Исповедь Витторио

– Mea culpa, Mea culpa, виноват я, грешный! Падре, согрешил я с вдовою безутешной. – Уж не с той ль вдовою, что была девицей, на которой много лет тому ты хотел жениться? А потом женой как бишь его… «жирного кретина», что с тобою пела дуэт под мандолину? – Угадали, падре. С Джеммой… ненаглядной… – Чувствую по голосу, что-то тут неладно. – Ваша правда. В сорок пятом, как отца не стало (он же, помните, следил, чтоб я кушал мало), грешным делом, я мечтал, что наемся вволю… Где там! Джемма позвала за малоежкин столик… И на все мои мольбы подложить мясного – строго: «Взял с меня Паоло перед смертью слово, что толстеть тебе не дам, ты и так как боров». Ах, не знал я русских дам непреклонный норов! – К делу, сын мой, ты пять лет ноешь всё про то же. Как случилось, что вы с Джеммой разделили ложе? – Год назад директор помер, в Веве отпевали. Я вдову не беспокоил – вижу, что в печали. Но она сама, поверьте! За обедом скудным взор стремился мой вослед ароматам чудным, что – увы! – не из моей тарелки исходили… Трепетал я, грешный, в тягостном бессилье… Вдруг коснулось под столом что-то моих ног… И – лукавый Джеммин взгляд, нежный голосок: «Дай-ка я тебе добавки положу как другу. Но и ты в ответ вдове окажи услугу…» За обедом я тогда наелся будь здоров! В кабинет вернулся – вижу блюдо пирожков! Чуть расправился я с ними – Джемма тут как тут. Крепит на двери листок: «Ушел на пять минут». Рот закрыла мне рукой: «Чтоб никаких мне стонов!» – И пропал мой пепперони меж лесистых склонов… Не припомню, чтоб на мне так яростно скакали… Три недели у вас не был – ноги не держали… – Да простит тебя Господь. Грех твой отпускаю. Amen. Покаянье же такое назначаю: «Pater Noster» десять раз, бег на месте presto. – После ужина?! – Ага, разбежался. Вместо! После помощи вдове – десять отжиманий. – Падре!!! – Цыц, чревоугодник! Жизнь – юдоль страданий!