1
1 июня 2021 г. в 22:23
Я снова и снова смотрю на её профиль. Когда вижу, что мои взгляды замечают, медленно отвожу глаза. Медленно, потому что быстро не могу. Правда, сама она ничего не видит. А вот парень, который сидит рядом, видит.
Я этого человека знаю плохо, но моё воображение постоянно его демонизирует. Представляю его тираном и отвратительным, противным ублюдком. Он, конечно, совсем таким не кажется, но, каков он на самом деле, может сказать только точный психологический анализ. А я его знаю плохо. Не то что Мари.
Самое смешное — я сама позволила им сойтись и пропустила их симпатию мимо ушей.
Как это было? Да ничего особенного. Мари заметила его в толпе людей, которые куда-то спешили. Долго смотрела ему вслед и, пока мы шли дальше, постоянно оглядывалась. И, когда мы сидели в кафе, говорила со вздохом:
— Знаешь, Катрина, не думаю, что он меня заметил... Но ты-то его заметила?
И я покорно кивала. Стоит ли говорить, что я тогда чувствовала?
Теперь я, когда не боюсь, что Джастин меня заметит и устроит Мари сцену, смотрю на её головку, лежащую на столе, на её длинные белокурые волосы, рассыпанные по тетрадкам и ручкам. И ещё я боюсь, что Мари заметит профессор и сделает замечание. Тогда мне будет очень стыдно за неё, потому что остальные засмеются. А она, как всегда, тряхнёт головой и улыбнётся, и я почувствую радость за неё, потому что она смогла выйти из положения. И ещё потому, что мне нравится её улыбка.
Мари... В этом имени содержится особая музыка. Я слышу эту музыку каждый раз, когда вспоминаю о ней. Я училась в музыкальной школе, и там нас заставляли играть столько мелодий, названных в честь прекрасных девушек... И, когда в последний год я увлекалась написанием своей музыки, первую композицию я назвала «Мари».
Ну ладно, хватит высоких чувств и прочей сентиментальщины.
В следующий раз я тоже буду сидеть и так любоваться тем, как она спит (как мне иногда кажется) под надзором Джастина. И через раз, и всегда, когда мне представится такая возможность. Возможно, через пару месяцев он сделает Мари предложение: они ведь ещё со школы встречаются. И она, конечно, согласится, она считает, что действительно любит его. Но мне всегда было интересно: что творится в сердце Мари? Не чувствует она себя опустошённой? Не хочется ли ей чего-то нового, не надоело ли ей следовать старому, уже почти до дыр затёртому сценарию того, как (если те, кто его придумывал, правы) должны развиваться отношения... Не хочется ли ей чего-то, что взбудоражило бы её воображение? Не хочется ли ей чего-то нового?
— Катрина! Катрина, ты опять задумалась. Ты всё время такая грустная, я могу тебе чем-то помочь?
Как бы мне хотелось, чтобы это было проявлением её скрытых чувств, о которых она не подозревает!
— Катрина, представляешь, Джастин говорит, что хочет устроить мне сюрприз! Неужели тебе неинтересно, что это будет?
— В самом деле, Катрина, Мари права, — произнёс низкий голос рядом, добрый и полный нежности. Я снова услышала смех Мари, перед глазами снова возникли картины весеннего утра и цветущей яблони в деревне, где я писала для неё стихи. Там, на холме, рядом с небольшим озером, в котором отражалось голубое небо и восходящее солнце.
Тогда, рано утром, когда я ещё была там, я услышала гром, увидела молнию. Я испугалась и побежала домой. А могла бы и остаться, наслаждаться грозой и прохладой.
Я снова взглянула на них. Теперь они стояли, обнимая друг друга за талию. Я натянула улыбку и негромко произнесла:
— Да, да, Мари, конечно.
Я старалась произносить её имя как можно чаще. Это доставляло мне такое удовольствие... А, когда она произносила моё, я чувствовала, как всё внутри меня переворачивается с ног на голову. Тогда мне казалось, что от счастья я готова упасть в обморок.
В самом деле, что останется мне, когда они поженятся? Только её имя. И стихи, которые я ей посвятила.
Я посмотрела на Джастина, надеясь увидеть в его нежной улыбке что-то дьявольское, зловещее. Но я или была недостаточно проницательна, или — чего я больше всего боялась — я была не права. Во втором случае я тоже недостаточно проницательна. Но в первом я смогла хотя бы что-то...
— Катрина, можно с тобой поговорить?
Снова её голос. Я улыбнулась, сама не знаю, как. Мне казалось, что, когда я вижу их вместе, я не смогу улыбаться. Могу, оказывается. Хотя и с трудом.
— Катрина, я я знаю, что ты недолюбливаешь Джастина. И ты всё время такая печальная... У тебя что-то случилось?
Я оглянулась. Нет, здесь не было никого, кроме нас. Я вздохнула, поднесла руку к губам и почувствовала, что сейчас расплачусь.
Так нельзя, я не должна, не должна показывать слабость!!! Я должна быть сильной! Я не имею права... Я должна держать лицо ради неё! Я не могу вешать на неё ещё и свои чувства, я не...
Я импульсивно бросилась ей на шею, чуть не задушив её в объятиях, и разрыдалась у неё на плече.
— Катрина... Катрина... Катрина, осторожно... Катрина, что с тобой?
Я не ответила. Мои рыдания были слишком сильными и громкими, чтобы я вообще могла что-то сказать, а в горле застрял комок, из-за которого возникало ощущение, что я задыхаюсь. Её шея была тёплой, мои руки — очень холодными; тепло её тела обжигало меня, а она, я знаю, чувствовала прохладу. И мои слёзы...
— Катрина, пожалуйста, сядь и объясни мне, что случилось!
— Я... я..
Слова застряли у меня в горле.
— Что такое?
— Ты ничего не понимаешь.
Я сказала это абсолютно спокойно, вытирая слёзы и разбито уставившись в пол.
— В смысле?
— Ты даже сейчас ничего не понимаешь. О господи, даже если бы я была такой дурочкой, как ты, я бы всё давно заметила.
— Что бы ты заметила? И не надо называть меня дурочкой, хорошо?
Я вздохнула. Кажется, я зашла слишком далеко. Всё-таки надо было говорить с ней в менее холодном и жестоком тоне.
— Ты... Ты точно любишь Джастина, Мари? Ты уверена в этом?
— А почему я должна сомневаться? Джастин очень милый и добрый, и очень красивый, и он ухаживает за мной, и я... О господи, Катрина, я влюбилась в него в тот самый миг, когда увидела, и вот так!
— Потому что... — Я запнулась. Ну ладно. Всё равно уже ни черта не исправишь. Наломала, конечно дров. Ну вот, поздравляю, распутывай. — Ты заслуживаешь большего. Мари, я люблю тебя.
Мари уставилась на меня, как на сумасшедшую.
— И поэтому ты назвала меня дурочкой?
— Нет, не поэтому. Здесь всё сложно, не стоит лезть.
— Ты сама говоришь другим не лезть, а потом упрекаешь их в том, что они глупые, потому что не докопались. Ну и кто тут из нас глупец?
Я вздохнула.
— Поэтому я и говорю, что тебе не понять. Идём, я покажу тебе кое-что. Вот, посмотри, это я написала, когда очень сильно по тебе соскучилась. Или, например, небо. Оно ассоциируется у меня с тем утром. И с тобой.
— И что? Что ты сделала в итоге? Я просто не понимаю, почему ты держала всё в себе, если могла просто рассказать.
— Не хотела тебя обременять. Я же вижу по выражению твоего лица, что приятно тебе сейчас не было. Только одна проблема прибавилась. Впрочем, оно так всегда было. Привыкай.
— И что мне теперь делать?
— Хм... Я не знаю. Смириться с тем, что у тебя есть давно и безнадёжно влюблённая в тебя подруга?
Прозвучало это очень резко, грубо. Мари, видимо, почувствовала это. Она встала и скрестила руки на груди — раньше она никогда этого при мне не делала.
— Знаешь, Катрина, даже если бы я не встречалась с Джастином, я бы сейчас тебе отказала.
Я промолчала.
— Если тебе интересно, почему, то вот мой ответ: у тебя очень тяжёлый характер. С тобой будет сложно ужиться. А Джастин так лёгок на подъём, такой весёлый и спокойный, заботливый, нежный и ласковый...
Я кивнула. Что ж, ожидаемо.
— Но это же не помешает нашей дружбе, Катрина, да?
Я тупо уставилась в пол, даже не зная, что ответить.
— Что ж, наверное. И, когда вы поженитесь, я с радостью к вам приду.
— Правда? Катрина, ты просто ангел!
Стоит ли говорить ей, что сказала я так чисто из вежливости?
Впрочем, Джастин очень милый и добрый. Он сможет о ней позаботиться. С ним она точно будет в безопасности. Не это ли мне надо? Не этого ли я так хочу? Я могла бы обеспечить ей это. Если ей понадобится, я пойду... очень на многое. Теперь осталось передать эту эстафету Джастину и смотреть, как он справится с этой нелёгкой задачей.