Таинство

      Наверное, это было одно из тех самых мест, в которых можно снимать фильм ужасов или какой-нибудь боевик, значительно сэкономив на декорациях. Здание церкви казалась ядром мира этой деревни. Удивительно, но здесь кипела жизнь, несмотря на дальность от циливизации. Ближайший город был в двух часах езды, мобильная связь почти не ловила, а компьютер в главном здании работал на допотопных технологиях. По улицам часто ходили служащие, болтая о своём насущном. Религия охватила все сферы жизни обитателей. Хотя, это было неудивительно. Все жители были культистами. Молились на Надежду и Отчаяние, боялись Трагедии, местного Армагеддона, верили, что когда мир падёт, то вместе с человеком, что олицетворяет Абсолютное отчаяние, придёт в столь грешный мир и тот, кто будет Абсолютной Надеждой.       Очень часто по дорогам ходили стайки из монахинь, молодых девушек в длинных чёрных одеяниях. Они весело щебетали о разных новостях и жизни, пока выполняли повседневную рутинную работу вроде глажки, готовки и прочего. Они казались одинаковыми, но была одна, что немного выделялась на их фоне. Она была невысокой и худощавой, словно ей было лет 14 среди совершеннолетних подружек, хотя они были ровесниками. Зелёно-карие глаза, небольшое количество веснушек на носу, аккуратные пропорции. Мило! Она появилась совсем недавно, может месяца 4 назад, никто не знает откуда и почему, хотя уже совсем скоро она стала такой привычной, словно была здесь всё время. Исправно выполняла свои обязанности, однако очень часто могла зазеваться и сделать что-то не так, но с неловкой улыбкой всё исправляла, довольно молчалива, но любила слушать других. Каждый раз возникало ощущение, что она брала интервью, располагая к разговору всех и каждого.       В целом, обычная, ничем не примечательная и застенчивая серая мышка, но у неё был секрет: этот образ был лишь прикрытием для детектива, что расследовал дело культа. Почему именно монахиня? Потому что так меньше подозрений. У них было больше свободы перемещения, да и они были более охотны к разговору. Плюс телосложение парня позволяло почти без подготовки замаскироваться под девушку.        Сейчас же было далеко за полночь. Церковь утонула в свете луны, по дороге между домами играл ветер вперемешку с опавшими листьями. Многие спали, но не наш герой. Это подземелье выглядит удручающе в горении свечи. Шатен медленно листает страницы панегириков, которым неизвестно сколько лет, ищет улики, чтобы разгадать тайну. Это довольно тяжело, ведь у него нет напарников, приходится быть постоянно настороже. Неизвестно, что будет, если его поймают. Скорее всего, убьют самым жестоким образом. Отбросив тревогу, он полез в потайной карман в рясе за лупой. Одеяние монахини было очень удобным в плане тайников, хоть и носить это было…смущающе. По крайней мере вначале, а сейчас Наэги мог двигаться так естественно, что может показаться, что он носил это всю жизнь. Сжав потрёпанный панегирик одной рукой, он быстро изучил переплёт при помощи лупы, потом, убрав инструммент, начал вчитываться в слова на латинице.       Это было его ошибкой.       Парень настолько увлёкся чтением, что не заметил, как по лестнице спускается человек. Он тих, словно призрак, поэтому душа паренька ушла в пятки, когда ладонь в перчатке легла на его плечо. Лицо посетителя поравнялось с его и обладатель сладкого, словно карамель, голоса сказал:       — О, Наэги, дорогая, что ты здесь забыла? Ты же знаешь, что меня обязательно нужно предупреждать, если ты собираешься в архив, тем более сейчас глубокая ночь.       Комаэда широко улыбается и глядит прямо в чужие глаза, наполненные страхом. Почувствовав мелкую дрожь в чужом теле, он успокаивающе гладит по плечу собеседника, отчего тот сжимается ещё сильнее.       — Ты замерзла?       Ему не отвечают. Тогда Нагито снимает свой плащ и накидывает их на узкие плечи, осторожно забирая старую книжку из чужих обмякших от усталости и сжатия рук.        — Что это ты читаешь? — он бегло просматривает страницы и восхищенно вздыхает. — Ах, панегирики! Не думал, что ты ими заинтересуешься. Пойдем поищем для тебя что-нибудь ещё.       Пастор захлопнул одной рукой книгу, явно собираясь позднее спрятать её получше, а второй коснулся чужой талии, легонько толкая вперед, потушив свечу. На самом деле Комаэда был не глуп и давно догадался, что эта хорошенькая молоденькая монашка на самом деле мужчина. Раньше подобных шпионов он устранял, принося их в жертву на жестоких ритуалах, но Наэги казался особенным, преданным своему делу, раз решился на безумную и, казалось бы, провальную затею — притвориться женщиной. Эта преданность восхищала, такие люди, как Макото были нужны его культу. Главное запутать, не дать раскрыть правду, втереться в доверие, а после сделать своим верным служителем.       «Вот чёрт!»       Мысленно выругивается парень, вздрагивая, и ругается ещё громче, когда беловолосый мужчина начал подталкивать его дальше, ближе к кладовой, где места было меньше. Сердце бедного Макото готово было остановиться. Ему страшно, он чувствовал, как смерть улыбается через высокого мужчину. Худое тело задрожало ещё сильнее, когда Пастор начал открывать двери, стоя прямо за спиной парнишки.        Не давая даже намёка на возможность побега, он спрашивает, мягко и с намёком на тревогу, не больна ли он, миленькая монашка? Просунув одну руку с ключом между туловищем и рукавом низкого, другой он дотронулся до лба, слегка приподняв каштановую чёлку. Замок щёлкнул, дверь отворилась. Комаэда быстро захлопывает дверь за собой, так же быстро включает свет, и подталкивает Наэги вперед, ближе к стелажам. Он вцепляется в плечо мужчины крепкой хваткой, второй рукой тянется к верхней полке и достает какую-то тоненькую книжку, новою, совсем не тронутую.       — Вот, их недавно привезли ещё не успели разобрать, думаю тебе понравится. А теперь поскорее вернемся, пока ты совсем не простыла, воробушек. Хочешь я сделаю тебе чай? — он старается говорить сладко и дружелюбно. На лице все также держится неестественная улыбка. — Или ты хотела бы посмотреть что-нибудь ещё? — рука на плече сжимается ещё крепче. — В этих катакомбах так легко заблудиться, тем более ты у нас новенькая, поэтому держи меня за руку.       — Н-нет, Комаэда-сан, я уже заканчивала — паренёк улыбнулся, но чувство нависшего топора не ушло. В попытке спрятаться от внимательных серых глаз, он начал рассматривать обложку.       «Чёрт возьми, это детская Библия! Он меня за идиота держит?!» — подумал парень, но вместо этого сказал:       — Это очень красивая книжка, но не то, что могло бы меня заинтересовать. Вам не стоит так беспокоиться, я сама дойду до кельи, не бойтесь за меня.       Макото выдавил из себя самую миловидную улыбку, но Комаэда не спустил с него глаз, даже кажется, что он стал улыбаться немного шире.       Дабы подтвердить свои слова, Наэги пытается пройти к двери, но его плечо сжали ещё крепче, пастор наклонился ниже, сказав, что юным леди не стоит бродить одним в такое время даже если они знают путь. Взяв парня за руку, Комаэда направился в сторону коридора, но не того, что вёл в кельи, нет, а куда-то вдаль, в неизвестность, по неизведанным лабиринтам подземелья. По паутине на стенах и толстым слоям пыли было понятно, что здесь никто не бывал уже очень давно. Коридор становился все уже и темнее, поэтому пастор хватает со стены факел, и стремительно идёт дальше вперёд. Он чувствует страх и обеспокоенность своего спутника, который то и дело пытался вырвать свою руку, но безуспешно. Нагито подметил, что ладонь была удивительно мягкой и крошечной по сравнению с его. Коридор постепенно превращался в подземный ход, сверху даже свисали корни растений, повсюду ползали черви, жуки и личинки. Нагито был уверен, что сейчас Макото был слишком напуган, он бы мог начать драться и кричать, но никого рядом нет, потому это бесполезно. Вот они доходят до старой сгнившей двери.       — Об этом подземном ходе не знает никто, давай это будет нашей маленькой тайной. Пожалуйста, дорогая, подержи факел, пока я пробую открыть дверь.       Макото послушно взял и держал факел, даже если внутри ему хотелось бросить его в беловолосого пастора и убежать, вот только он не смог запомнить пути обратно и даже если бы он смог убежать, то закрытая дверь из подземелья не могла его пропустить на волю.       Слёзы начали подступать, а горло наполнила горечь.       Пастор быстро разобрался с замком и как только он это сделал, то вошёл в холодную под стать окружению комнату, не забыв впихнуть Макото перед собой. Из-за этого толчка детектив чуть не споткнулся о полы рясы, а когда равновесие вернулось, то он услышал хлопок и щелчок замка. Беловолосый мужчина ловко забрал факел, попросив уйти в центр комнаты. Как только парень это сделал, то Пастор начал ловко и быстро зажигать свет в комнате, касаясь факелом многочисленных свечей и камина. Все его действия были отточены, словно он делал это уже миллионы раз.       Это было очень подозрительно.       Но внезапная догадка озаряет разум Наэги:       «Он знает правду.»       И парнишка взглатывает, когда он подходит вплотную и говорит, что тот может обогреться здесь, подводит к печи и просит опуститься на колени, глядеть на огонь. Макото застыл, боясь не то что повернуться- казалось невозможным даже набрать воздуха в сжатую от напряжения грудь.       Пастор с неким удовольствием смотрит на Наэги, что так покорно слушается его. Несмотря на то, что мужчина боится его, им так легко управлять. Нужно лишь приложить немного усилий и тогда тот точно станет преданным последователем культа. Он слегка склоняется над Макото и тот чуть ли не подпрыгивает от испуга. Комаэда нежно поглаживает его по голове.       — С тобой точно все хорошо, Наэги? На тебе нет лица. — тот говорит тихо, почти шепотом, будто стараясь завладеть его разумом. — Прости, я так сильно напугал тебя. Ты еще такая юная, совсем дитя, — Он расстегивает несколько пуговиц на рясе и достает из кармана подрясника небольшую флягу. — Хочешь пить? Это святая вода.       — Спасибо большое, пастор.- Макото берёт флягу в руки и отпивает. Вкус святой воды странен, это не та вода, которую хотелось бы пить постоянно, но сейчас безумно нужно чем-то заняться, иначе паренёк сойдёт с ума. Пока жидкость уталяет жажду и страх, детектив чувствует, что мужчина сел позади него.       Он снимает свой расшитый серебряными узорами, такими же, что были на книгах, плащ и просит сесть рядом с ним. Он накидывает плащ и, словно мать зовёт птенцов под крыло, зовёт к себе.        Парень недоверчиво смотрит, может быть, он до сих пор не знает правды? Макото подчиняется, молясь, чтобы так оно и было. Пастор прижимает его ближе к себе так, чтобы он щекой прижалася к рясе. Его длинные и холодные пальцы рисуют круги на запястье. Он невинно улыбается и откладывает флягу куда-то вбок, и та исчезает из поля зрения.       Он чувствует как жертва угодила в его капкан, но чего-то не хватало, чего-то за что Комаэда мог зацепиться. — Ты все ещё боишься? — его рука поднимается по чужой, затем огладила плечо и голову. — Я думал, что тебе понравится, ведь ты такая любознательная, — он перебирает пальцами пряди каштановых волос, все ещё пытаясь придумать способ, как заполучить чужое доверие, а после уже и самого Наэги- такая чистая и невинная.       Комаэда ненадолго замолкает, стараясь осмыслить всплывшую безумную идею в его голове. — По правде говоря я грешен, — он прижимает мужчину к груди, так, что тот может услышать стук его сердца. — Мне так тяжело нести этот груз на себе, прошу тебя, святая дева, позволь мне исповедоваться.       — Отец Комаэда! — Макото воскликнул. Столь странная близость смущала, из-за чего его личико сильно краснеет. Он пытается отодвинуться, но не выходит. Тогда он утыкается носом в чужую грудь. Если уж и отыгрывать роль невинной монашки, то до конца. Но, кажется, это лишь больше забавляет другого, чем вероятность серьезности этого поступка. Честно, происходящее всё больше и больше напоминало Макото какую-то глупую шутку.       — Я-Я выслушаю вас, но позвольте мне…       Ему не дают договорить. Что-то слизкое притрагивается к уху. Что-то холодное, плотное, и… живое! Отец благодарит «непорочную деву» и начинает свою исповедь, не позволяя ему оторваться от его груди. То странное существо сползло с уха к шее и мягко обвило.       — Прости меня, Господь, за грех мой, — отростки на голове Комаэды растягивались всё сильнее, медленно обвивая голову Наэги, — Прости меня за любодеяние. Я осознаю свою ошибку, то, зачем ты послал мне это нелёгкое испытание, — он продолжал крепко прижимать мужчину к своей груди так, чтобы тот не видел, как щупальца зарываются в его волосы, обвивают уши, шею, — Прости меня грешнего, прости меня за свои слабости. Я не сумел доказать верность службе своей, меня одурманил образ юной девы, я поддался искушению, — щупальца двигались дальше обвиваясь вокруг парня все крепче. — ты доказал, что я не достоин быть священнослужителем, — Закончив свою речь, щупальца медленно отступили.       Интересно, что подумает Наэги на этот счёт? Сумеет ли распознать в словах его «любовное признание»? Нагито остается лишь надеяться, что парень клюнет на его удочку, посчитает, что сможет манипулировать Комаэдой, когда на самом деле тот будет под его контролем.       Он выпускает Наэги из объятий и отстраняется. — Мне очень жаль.       Эти существа… От них так холодно, мокро, когда они скользят ниже, обвиваясь вокруг туловища шатена. Неужели он попал в какую-то недодиснеевскую сказку и вместо песни принцессы, на которую сбегается местная милая живность, у него исповедь грешного священника, которые умеет призывать змей? Наэги вслушался в слова. Эта исповедь… Неужели он признаётся в любви?       Краем глаза Детектив смотрит на шею пастора и слышит раскаяние в его словах, поданные с печальный голосом.       Ближе к концу признания те «змеи» сжали сильнее худое тело и, когда они наконец его отпустили, паренёк увидел слезинку на глазах беловолосого священника. Ему стало жаль этого идиота.       — Пастор… — юноша придвинулся ближе и взял его за руку, — пожалуйста, не печальтесь, я сохраню вашу тайну. — Комаэда поворачивает голову и смотрит со всей вселенской скорбью на собеседника.       Он улыбнулся ему, и тот втянул его в свои крепкие объятия. Ужасно неловкие, так как Макото пришлось сесть на колени пастора. Тот уткнулся носом ему в шею, будто стараясь как можно лучше запомнить запах его тела, которое сжимал в крепких руках все сильнее и сильнее, словно удав.       Детектив радовался тому, что смог втереться в доверие к такому-то девственнику, но ровно до тех пор, пока чужая рука не легла ему колени, и ему не предложили исповедаться.       — Почему бы тебе не исповедоваться тоже? — его рука скользнула выше, по бедру, и Макото крепко вцепился в плечи мужчины. — Господь видит, что и ты что-то скрываешь.       «Так, Наэги, главное не волноваться, и поскорее придумать как выкрутиться из этой ситуации, » — мысленно прокручивал он себе, но дрожь в руках так и не унималась. Его лоб и ладони вспотели. Детективу оставалось лишь надеяться на то, что его истинную личность не раскроют, иначе страшно представить что с ним потом могут сделать…       Внезапно он почувствовал, как мужчина стал оставлять на его шее легкие поцелуи. Казалось бы, абсолютно невинный жест, но затем по шее, румяной щеке и такому же красному уху прошелся язык, из-за чего Макото смущенно вздохнул и сжал веки.       — Извини, перед тобой так тяжело устоять, — ответил Комаэда на его реакцию. Томный шепот пастора волшебным образом пленял.       Наэги не сдержал тихого стона, почувствовав как его укусили за мочку уха.       — Ужасно, я тяну тебя за собой во грех, — наигранно сожалел он.       Легкое возбуждение становилось все сильнее и невыносимее, а желание отдаться этому чарующему мужчине на секунду затмило разум Макото настолько, что тот даже не заметил, как бледная рука забралась под черную одежду и коснулось его промежности.       — Ты — мужчина…       Паника и ужас вновь накрыли Наэги. Он совершенно забыл о своей миссии, о том, что Комаэда является главой культа, и что буквально несколько минут назад он боялся его до полусмерти и хотел поскорее убраться из этой чертовой комнаты похожей на карцер. Его потенциальный убийца мало того что раскрыл его маскировку, так ещё сумел ослабить его бдительность. Макото мысленно готовился к своей участи стать очередной жертвой на одном из ритуалов культа и не придумал ничего лучше, кроме как закрыть глаза, будто бы так можно спрятаться от смерти. Но, кажется, раскрытие обмана не является для Нагито огромной проблемой, наоборот, ему это даже нравится.       — Так и знал, что мне стоило бы исповедоваться за мужеложство!       Довольная улыбка не сходила с лица мужчины. Его большие ладони гладили упругие бедра, иногда задирая шорты под одеянием. В конце концов, то, что Макото разоделся как девушка, не означает, что он будет ходить вот так, без защиты.       — Ах! — сорвалось с его губ. Молния на одежде была расстегнута, а под ней двигалось что-то большое и склизкое.       Наэги с ужасом посмотрел на свою рясу, и под ней виднелись очертания этого существа.       — П-Пастор, прошу, остановитесь! Там… — Макото всячески пытался оттолкнуть Комаэду, но тот будто совершенно не слышал его и не замечал чего-то странного. — На мне змея! — он беспомощно взглянул на мужчину и еле сдержал собственный крик. Перед ним был уже не пастор, даже не человек, а пугающее создание с щупальцами на голове.       Хотел бы Макото верить, что все это всего-лишь странный кошмар, но обычно в такие моменты он всегда просыпается в холодном поту в своей кровати.       «Что это такое?! Почему он?!» — ход его тревожных мыслей прервало одно из щупалец, прикоснувшись к губам.       Руки этого чудища, теперь больше походившие на щупальца, плотно обвились вокруг дрожащего от страха тела под рясой до самого горла, и оно попросило Макото не кричать. После щупальце соскользнуло с губ и погладило его щеку.       Сердце бешено колотилось, противно звенело в ушах. Наэги пришлось хватать воздух ртом, чтобы хоть как-то успокоить его. Парень боялся отвести от монстра широко раскрытых от ужаса глаз. Чудовище будто бы наслаждалось страхом, беззащитностью и полной покорностью человека перед ним. Ещё страшнее было от осознания того, что ему, возможно, это нравилось. Щеки не переставали гореть под прицелом похотливого взгляда, а ощущения от прикосновений горячих тентаклей и стекающей по коже их холодной слизи было… приятным.       Неожиданно для Наэги, щупальце с щеки скользнуло в его приоткрытые губы и обвилось вокруг языка. Оно толкалось все глубже, скользило по зубам и небу, липло к языку и щекам, имитируя грязный поцелуй, заставляя раскрыть рот ещё шире, чтобы эта штука могла поместиться. Щупальце было настолько большим, что мужчина чуть ли не подавился им, когда то уперлось ему в глотку, и собственной слюной, которая стала стекать по подбородку. Наэги не пытался ни сопротивляться, ни отвечать, только иногда давал себе волю довольно мычать, хотя мог бы давно остановить это, например, укусив щупальце, но из-за шока совершенно потерялся в ощущениях. Он не сразу услышал чужую усмешку, и ему стало как-то неловко и стыдно от своего глупого положения.       — Удивительно, ты даже не сопротивляешься, хотя я не держу тебя за руки и ноги… Неужели ты хочешь этого? — щупальце выскользнуло со рта, и пастор прошептал в самое ухо. — Что скажешь, Наэги-кун? Желаешь ли ты согрешить со мной?       — Я… Я… — тяжело дышать. Тело размякло в тугих объятиях, а конечности онемели. Щупальца все так же нежно скользили по коже, заставляя изнемогать ещё сильнее.       Это было приятно, но инстинкт самосохранения говорил, что пора убираться. Он уперся ладонями и пятками в пол, но попытка встать не увенчалась успехом.       — Я хочу… — совершенно не то, что Макото хотел бы сказать, но слова продолжали вылетать из уст. — Я хочу, пастор, я очень этого хочу.       Комаэда улыбнулся, говоря, что святая вода действительно заставляет людей быть искренними, что на исповеди, что обычно. Наэги взял рясу одной рукой, стараясь подняться, но тело так и не слушалось. Вместо того, чтобы использовать плечо как подставку, его руки обняли мужчину. Тепло. От него исходило тепло. Одно щупальце гладило шатена по голове, другие продолжали гулять по его телу. Мысли плыли… Его не хотелось отпускать… Нагито что-то ласково мурлычет, и Макото начинает свою исповедь.       — Прости меня, святой отец…       Чувствуя, что тот вот-вот потеряет сознание, Комаэда как можно крепче сжал его в щупальцах, чтобы тот принял более устойчивое положение. Наэги продолжил свою исповедь, но пастор совершено не слушал его, да и считал это бессмысленным. Чужие слова прерывались частыми вздохами и стонами, пока Нагито целовал веснушки на его щёках, шею. Ему было умилительно со стороны наблюдать, как от лёгких ласк Макото дрожал, цеплялся своими мягкими ладонями в его плечи и старался продолжать свою речь, хотя язык заплетался. Комаэда стянул чужую одежду с узких плеч и слышит, как мужчина судорожно вздохнул и замолк.       — Продолжай, ты ещё не закончил.       Тот быстро кивнул и послушно стал выполнять указ.       Нагито стал целовать его ключицы, плечи, оставляя на них парочку засосов и укусов. Щупальца заскользили по груди, лаская соски, закручиваясь и оттягивая. Тот громко застонал и всхлипнул. По его подбородку вновь покатилась капелька слюны, которую Комаэда благополучно слизал.       — Я грешен… Прости меня… — в голове туман, но так тепло, так приятно… Ему хотелось испытать большего… Тело горело… отростки продолжали двигаться. Незаметно для себя парень выдавал свои намерения. То напрягал живот, то выгибался и извивался под ласками щупалец. Крупица здравомыслия верещала где-то в закаулках разума о безумности происходящего. Наэги посмотрел в серые глаза напротив и удивился, что похоже другому было всё равно на его слова.       Хищная улыбка расползлась на губах пастора, и он прошептал, что не мог более отпустить Макото, да и не хотел.       — Я…Тоже… Позвольте мне остаться…       Наэги влекло к этому мужчине, и он поцеловал его в губы. Как только с лица Комаэды сошло удивление, он ответил, и его конечности обвили парня сильнее и забрались под шорты, пытаясь снять их. Тот послушно помог.       Желая сделать другому приятно, Макото дрожащей рукой залез под рясу, другой стал гладить щупальца на голове и те легко обвились вокруг пальцев. Комаэда чувствуя, как чужая рука ласкала его торс, довольно мычал. Он усмехается, когда в глазах напротив промелькнул озорной огонёк. Щупальце обхватило член, начиная медленно двигаться, и Наэги протяжно застонал. Его дрожащие в экстазе руки все ещё гуляли по телу Комаэды, поглаживая бока, пересчитывая ребра и иногда задевая соски. Это приятно, но слишком мало для Нагито. Тогда он останавливает движение щупалец, и слышит разочарованный вздох.       — Чего ты так боишься, Ма-ко-то? — сладко протянул Комаэда имя мужчины и блаженно улыбнулся, видя его взбудораженную реакцию. Щупальце обвилось вокруг запястья Макото и потянуло его вниз, к промежности. — Будь смелее, я же знаю, ты хочешь сделать мне приятно, или нам стоит прекратить? — Нагито убрал щупальце от руки, как бы давая парню свободу выбора.       Парень медленно переводит взгляд со своей руки на лицо мужчины, становясь всё краснее и смущённее, словно он действительно был невинной монашкой. Этот цирк разврата стоило прекращать, но что бы случилось, если бы он согласился? Это было бы так…       Поезд под названием здравомыслие полетел в пропасть, не обещая вернуться.       Замотанные в пластыри пальцы расстегнули ширинку, несколько раз неуклюже царапаясь о бегунок. Наконец справившись с преградой, они сразу же коснулись чужой плоти. Комаэда лишь усмехнулся с неким садизмом, который был свойственен лишь ему. С его губ сорвалось оскорбление вперемешку с игривостью, возбуждением и восторгом.       «Да, я чёртов грешник, ты прав, но ведь и ты далеко не ангел, » — пронеслось в затуманенном разуме, пока Макото спустил штаны с оппонента до колен, лаская и поглаживая там, параллельно засунул голову под одеяние, оставляя засосы до куда мог дотянуться. Сердце демона стучало, как мотор, но кожа продолжала быть холодной. Это казалось Наэги чем-то очень необыкновенно крутым.       Щупальца опять обхватили его и стали оставлять засосы везде: на бёдрах, спине, животе некоторые забрались в трусы, поглаживая там самые эрогенные места.       Пастор застонал, почувствовав, как руки Макото вцепились в его ягодицы. Дерзость парня чертовски заводила. Тот так умело ласкал тело Комаэды, что сдерживать стоны было бы просто непростительно в этой ситуации. Вновь Нагито восхищался тем, насколько люди были удивительными существами — только они способны за минуту перевоплотиться из невинной монашки в блудного грешника, желающего поскорее взять то, чего он так охотно жаждал. Когда ему поставили очередной засос где-то на животе, Нагито грубо потянул парня вверх за волосы щупальцами и крепко прижал к себе так, что члены соприкасались и терлись друг о друга. Своей «рукой» он обхватил оба органа и стал сначала медленно гладить их, постепенно ускоряя темп. Наэги застонал и, уткнувшись своим лбом в чужой, блаженно прикрыл глаза. Тогда Комаэда воспользовался моментом и потянулся к приоткрытым губам. Хотя для него поцелуи были чем-то очень непривычным, с Макото он был не прочь целоваться снова и снова.       — Дыши носом, — прошептал он, перед тем как протолкнул в рот язык и несколько небольших щупалец. И Наэги послушал его, обнимая за шею. Ему было так тепло, так приятно. Хотя щупальца были на вкус, как мокрая резина, Макото это совершенно не беспокоило. Он чувствовал, как несколько тонких отростков сползли с полового органа и начали дразнить его проход. В ответ Наэги протяжно застонал и притянул пастора ещё ближе.       В какой-то момент они поменяли положение, ложась на пол, на который уже в процессе кинули плащ. Оторвавшись на секунду, Комаэда скинул остатки своей одежды, на что детектив заворожённо стал изучать тело перед ним, смотрел на раскрасневшее лицо, улавливая каждую особенность своим профессиональным взглядом. Ладонь коснулась холодной щеки, и демон ошарашен.       — Вы красивый, пастор, очень-очень…       Демон молчит, он явно не ожидал комплиментов, учитывая его специфичную внешность, искал подвох, которого нет, и, когда он это понял, втянул Наэги в новый поцелуй. Их ноги переплелись, а присоски опять стали оставлять следы, но уже на верхней части тела человека. Макото тоже не отставал, оставляя царапины на спине. Комаэда не мог насытиться сладкими устами, и, возможно, со стороны это выглядело так, будто он пытался съесть его, а в идеале проглотить, как конфету. Заметив, догорающий огонь в камине, Нагито поторопился снять обертку со своей конфеты.       — Знаешь, это нечестно, Наэги-кун, — наиграно обиженно шепчет он, гладя парня своими щупальцами по волосам и щекам, массируя за ушами, шею и плечи. — Огонь скоро погаснет, а раздет только я, хотя мне тоже хочется насладится видом твоего тела.       Он с неким извращенным наслаждением наблюдал, как мужчина послушно приподнялся и стянул с себя одежду, даже белье. Он наполнился гордостью, видя, как на чужом теле не было и сантиметра нетронутой кожи, потому что все было усыпано его засосами от щупалец. Комаэда провел языком влажную дорожку от ключиц, до самого низа живота и прижался к нему лицом. Он осторожно вошёл тонким щупальцем внутрь и щекой почувствовал, насколько глубоко оно проникло. Нагито чуть ли не подпрыгивает, чтобы поймать губами тяжелый болезненный вздох. Видя, как сильно напряжен его любовник, пока не пытался двигаться.       Огонь погас раньше, чем он рассчитывал, но разве это должно помешать? Говорят, что в темноте чувства обостряются, так почему бы это не проверить на практике?       Щупальца сжались вокруг горла Наэги, но не сильно, чтобы случайно не задушить своего партнера. Комаэда так и не оторвался от губ, то покусывал их, вылизывал, и оба скулили от удовольствия. Всё это длилось какое-то время, пока Макото без предупреждения не начал насаживаться сам, постанывая и пыхтя в поцелуй. Демон явно удивлён, но вскоре сам начинает разрабатывать отверстие. Они ненадолго оторвались друг от друга. Наэги старался отдышаться, его лёгкие болели, но нельзя сказать, что это приносило ему дискомфорт. Он схватился за лицо другого, отчаянно стараясь разглядеть его, ощутить его черты наощупь, увидеть в чужих глазах искры, но так и не получилось. В его всё ещё затуманенную голову приходит возможно безумная, но такая хорошая идея.       Кое-как сев на колени и проигнорировав вопрос партнёра, Макото начал его подталкивать лечь на пол, толкая чужие плечи и напирая своим весом. Когда же до парня дошло, что Комаэда так и не понял его намерений, он сжал ладонь, что упиралась уже в его плечо и прошептал:       — Пастор… Пожалуйста, лягте на пол… Позвольте. Я хочу сделать это для вас…       Разве голос Детектива всегда был таким томным? Судя по всему, собеседник наконец-то понял, и он сменил положение, но так, чтобы не лежать на голом полу, а на далеко не чистом плаще. Его голос стал таким насыщенным и тяжёлым, наверно демоническим. Он шепчет пошлости, когда Макото наконец сел на его бёдра.       Наэги впился поцелуем, параллельно разрабатывая себя. Щупальца поползли по бедрам, нашли проход и стали помогать ему, другие же вновь обернулись вокруг тела. Когда же юноша закончил, то отрывался от губ и спросил, готов ли тот.       Этот парень не переставал удивлять Комаэду, что ему очень нравилось и заводило. Он кидает свое хриплое «да» и помогает парню сесть на член. Сейчас Нагито чертовски жалеет, что нет ни единого источника света, хотя бы маленькой щели где-нибудь в стене или на потолке, потому что он безумно хотел бы увидеть Наэги. Единственное, что он может, так это только представлять, как он принимает его, возможно корчит какую-нибудь забавную гримасу и прикусывает губу, чтобы подавить свой болезненный стон. Внутри туго и горячо, он чувствует как Макото садится полностью, касаясь ягодицами его бедер. Щупальца продолжают виться и сжиматься вокруг чужого тела, гладить бедра, живот и спину, что так изящно изогнулась, когда мужчина, оперевшись руками на его грудь, начал двигаться. Комаэда слышит тихие стоны и сам стонет в ответ. Хоть он и не может видеть своего любовника, ощущения, которые он сейчас испытывает были невероятны. Постепенно Макото установил удобный для себя ритм: не очень быстрый, но и не медленный. Ему нравится. Он вздыхал и шептал имя мужчины каждый раз, когда садился до упора. Иногда его голос дрожал, становясь то громче, то тише.       В какой-то момент руки пастора, приняв человеческий вид, подхватили парня под подмышки, и они поменялись местами. Теперь Наэги лежал, не видя мужчину, но чувствуя некую ауру власти витающую вокруг. Нагито погладил засаленные волосы и вытирает эмоциональную слезинку с его щеки. На лицо обрушился град нежных поцелуев. Макото было приятно. Он никогда не чувствовал себя таким ценным и значимым. Грудь наполняло тепло, не похотливый жар, а нечто иное, более трепетное и нежное. Комаэда впервые шепчет таким мягким тоном: «Позволь теперь мне сделать тебе приятно, моя грешная монахиня».       Наэги рдеет. «Грешная монахиня»? Он хотел возразить, но щупальце, словно появившееся из ниоткуда, прикрыло его рот. Разнёсся добрый смех.       — Кивни, пожалуйста, если готов.       Недолго думая, мужчина кивает, готовясь к столь ожидаемому, но желанному действу. Он обвил своими ногами его туловище, прижимаясь ближе. Крепко сжатые ладони были последним предупреждением.       Нагито толкается грубо, сразу набирая быстрый темп. Он крепко сжимает чужие ладони, чтобы нижний точно не сдерживал своих стонов. О эти стоны, они звучали так звонко, так ярко! Интересно, учился ли он пению, с его то чарующим голоском? Комаэда был уверен, что Наэги мог бы петь в хоре ангелов, но, к сожалению или счастью, ангел, искушённый грехом, отрезал себе крылья и спустился в их мир. Щупальца на голове удлиняются обхватывают ноги под коленями, раздвигая их шире, давая Нагито сменить направление и толкнуться глубже. Он слышит, как Макото срывается на крик, чувствует, как его руки дрожат, и сам сладостно стонет. Предположив, что он нашел простату, он продолжает толкаться в том же направлении и упивается ещё большей порцией завораживающих стонов. Комаэда утыкается своим лбом в чужой, чувствует как тот вспотел, что даже прилипла челка.       — Господи, Наэги, ты так прекрасен! — восхищено шепчет он и ещё сотню комплиментов. Обычно Нагито не такой эмоциональный, но с Макото теряешь рассудок, хочется смутить его, свести с ума, довести до экстаза.Щупальце обвивается вокруг напряженного члена и движется в такт толчков.       — Как думаешь, в тебя поместится что-нибудь ещё или лучше не стоит?       — Я…Я не знаю… — Макото не знал, побил ли он мировой рекорд по покраснению, но свой личный однозначно. Парень понимал, что другой его дразнит. Комаэда ухмыльнулся, его голос и смех были полны восторга, как будто он выиграл в лотерее, и предложил проверить, на что паренёк соглашается. На какую-то долю секунды он чувствовал, как восхищённый вздох перерастает во что-то новое.       Щупальца ползут с ног к проходу. Наэги чувствует, как они стали такими приятно горячими. Выскользнув, пастор позволил им проникнуть первыми, а затем вошёл сам. Отростки были тонкими, так что времени на привыкание не понадобилось много.       Никогда он не чувствовал себя таким заполнненым. Парень понимал, что был на грани, поэтому он неожиданно застенчиво попросил своего любовника быть быстрым настолько, насколько это возможно.       — Всё, что хочешь, дорогуша, — и опять по новой.       Макото не выдерживает уже совсем скоро, кончает. Пастор замер, но парень настоял на продолжении, и тот, словно окончательно сорвавшись с катушек, стал вдалбливаться. Под конец, Комаэда впивается в потное плечо зубами, и бедный Макото от резкой боли, не сдерживаясь, закричал.       Всё кончилось быстро.       Нагито лёг на грудь парня, чтобы отдышаться, но довольно скоро меняет положение, ложась уже рядом, крепко обнимая шатена и осторожно водя ладонью по укусу, вслушиваясь в чужое дыхание.       — Ты как, Наэги? — в ответ он слышит лишь неразборчивое бормотание и чувствует, как парень прижимается щекой к его плечу.       Они ещё несколько минут лежат так в обнимку. Комаэда перебирает пальцами каштановые волосы, задумавшись. После такого Макото должен, нет просто обязан согласиться остаться вместе с ним. Нагито сам не понимал своих чувств, но отпускать мужчину он точно не собирался. Пастор гладит его по плечу и бросает как бы невзначай.       — Было бы прекрасно если бы мы остались вместе, навеки, что скажешь?       Какой бы ответ парень не дал, для Комаэды его судьба была давно предрешена.       Вопрос выводит Наэги из дрёмы. Он приоткрывает глаза, хотя и знает, что ничего не увидит, и поднимает подбородок с плеча, смотрит туда, где должно быть лицо Комаэды.       «Остаться с ним? Навечно?»       Это крайне опасно, детектив понимает это… Дело о культе… Следует его закончить, но одновременно не хочется покидать это место. Не только из-за его…исповеди, но и потому, что многое для него стало здесь родным. Девочки-монахини, что любили посплетничать с ним и проводить время, парни, что помогали ему и всем вокруг. Он пробыл здесь так долго и видел, что это место намного безобиднее, чем иные культы, про которые он читал. Хотя, свою тьму в виде дьявола с щупальцами оно содержало, он лично убедился.       И всё же ему не хочется, просто не хочется. Возможно это под влиянием момента, а может из-за глубинного страха перед неизвестным, природного любопытства и одиночества.       И ответ сам соскальзывает с красных губ:       — Я бы тоже этого хотел, пастор, но… Но у меня есть жизнь за пределами церкви. Я не могу так легко всё бросить. Но я очень не хочу покидать вас…       Парнишка снова утыкается носом в чужое костлявое плечо, вздрагивая от неожиданного холода. В ответ слышится лишь тихое дыхание, и его притягивают ближе, словно желая уберечь от тьмы комнаты и холода, что всё быстрее расползается по округе. Из-за этого Макото потихоньку начинает впадать в дрёму, глаза уже закрылись, а дыхание стало глубже и реже, напряжённые от дроби мышцы расслабились, ведь тёплые руки Пастора согревали его.       Где-то на границе между сном и реальностью он услышал ласковый шёпот:       — Думаю, что я смогу тебе помочь, мой детектив.

***

      Утром в церкви во всю кипела жизнь. Совсем недавно закончилась утренняя молитва, так что жители приятно проводили время в разговорах. Из одной кельи, что была закрыта на ключ совсем недавно, а её обитатель крепко спал, выполз юноша. На нём был обычный по меркам культа костюм, несмотря на его помятость и неряшливую шевелюру. Он выглядел крайне напряжённо, даже испуганно, но никто не обратил на это внимания. Он поправил подол рясы и настороженно смотрел по сторонам.       Кровати в кельях были далеко не самыми удобными- это то, что Детектив понял в первую же ночь. Сейчас же ему, наоборот, эти дешёвый матрац и колючие одеяла казались мягче перины или плюшевого одеяла. В попытке увернуться от солнечных далеко неласковых лучей ему помешала сильная боль в пояснице. Она оказалась настолько сильной, что разбудила его. Кое-как сев ровно, он заметил на столе пузырёк с этикеткой, на которой была надпись с дурацким смайликом: «Выпей меня, Наэги-кун» Чуть ниже подпись: «отправитель — Пастор Комаэда Н.» Немного поколебавшись, Макото сделал экспериментальный глоток. Чтож, это не так уж и плохо! На вкус похоже на растворённым аскорбин. Когда лекарство было выпито до конца, в его дверь постучали. Уже предвидя сильнейшую боль, он попытался максимально медленно встать, однако его страх не оправдался. Ему уже не было так неприятно, словно то ощущение было заглушено.       Натянув на себя по-быстром рясу, которую он даже не успел осмотреть, Наэги открыл дверь. На пороге стояла его знакомая монахиня, Саяка, с книгами в руках. Она выглядела крайне озадаченной и шокированой. Её взгляд скользил по его одежде.       — Макото..?       Наэги не понял, почему девушка была озадачена. Он осмотрел пространство вокруг себя, а потом его посетила одна ужасная догадка. У него была непокрытая голова и вместо его обычной женской рясы плотное мужское одеяние.       -Я.Я…- Макото не мог чётко сформулировать свои мысли и слова. Вместо них вылетали лишь нечленораздельные звуки. Парень схватил девушку за плечи, -Я могу всё объяснить!       Саяка ничего не ответила. Лишь удивлённо смотрела на лепочущего паренька, однако её голову посетила одна мысль. Медленно, стараясь не привлекать много внимания, она положила ладони на плечи Макото. Она рассмеялась, когда последний замер и почему-то побледнел.       — Ха-Ха, Макото-кун, что случилось? — Маизоно обняла его, слабо похлопывая по спине. После она слегка отодвинулась, озадаченно рассматривая белое, словно бумага, лицо.- Ты словно призрака увидел. Неужели заболел? Ведёшь себя странно: вот, молитву пропустил, завтрак… И проспал.       Её запястье дотронулось до вспотевшего лба, а потом по щекам. Девушка нахмурилась и тревожно рассматривала парня. Он был холодный, словно мертвец.       — Маизоно-сан… Я.Я в порядке… — страх ненадолго покинул его голову, дав место логике. В голове крутились вопросы от «Почему она ведёт себя так, словно ничего особенного не произошло?» до «Какого чёрта здесь происходит?!». Макото взглянул прямо в её глаза — никаких следов гипноза или чего-то ещё, она не притворяется. Быть может…       Неожиданно голова Макото очень сильно заболела. В голове снова был знакомый туман, ощущения перемешивались в какофонию, где нельзя было отличить одно от другого. Жар разнёсся по телу, было очень приятно… Затуманенные глаза снова посмотрели на испуганную обладательницу чарующего голоса.       — Маизоно-сан… — из-за этого коматоза Наэги был вынужден опереться о косяк двери, и собеседница обхватила его за талию. Было ужасное ощущение, что его память разрывается на куски, смешиваясь с фантазиями.Из его внезапно пересохшего горла полетели вопросы:       — Маизоно-сан, скажи, почему я здесь? Как я сюда попал? Кто я? Я ведь детектив… Я… работаю над делом культа, верно? Я. Я ведь переодевался в женскую рясу в качестве камуфляжа…       — Макото, это не смешно, чёрт побери! Прекрати дурачиться! Ты меня пугаешь! — запричитала девушка, оттянув парня к неубранной постели, захлопнув за собой дверь. Она очень нервничала, пока её голову не посетила одна догадка. — Тебя что, настолько сильно впечатлил тот фильм?       Макото в непонятках приоткрыл глаза. О чём она говорит?       — К-Какой ещё фильм?       — Ты уже забыл? Недавно же к нам привезли напрокат ту ленту о детективе, что маскировался под женщину и расследовал дело о шарлатанах, что продавали гомеопатию на чёрном рынке в Чикаго, прикрываясь выдуманной церковной организацией. Ты ещё тогда сказал, что хотел бы быть на месте главного героя. — взгляд девушки сменился с испуганного и встревоженного на более мягкий и заботливый. Она дотронулась до головы Макото и стала слабо поглаживать. — Ты просто сильно впечатлился, вот поэтому тебе и приснился столь реалистичный сон. Не бойся, всё хорошо.       — Я… — Макото нахмурился от размышлений. Было ощущение,что что-то стирают ластиком в его голове и пишут по-новому.       «Да, определённо был фильм, но не о детективе, а о… О чём?.. Да...Да, точно, она права! Это был боевик!»        И почему же паренёк всё ещё думал, что это была романтическая комедия, где неуверенный в себе герой пытался добиться сердца прекрасной леди? Почему он думал, что наоборот, ругал главного героя за недалёкость? Его взгляд встретился с добрым и ласковым взглядом Саяки. Нет, она бы точно не стала его обманывать, он ей доверял. Она ведь была такой же, как и он. Возможно, ему это приснилось. Но всё же чувство несостыковки оставалось. Он решил пойти напролом.       — Маизоно-сан, скажи, а как я здесь появился?       — Хм? Ой… Это было так давно… — её ладонь прекратила двигаться. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. Наэги не отрывал от неё взгляд. — Ты появился здесь 4 месяца назад, это точно… Ты пришел вместе с пастором.       — С пастором Комаэдой? — Макото приподнялся и поравнялся взглядом с девушкой. Он этого не помнил.       — Да! Я уверена в этом! Он говорил, что вы когда-то столкнулись в твоём родном городе и ты его спас от чего-то… Вроде от ограбления. А потом, — Саяка положила изящные запястья поверх Макото и снова тепло улыбнулась. — Вы снова встретились! Ты попал в аварию, где мы смогли помочь тебе. Травмы были несерьёзные, но всё-таки тебе пришлось остаться на пару дней. Потом мы попрощались и, как видишь, ненадолго! Ты вернулся спустя месяц и стал настоящим членом нашей семьи, Макото! Я, конечно, рада это вспомнить, но ведь ты и сам это знаешь.       Саяка сложила ладони на своих коленях и закрыв глаза под конец. Макото нахмурился и сжал лежащий рядом с его подушкой плед. Да, это действительно было, но почему же ему страшно? Почему? Взгляд паренька сосредоточился на прикроватной тумбочке. Если доверять его памяти, то в этой мебели есть двойное дно, которое он сам сделал, пряча внутри разные личные вещи. В частности, личный дневник и мелочовку, вроде монет и важных для него безделушек. В частности, там была маленькая коллекция билетов на автобус, на его любимые фильмы в кинотеатрах и лоттереек, что ему повезло выиграть в тяжёлые с точки зрения финансов дни. Если это действительно было, то именно там он и найдёт ответы.       Успокоив и проводив Саяку, Наэги начал искать ответы. Ящик открылся легко. Невнимательному и обычному человеку было трудно заметить странность и необычность дна, но они были.       И вот оно снято. Все его вещи лежат именно так, как он их оставил, ничего не тронуто: на потёртом блокноте в клетку лежат перевязанные билеты, монетница, маленькая фотография школьных времён, где он улыбается вместе со своим старым приятелем Хагакуре Ясухиро выпивают на вечеринке в честь выпускного на берегу реки. Эта фотография была его личным сокровищем.       - Четыре месяца назад...- Наэги быстро листал блокнот в поиске нужной даты. И вот нужная страница. Чёрной ручкой был описан его обычный день на не самой любимой работе...заместителя местного бизнесмена? Да, он помнил, как подрабатывал у какого-то парня, что открыл библиотеку. И в подробностях описано, как во время обеденного перерыва на автобусной остановке он стал свидетелем ограбления какого-то парня, похожего на священника или очень странного гота, и то, как он спас его имущество от грабежа, получив за это синяки под правым глазом и на руках. Далее этот священник решил отблагодарить Макото, отведя того в травмпункт, а после отведя его домой. Даже позаботился о том, чтобы защитить его от нападки его босса за прогул. Хороший парень.       Макото зачитался своими же рассказами, а память подкидывала ему картинки. Как он оправдывается перед боссом, как Пастор Комаэда рассказывал о церкви, как он сюда приехал и почему.       Но всё же было сомнение. И последним аргументом был билет на автобус до этого места. Если он решился на что-то координальное, то однозначно что-то осталось на память, кроме записи.       Связка билетов была туго связанной канцелярской резинкой , но всё же аккуратной. Десятки билетов упали на пол и Макото начал последний поиск. И вот он, заветный билет в один конец от 25 ноября прошлого года. Сомнений больше не осталось.       В дверь кто-то настойчиво постучал. Шатен вскочил на ноги, быстро собрав свои сокровища и положив их в ящик, наскоро закрыл его. Он приведёт всё в порядок позже.       Из размышлений Наэги вывело прикосновение к его плечу. Повернув голову, он встретился со знакомой сладкой улыбкой. Точно...Как он только не забыл... Он и Пастор вчера на полу комнаты старшего... Макото невольно стал пунцовым, а беловолосый ,словно не заметил, улыбнулся шире.       — Доброе утро, Макото-сан, — Беловолосый мужчина обогнул собеседника со свойственной только ему бесшумностью и быстротой. Ладони в перчатках спрятались за его спиной, а глаза слегка прищурились.Он наклонился и прошептал ему на ухо:       — Вы крайне любознательна, сестра Макото, мне понравилось исповедоваться с Вами. Макото зардел от этих слов, а потом его щёки раскраснелись в разы сильнее, ведь его поцеловали в висок, и вновь другой зашептал:              — Вы пропустили утреннюю молитву, однако, я не виню Вас за это. — На этот раз они соприкоснулись лбами. Старший священник положил руки ему на талию, словно пытаясь спрятать, и на долю секунды Наэги показалось, что нечто знакомое забралось к нему под подол. Сколько раз уже Макото краснел? Наверно, нет точного числа.       — Пожалуйста, пройдите за мной в мою комнату, я хочу позавтракать с вами.       Пастор отпустил паренька и повернулся к нему спиной, неторопливо направился к своей комнате.       «Быть может, остаться с этим демоном не такая уж и плохая идея.»       И с этой мыслью парнишка направился в вслед за Пастором.       Комаэда ухмыльнулся на просьбу шатена подождать его. Его рука сжала небезизвестную почти каждому служителю культа флягу.