнайфу. В груди малого забилось сильнее, тело напряглось. В толпе послышалось сдавленный хриплый смешок, тут же перебитый роботизированным рыком. Ё присел на корточки перед Кнайфом, протянув руку, другой он опёрся на колено. Нож боязливо подтянул ноги, посмотрев сначала на руку, потом на самого Ёшу. — Просто объясни, почему не хочешь. Кнайф сглотнул, чувствуя, как его дыхание нервно учащается. Не сказав ни слова, нож взял сиреневого за предплечье и поднялся. Ёшка смягчился. — Давай, не будем задерживать остальных, хорошо? — Кнайф неуверенно кивнул. Неожиданно для ножа, Ё не кинул его куда-то в гущу. Кнайф оказался прижатым к боку сиреневого. Нож ошарашенно оглядывался на огромную букву, неприязненно отстранив массивную ладонь. Ё уже листал книгу, беззвучно шевеля губами, и противиться не стал. Рука скользнула на траву. Сердце колотилось уже не так сильно, Кнайф еле слышно выдохнул, на пару секунд задержал взгляд на толпе. В глаза бросились только несколько: Пикчер озабоченно наблюдал за другом, вовсе безразличный к Ёши, Брялок настороженно следившая за сиреневым, а Курасан… Он сидел сбоку перед всеми и с немым вопросом смотрел на Кнайфа. Взгляд не был злым, пренебрежительным или ещё каким-то, которым Кура одаривал ножа последний год точно. В какой-то момент после их ссоры дни перемешались в единый поток непринятия, даже заковыристые подсчёты дат Стерки не особо помогали ориентироваться. Наверное, всё же с того момента прошло чуть больше года. Взгляды встретились. К горлу подступил ком. Смятение. Как давно Курасан смотрел на Кнайфа так спокойно, без насмешки или злости? Может, тот просто не замечал? Неприятно. Нужно уйти. Кнайф чего-то боялся. Не в силах отвернуться, он ждал действий хлебного. А когда ещё ножу удастся посмотреть Курасану в глаза? Не во время драки, не злобно, а так… Миг, и Курасан дрогнул, растерянно отвернувшись. Веко дернулось, хлебный злобно зыркнул на Кнайфа, рефлекторно потерев щеку костяшками пальцев, тут же увёл взгляд в пол. Так глупо. Как тогда. — Пока ты ещё не начал читать, — окликнула сиреневого Чашечка, что отвлекло Кнайфа от мыслей. Тот вопросительно поднял голову, — можешь рассказать, зачем Краткому помощник? Мы ведь сами можем о себе позаботиться, а фантазия у него и так есть. Ёшка задумался. — Ам… Краткий решил, что не хочет оставлять вас одних. И, как я посмотрю, плоховато с вами ладит. — Он опустил книгу. — А ещё, я отличный психолог! Кнайф нахмурился, дети непонимающе замолчали. — Психолог? Это как? — воскликнула Чашечка. — Ну… Я хорошо разбираюсь в эмоциях и поведении симбов — то есть таких, как я, — и, так как наше мышление схоже, обджектов — то есть вас. Чашечка поражённо открыла рот. — Ты умеешь читать мысли? А сейчас понять, что я чувствую? — Замазыч подался вперёд, заинтересованно и с детским интересом смотря на сиреневого. — Я такого не говорил, — мелодично хихикнул Ё. Сейчас его голос казался как никогда женственным. — Я сказал, что хорошо разбираюсь. Но могу сказать, что ты явно возбуждён. Замазыч растянул губы. Книга была интересная. Наверное. Кнайф почти не слушал. Он был сконцентрирован на неприятном ощущении незащищённости. Желание закрыться, исчезнуть, избежать окружающих было невыносимо. Кнайф старался незаметно сменять позы, дабы найти комфортную. Двигаться страшно. Кажется, что все взгляды устремлены на ножа. Даже пару раз убедившись, что он никому не интересен, чувство не пропадало. Осознав, что избавиться от страха не получится, Кнайф замер и стал вслушиваться в историю. Периодически кто-то, чаще всего Замазыч, прерывал Ё вопросами о неизвестных словах: что такое мачты, киль, где расположен трюм, почему у корабля внезапно появился нос и нечто подобное. Ножа по большей части интересовал иной мир. Описание животных и приключений героев где-то далеко в незнакомых краях. Как бы хотелось вживую увидеть внешний мир, что происходит за пределами острова, откуда к ним прибыла Пшика, и иногда приходят эти коробки с вещами и едой. В конце концов, откуда к ним явился Краткий и Ёшка. Малиновый никогда ничего не говорил обджектам, если это не было связано с уже наступившим испытанием. Ещё повод недолюбливать Краткого, по сравнению с остальными совсем несущественный. Кнайф задумался. Непонятно, сколько времени он так просидел, но очнулся нож только когда послышался шелест закрывающейся книги. В кругу кто-то разочарованно вздохнул. — Ну Ёшечка, ну почитай ещё, — Стерка умоляюще захлопала глазами-пуговками. «История всё же была очень увлекательной, если даже не любящая байки Стёрка просит еще» — подумалось Кнайфу, пока тот протирал тонкие веки. Самочувствие было чересчур вялым, небо уже совсем стемнело. Окружающих слабо подсвечивала «волшебная палочка» Ёшки со звёздным наконечником и мягко сияющий Йигройш Бутылыча. — Никакого «Ещё»! — грозно взметнулась Брялок. — Вам спать надо. — Но мы не хотим спать, — глупо возразила сидящая рядом со Стёркой Чашечка и тут же испуганно заткнулась от злобного взгляда мохнатой в свою сторону. — Брялок, зачем так грубо, — Ёшка поспешил успокоить старшую, пока та, чего доброго, никого не побила. — Ребята, — теперь он уже обратился ко всем обджектам, — Брялок верно говорит, вам нужно спать достаточное количество времени, а сейчас поздно, ночь на дворе! — На дворе? — одновременно хмыкнули Кнайф и Курасан, от чего осеклись и презрительно уставились друг на друга. — Ну… Так говорят в смысле, что уже ночь, — смущённо ответил Ё. По куче детей вновь пронеслись недовольные возгласы. — А мне… — Нансенсу устало зевнула, — как-то пофиг. Кнайф раскинулся в позе звёзды, завёрнутый в старое застиранное одеяло. Его хватало от щиколоток до конца плеч, так что клинок оставался в высокой, буйной траве. Нож посмотрел в бок. Рядом лежащий на животе Пикчер, которому, в отличие от Кнайфа, одеяла хватало разве что немного накрыться, тихо посапывал. Он спал на животе, подогнув руки под себя. Стрекотали еле слышные сверчки. Вокруг хаотично разлеглись дети, а Ёшка куда-то ушёл. Ночное умиротворение. Сейчас Кнайфу показалось, что сегодня выдался замечательный день.

***

Иногда хочется попасть в лес. В лес, прямо как на картинках в книгах, где они были. По правде сказать, Кнайфу давно наскучил и осточертел пейзаж, виденный им уже сотни раз: в зной негде укрыться, в дождь негде спрятаться. Все гнулись под особо развесистыми кустами, отползая от мокрой слякоти и солнечных лучей вглубь, или толпились под редкими деревьями, либо, если успеешь, в теплице. На болоте прятаться от слякоти глупо. После дождя ходить невозможно. Обычно, в такие дни дети всей сворой оседали на каменистом берегу края острова. Мокрые камни куда лучше мокрой земли, хотя на них можно и застудиться. Сейчас Кнайф стоял перед фуникулёром на другую половину острова. Серая краска облупилась, оголяя проржавевший металл, вышка гнулась к земле. Фуникулёр был давно сломан — механизмы не смогли пережить даже, на первый взгляд, довольно щадящий климат острова. Да и вообще любой механизм не переживёт годов запустения без периодического осмотра. Удивительно, как он только перевез их на испытании. На другую половину попасть можно было только по скалам. Травмоопасно, конечно, но Кнайфу слишком туда хотелось. Фуникулёр находился прямо у края. Именно поэтому Кнайф и пришёл сюда. Присев на корточки перед резким бугристым спуском, он осторожно спустил крошечную ножку, напоминавшую лапу, на выступ и оттолкнулся от места, где сидел. Нож чуть не свалился, вовремя ухватившись за камень. Прижавшись к земле, он, медленно переставляя ногами и руками, направился вниз. Пару раз почти упал, не останавливаясь. У земли рысцой пробежался до незаметной дорожки наверх, стараясь обходить колючки. Крутая, но, ухватившись за высокие сорняки, можно было держаться. Перед глазами наконец раскинулась другая половина острова с горой и густым лесом. Оставшийся день он провел там, наслаждаясь одиночеством и воспоминаниями. Кнайф сел на камень и уставился в закат. Сложно поверить, что он так долго просидел у холма, но это было куда лучше, чем под кустом с чьими-то раздражающие криками. В следующий раз надо прийти сюда с Пикчи — с ним точно найдётся какое-то интересное занятие. Поздний закат всё ещё грел, так что камень оставался тёплым. Кнайф неохотно подтянулся на корне и вылез на ровную землю. Сочная трава мягко захрустела под пальцами, приятно лаская ладонь. Несколькими рывками он оказался на ней всем телом. Хотелось лечь и не двигаться — настолько дорога назад вымотала. И всё же Кнайф поднялся, повернув в ромашковую долину. Будучи совсем близко, он завидел копошение на поляне. Обджекты собрались в центре, неуклюже озираясь. Чуть поодаль раздражённая Брялок переговаривалась со встревоженным Ё, и нервно переминалась с лапы на лапу. Было видно, что она едва сдерживалась, чтобы не огрызаться на сиреневого. Возле них ютился Бутылыч, не находя себе место. Кнайф нерешительно застыл. Младших Брялок собирала в кучу только по важным причинам, ценой чуть ли не в чью-то жизнь. Например, если кто-то пропал… Чёрт! Кнайф пропустил вечерний пересчёт! Теперь понятно, что случилось. И ничего хорошего ему ожидать не придётся. Некоторые из толпы уже заметили ножа и дёргали других, тыча пальцами на стоящего вдалеке. Кто-то хлопнул Пикчера, и тот тоже оглянулся. Наконец, Брялок обратила внимание на него и замерла, подёргивая ухом. Ё облегчённо улыбнулся, Бутылыч испуганно съежился. Брялок хотела рвануть к ножу, но сиреневый потянул её за торчащий между ушей толстый карабин и что-то сказал. Та остановилась и выпрямилась, перевела взгляд с Ёши на Кнайфа. Последнего явно ждали. В душу невольно закрался осколок страха. Что Кнайфа ждет? Насколько она зла? К горлу подступил ком. Острый через силу сглотнул и на ватных ногах направился к ребятам. Трёпки точно не избежать. Хотя, может, Бутылыч или этот новый хост остановят старшую… Нет. Бутылыч никогда не перечил Брялок, а Ё не выглядит настолько смелым. А дети… Дети никогда ни за кого не заступались перед ней. И Кнайф тоже. Нет, никто не обижался, просто так страдало меньшинство, это было удобно. Негласное правило. Договорённость. Кнайф подошёл к «сестре» и замер, ожидая наказания. Прищуренные глаза горели праведным огнём, в искривлённом лице и оголённых клыках читалась ярость, напряжение и… наверное, переживание… Оно промелькнуло лишь на миг, когда Брялок только взглянула на Кнайфа. Тот всегда удивлялся, как в мохнатой уживались любовь и злоба в такие моменты. И от этого чувство вины грызло сильнее, сплетаясь со страхом в удавку. Нож сжался, опасливо смотря на сестру. Та молчала, тяжело дыша. — Где ты был. — Ровный, повышенный тон заставил ножа в очередной раз содрогнуться. Он сглотнул. — Гулял. — Где? — Глупо было думать, что Брялок не обшарила все окрестности, может даже там, где детям запрещено гулять. Сказать неправду — нарваться на ещё худшее наказание. Да и как можно соврать ей? Нужно собраться и сказать правду, иначе будет хуже. Кнайф открыл рот, чтобы ответить, но ничего не вышло. Он выглядел, как выкинутая на берег рыбёшка — такой же беззащитный перед лицом правосудия. Каждый ведь получает то, что заслужил? — Говори! — Брялок сделала резкий выпад вперёд, нож отшатнулся. — Какого чёрта я должна беспокоиться, где ты?! Может, ты умер вообще, случилось что-то, а я тут нервы порчу, ищу его! — она перешла на истеричный крик, потрясываясь. Кнайф растерянно всхлипнул. Эта его дурацкая особенность — плакать от каждой мелочи. Внутри зажгло от ненависти к себе, никчёмности. — Брялок! Не надо так. — Ё решительно протянул руку с желанием остановить разъярённую. — Заткнись! — Брялок рявкнула на сиреневого, тот одёрнулся, как от огня. — Это не твой ребёнок! Заткнись! — Я был на… другой части острова, — прохрипел Кнайф, втянувшись в плечи. от слез все расплывалось, но, к счастью, пока они не текли. Он сощурился, чтобы не было видно. Брялок ошалело повернулась на младшего. Внезапно, она сильно заехала подвеской по его рукояти, так, что тот почти свалился и схватился за бок. Неглубокая вмятина точно останется, но вряд ли она будет заметна. Из глаз брызнули слёзы, хотя Кнайф всё ещё пытался это скрыть. Нет-нет-нет! Он не хочет плакать. Почему. Нож закашлялся. — Ублюдок! Я запрещала там находится одним! Но… — Брялок замахнулась ещё раз. — Тебе и Курасану, сука, было абсолютно плевать на мои слова! — Брялок, хватит! — Ёшка воскликнул и серьёзно потянул мохнатую на себя. — Он ещё и плачет! Жалкий деревянный овощ! — всё ещё кричала она, выдираясь. — Я не хочу, чтобы испытания запомнились вам так! — Скорее всего Ё лгал и просто не хотел это наблюдать. Кнайфу не верилось, что Ёша так беспокоится об испытаниях. — Мне плевать, чего ты там хочешь! — кричала Брялок уже Ёшке. Кнайф и дети испуганно наблюдали за тем, как сиреневый непривычно стойко ведёт перепалку. От него подобного точно не ожидали. Слезы всё никак не уходили, обжигая щеки, но Кнайф больше не всхлипывал, заторможенно стараясь их вытереть. По первому взгляду Ё не казался смелым, а остальные не привыкли говорить что-то Брялоке. Двое ругались, наверное, с минуту, мохнатая бы хлестнула его подвеской, но тот не давал ей замахнуться, стараясь держаться на безопасном расстоянии и усмирять при вспышках. — Нет, — Ё был спокоен. — Нет, и на этом точка. Брялок хотела что-то ответить, но заткнулась. Она отшатнулась и сердито попятилась к Бутылычу. Тот положил ей руку на загривок, запустил пальцы в шерстку, как делал, чтобы успокоить. Некоторое время все молчали, Ёша повернулся к детям. На мгновение он показался радостным, хотя скоро стало понятно, что устал. — Кнайф, иди к другим. Брялок, Бутылыч, пойдёте с нами? Мохнатая кивнула и пихнула Бутылыча за собой, а тот и не сопротивлялся. Вид у неё был, как у мокрой кошки, которой дали по морде. Произошедшее казалось худшим, чем если бы Кнайфа просто побили. Ведь он был виноват, ещё и заступились, от чего острый показался себе слабаком. Он всё ещё чувствовал вину. Кнайф пристроился к толпе и протиснулся к Пикчеру. Нож крепко сжал руку деревянного, боясь отпустить, и понурил клинок. — Я хотел тебя туда позвать в следующий раз… Прости, не заметил, как прошло время, и опоздал. Теперь, наверное, буду наказан несколько дней, — промямлил он. Пикчер долго молчал. Это напрягало. — Почему тебе так нравится быть одному? — голос Пикчера отстранённый и слегка обиженный. — Мне ведь одиноко. Кнайф хотел сказать про остальных, что раньше нож тоже часто уходил, но потом вспомнил, что остался только он и Замазыч, а с Замазычем Пикчи не особо общался. — … Я привык, что нас много, и иногда я могу уйти, прости, — Кнайф вздохнул. — Пойдём в следующий раз вместе куда-то? Когда моё наказание закончится. Пикчер издал усталый смешок. — Я не против, можно жаб попугать на болоте, — его голос уже звучал веселее. Стало спокойнее.