Я не могу побороть это чувство

— Олег, это бред. Получается, закон бессилен перед этими людьми, — Сергей стоял возле стола, опираясь на него обеими руками. Он был безумно раздражён и зол, не только на своё бессилие, но и на людей, которые совершенно ничего не сделали для того, чтобы преступника наказали. Мужчина за его спиной не издавал ни звука, даже не двигался. Казалось, будто он даже не дышит, ведь тяжёлые вздохи и шумные выдохи Разумовского раздавались как гром посреди ясного неба, мешая различить что-то ещё. Олег просто рассматривал известную картину на стене, давая другу возможность сказать обо всём, что его беспокоит. — Они воруют, насилуют, убивают, и все сходит им с рук! — сжатыми до побелевших костяшек кулаками Серёжа громко ударил по гладкой поверхности стола. Злость, поглощающая изнутри, брала верх над разумом, заставляя всё повышать и повышать голос, напрягать челюсть до скрипа зубов. — Я пытаюсь, пытаюсь сделать жизнь простых людей лучше, но вот это вот, — дрожащими пальцами он выхватыватил из кармана на рубашке тёмные очки и показал их, — вот это вот всё бессмысленно, — он отшвырнул очки, бросил их на пол с такой силой, что на мгновение показалось, будто они разобьются в дребезги. Разумовский повернул голову. Волков всё также сидел, продолжая смотреть на полотно на стене. Казалось, будто ему вообще наплевать на то, о чем ему толкует его старый друг. Хотя Сергей и знал, что это не так, но создавалось совершенно обратное впечатление, поэтому он быстро преодолел расстояние между ними, вытянул руку за его спиной и начал активно жестикулировать, продолжая свой рассказ. — Эта девочка и ее брат, они же из нашего детдома, Олег! — он резко почти прокричал обращение к другу, продолжая. — Сколько ещё людей должны пострадать или погибнуть из-за таких как Гречкин, кто их защитит? — он резко развернулся и сел рядом с Олегом, ударившись своим плечом о его спину. Его голос вдруг стал тише, гнев будто испарился и осталась лишь сильная боль в самом сердце. — Я не знаю, что делать… Это кошмар, и он повторится… — продолжать говорить о столь болезненной теме совершенно не хотелось, поэтому он больше не собирался произнести ни слова об этих ужасных людях, портящих жизнь простых смертных.  — Не повторится. В тихой комнате громкий голос Волкова будто оглушал. Он вдруг наклонил голову, будто пытаясь решить, что делать дальше. Бурю эмоций нельзя было сравнить с тем, что творилось сейчас в душе друга. Холодное выражение лица без единой эмоции, ледяной спокойный тон голоса. Всему этому давно научила военная служба. На некоторых людей это действовало отрезвляюще или просто успокаивало. Олег медленно повернулся, оказываясь по одну сторону дивана с Разумовским. Их колени соприкоснулись.  — Я тебе обещаю. Мужчина медленно повернул голову, и встретил перед своими ясными глазами бледное лицо Серёжи. Он выглядел так потерянно, губы с опущенными уголками немного подрагивали, пальцы сплелись в сложный замок, ладони нервно потирались друг об друга. Конечно, Разумовский был таким почти всегда, но именно сейчас, когда они были наедине, хотелось подарить ему все краски этого мира, чтобы хоть немного сделать его счастливее. Хотелось обнять его так крепко, как только можно было, при этом не сдавив рёбра до хруста, не сломать и без того хрупкое тело приятеля. Хотелось гладить его по голове, пока волосы не спутаются настолько, что расчесать их будет совершенно невозможно. Хотя, может ли Олег теперь называть его приятелем? В душе каждый раз бушевал пожар, когда они были вот так близки. Не только физически, в основном духовно. Ему нравилось слушать обо всём, что говорил Сергей. Нравилось разбираться в выражении его лица, ища в нём потаённые чувства, о которых тот не решался говорить. Нравилось понимать его с полуслова. Ему нравилось всё, что бы могло сделать их снова такими же близкими людьми, как и раньше. Когда их дороги разошлись, когда они ничего не слышали друг о друге, когда Олег узнал о том, что друг создаёт приложение. Как далеко бы они не были, какое бы расстояние не лежало между старинными знакомыми, он всегда думал о Разумовском. И всегда будет думать о нём. Волков коснулся колена друга, немного надавливая, и через пару секунд резко встал. От холодного выражения лица не осталось и следа, мозг захватили эмоции и чувства, что совершенно мешало продолжать спокойно говорить с Серёжей. Он собирался уйти, остаться наедине с собой, успокоить своё яростно бьющееся сердце. Его шаги тяжким гулом разносились по тихой комнате. Сейчас он был как никогда благодарен человеческому телу за то, что громкий стук не был слышен на расстоянии нескольких шагов. Чувства накрывали с головой, заставляя все мысли волшебным образом раствориться. Сердце колотилось в непривычно быстром темпе, румянец на щеках горел пожаром, пальцы вновь и вновь хитро сплетались в странный и сложный замок, выдавая нервозность. Почему именно он? Почему именно этот проклятый Волков? Почему именно этот бесчувственный и холодный мужчина вызывает в душе Разумовского такую бурю эмоций? Как можно испытывать что-то к старому другу, который всегда был рядом, даже когда находился за тысячу километров от Санкт-Петербурга? Это было похоже на низкосортную историю любви из глупых и ненастоящих книг, которые оба мужчины никогда не читали. Но как бы сложно не было, нужно было сделать первый шаг, который Олег никогда не сделает в трезвом состоянии. А он мог. Серёжа мог сделать их жизнь такой, о которой всегда мечтал.  — Олег, подожди! Разумовский быстрыми шагами направился к мужчине, пытаясь побороть всё своё смущение, а это казалось совершенно невозможным. Пальцы коснулись холодных и грубых ладоней, он немного потянул Олега за руку, заставил развернуться. Яркий румянец расплывался на щеках обоих мужчин, каша в голове сварилась уже раз сто. Каждый надеялся, что первым заговорит другой. Несколько минут они провели в полной тишине, не решаясь начать. Стена между ними, которую они сами возвели, начинала рушиться, и это безумно пугало. Кровь стучала в ушах, приливала к щекам, заставляла сердца биться чаще. Теперь было поздно уходить. Серёжа бессильно зажмурил глаза, пытаясь собраться с мыслями и наконец пошевелиться. К его щеке воздушно прижались прохладные бледные губы, колючая борода легко коснулась лица. Разумовский широко раскрыл глаза и, хотя Олег уже успел отстраниться, почувствовал приятное тепло, расплывающееся по щекам, захватывающее остатки ясного ума. Взгляд мужчины напротив был таким же расплывчатым и мутным, как и у него самого. Серёжа не знал почему, но его тянуло к этому холодному и упертому Волкову. Олег не знал, почему сердце бьётся чаще при виде миллиардера и программиста Разумовского. Но крышу сносило у обоих. Так почему бы не утонуть в этих чувствах?

***

Серёжа почти не чувствовал своего тела. Все его мысли были заняты Волковым. Его пальцами, неспешно ощупывающими выступавшие лопатки и ребра, его царапающей кожу щетиной, его жёсткими темными волосами, касающимися основания шеи. Он практически растворялся под напором мужчины, который уже успел переместить свои руки на пуговицы рубашки. Одежда тихо шуршала под пальцами. Его ладони, по сравнению с рубашкой, выглядели такими грубыми и тёплыми, безумно хотелось почувствовать их без этой надоедливой белой ткани. Пуговицы довольно быстро поддались Олегу, поэтому через несколько минут его борода царапала кожу груди Разумовского. Его тело скоро покрылось тысячью мурашек, которые вызывали волну прохлады по всему телу. Волков продолжал касаться зоны ключиц и шеи, оставляя лёгкие поцелуи вперемешку с немного грубыми полуукусами. Олег совершенно не понимал, как можно быть одновременно настолько открытым и замкнутым. Покрасневший от стыда мужчина сейчас проводил ладонями по спине и притягивал всё ближе и ближе к себе. Серёжа откинул голову назад, давая возможность прикоснуться к большей части тела. Он тихо постанывал, дышал, втягивая воздух сквозь зубы. Разумовский прижимался всё сильнее и сильнее, будто пытаясь попасть под самую кожу. Мысли путались, совершенно не хотелось сопротивляться этому странному порыву чувств. Волков спустился ниже, коснулся впалого живота, вызывая очередную дрожь в теле мужчины. Он медленно отстранился и, оперевшись руками по бокам от плеч Разумовского, коснулся коралловых губ своими. Олег целовался медленно, уверенно, размеренно. Серёжа отвечал более живо, быстро, хаотично. Поцелуй был полон любви и желания, которое сейчас накрывало с головой обоих. Разумовский подцепил дрожащими пальцами края свитера мужчины, потянул вверх, вынуждая отстраниться и снять мешающую одежду. Подтянутый торс Олега был покрыт сотней шрамов, от глубоких до уже совсем посветлевших и превратившихся в белые неровные полосы. Невольно хотелось коснуться каждого из них, губами или пальцами, наплевать. Главное — тонуть в ощущениях и понимать, что рядом с тобой тот самый человек. Чувствовать, что именно с ним, с Олегом, хотелось быть всю жизнь, в любую секунду, в любое время года, в любой ситуации. Разумовский начал тонуть. Тонуть в тепле, излучаемом Волковым каждый день. Тонуть в положительных эмоциях. Воздух будто выкачали из лёгких, когда чужие пальцы расстегнули блестящую пуговицу и молнию на брюках. Он заглянул в чужие глаза, в которых читались тепло и нежность. Ему никогда так не хотелось поскорее избавиться ото всей одежды, чтобы стать ближе настолько, насколько только могло позволить человеческое тело. Брюки небрежно валялись возле кровати. Тяжёлая ладонь Олега медленно скользила по худому бледному бедру, вызывая новые мурашки. На секунду в голове появилась одна единственная здравая мысль. Разумовский неловко повернулся на бок, потянулся к тумбочке, но руки были слишком коротки. Он замешкался, ситуация становилась все более и более неловкой, а уверенность улетучивалась с каждой секундой. Заметив странные попытки дотянуться до тумбочки, Волков сам открыл один из ящиков и достал презерватив и смазку. Каждый из них смутился в сто раз сильнее, но это не помешало Олегу сдвинуть брови и аккуратно стащить нижнее белье с Серёжи. Он крепко зажмурил глаза, поддаваясь навстречу чужой ладони, мягко накрывшей пах. Он будто утонул в лёгком, но ощутимом удовольствии, но терять голову от столь простого прикосновения совершенно не хотелось. Холодные от смазки пальцы коснулись нежной кожи сзади, Разумовский подавился своим собственным вздохом, ухватился за плечи мужчины, немного болезненно вдавливая в них короткие ногти. Олег продал бы душу дьяволу, чтобы вновь и вновь видеть такого Серёжу. Его бедра неторопливо двигались навстречу холодным пальцам, успевшие стать мокрыми рыжие пряди прилипли к его лицу и разметались по подушке, красное лицо и уши контрастно смотрелись вместе с бледной кожей возле линии волос. Он казался таким идеальным и прекрасным, будто сам Аполлон спустился с Олимпа и теперь занимается сексом с таким обычным и странным Волковым. Ноги переплетались, влажное дыхание смешивалось и становилось одним целым воздухом, который они не переставали вдыхать. Совершенно не умевший терпеть Разумовский резко приподнялся на локтях и втянул Олега в неспешный поцелуй, заставляя того остановиться. Зелёный сигнал позволил Волкову наконец снять с себя брюки вместе с нижним бельем. Дышать становилось всё тяжелее. Серёжа немного задрожал и, наверняка, начал бы кататься по кровати от волнения, если бы не Олег, который одним властным движением пригвоздил его бедра к своим собственным. Волков прижался ещё теснее, хотя казалось, что теснее уже точно некуда, начал медленно и неспешно двигаться. Он с силой подался вперед, Серёжа выгнулся, запрокидывая голову, с едва довольно громким всхлипом и стоном. Пару минут никто даже не пытался двигаться, только Олег касался чужого лица губами, стараясь успокоить и показать, что так больно больше не будет. Чужие бедра немного подались навстречу, позволяя продолжить. Тела тёрлись друг об друга, заставляя волны дрожи пройтись по коже обоих. Волков скалил зубы, стараясь не шуметь слишком уж сильно. Разумовский всё выгибал и выгибал спину, зажмуривал глаза до разноцветных кругов, запрокидывал голову, громко постанывая возле самого уха Олега. Оба мужчины яростно пытались стать настолько близкими, насколько могли в этот момент. Тихая до этого комната была теперь наполнена стонами и рыками со стороны обоих. Каждый из них был уже на грани. Глаза Серёжи были крепко зажмурены, мускулы натянуты, живот и грудь порозовели, всё тело сковывала новая и новая волна сильной дрожи. Движения в унисон быстро заставили тела обоих плавится от слишком уж идеального окончания секса. Олег наблюдал все ещё туманным взглядом за белесыми каплями, покрывшими впалый и подрагивающий от напряжения живот. Никто из них не знал, как такое возможно, но сердце каждый раз разбивалось на тысячу осколков, когда Олег просто лежал рядом с Разумовским, прижимая его хрупкое и все ещё дрожащее тело к себе, медленно засыпая под сопение одного из них, уже успевшего отключиться.