***
Когда Лайтнинг МакКуин пробудился ото сна в предрассветный час, первым делом его бренное тело потянулось к миниатюрному ноутбуку, оставленного ещё вчера где-то в гостиной на первом этаже. В спальне, погруженной в непроглядную тьму, он нащупал домашнюю одежду, влез в бархатистые с торчащими как у зайчика ушками тапочки и рысью покинул комнату, затворяя за собой дверь как можно тише. Зевая и потягиваясь, Лайтнинг спустился по винтовой лестнице в светлую с открытой кухней гостиную и кинулся к ноутбуку, принявшись за «утренний ритуал». Прямо с улицы задувал свежий ветер, приветствовавший первого пробудившегося этим всё ещё тихим утром. Лайтнинг привык к подобному размеренному расписанию. Вставать с первыми лучами солнца с каждым разом было всё легче. Это добавляло ему мотивации, энергии и дополнительные часы, уходившие на уборку, готовку и бег по заученному маршруту. За окном искрилась прозрачная вода в бассейне, и птицы заводили свою сказочную трель. Дом окутывала полнейшая тишина: машины в округе в это время попадались на глаза довольно редко. С лёгкой на подъём душой и жадным до настоящих кофейных зёрен телом Лайтнинг очутился в такой же светлой кухне. Плюс каждого проведённого бодрого утра был в том, что он приносил заряд энергии и позитивного настроения на целый день. С чем был категорично не согласен Шторм. После утреннего кофе и проверки всех соц-сетей и рабочей почты отведённые на тренировку часы окончательно взбодрили смачно зевающего и изголодавшегося МакКуина. С ключами и парой купюр в кармане он отправился в круглосуточный магазин. Продавец тут же узнал своего постоянного посетителя, и они обменялись добродушными приветствиями. Сегодня на смене был парень чуть младше самого МакКуина, а бывало, что его замещала молодая студентка, очаровательная латиноамериканка, любившая всегда слушать радио-беседы. Частенько Лайтнинг захаживал именно в этот магазин по привычке, да и этих людей ему было приятно видеть в половину восьмого утра. Переброситься приветствиями. От подобной манеры общения отдавало выходившей из моды и людских приоритетов любезностью. Лайтнинг не загонялся на этот счёт, он привык быть искренним и вежливым с окружающими, когда те того заслуживали. Может, оно и было старомодно, но Лайтнинг себе не отказывал в подобной роскоши. Джексон был с ним солидарен. Как бы то ни было, он всегда возвращался мысленно к Джексону, которому всегда мог прихватить что-то из вредных шипучек и газировки или полных витаминов фруктов и ингредиентов, что нужно было готовить на своей кухне. Для МакКуина это было плёвым делом. Даже сейчас ему было из чего выбирать. Но на этот раз он решил возвращаться домой налегке. По возвращении домой всё отправилось на свободный кофейный столик. Комната была чиста и свежа, не считая пустых из-под коктейлей стаканов и пачек тех сладостей, которые так сердечно поглощал Джексон. Шум города долетал сюда из приоткрытых окон. Лайтнинг прислушался: ни звука не доносилось из комнаты наверху. Парень чувствовал, что у него не было особых причин вот так подниматься рано, ни свет ни заря, но он вошёл во вкус, хотя некоторые дни могли быть и исключениями: тогда просто было невозможно оторваться от шёлковых простыней и тепла прижимавшегося к его спине тела мальчишки, что засыпал и просыпался в тесной близости к соседским подушке и покрывалу. У Лайтнинга даже не было сил задумываться о причинах постоянного утреннего бодрствования: просто каждое солнечное утро и бег добрили его, а затем всегда оставалось время на кутающегося в его светлое постельное бельё мальчишку. После душа с мокрыми волосами цвета пшеницы Лайтнинг проскальзывал в комнату, впускал в комнату весь солнечный свет, точно того постоянно не хватало, опускался на край кровати и в тишине проводил оставшееся до завтрака время. Вялотекущее в часы рассвета. Шторм всегда шутил, что Лайтнинг — без пяти минут консерватор, раз всё не оставляет попыток законсервировать весь свет в мире. Так, может, при удавшейся пробе получить патент? Джексон мог его затроллить за подобные шутки, но Лайтнинг очень хорошо его изучил: Шторм любил до блеска в кварцевых глазах, замирания сердца и пленительного юношеского румянца, когда свет всего мира играл в золотых, точно рожь, волосах МакКуина, на его светлых ресницах, испещрённой родинками коже и подтянутых мускулах. Тонкие пальцы скользили сквозь бархатистые каскады волос, пока голова мальчишки покоилась на коленях парня, посещавшего его каждое утро, с охотой и способностями ангела-хранителя защищавшего его сновидения. Во сне Джексон субтильный и расслабленный. Его лица не видно, пока щеку мальчишки подпирает ткань пижамы МакКуина, предпочитавшего в доме комфорт всяким джинсам и шортам даже летом. И так Лайтнинг замирает на долгие полчаса, стараясь ворочаться как можно меньше. В целом, Джексон одобряет. Он всегда сопел во сне, кутался под утро в покрывало, сворачивался в клубок и позволял пальцам прильнувшему к нему парню с жидким золотом волос чертить известные только ему кодовые знаки на белизне ладоней и тягуче долго перебирать растекающиеся извилистыми дорожкам и нитями смоляные локоны. Прямые, гладкие и плотные волосы, что темнее угля, резко контрастировали со светлой гаммой окружения. Комната была не Джексона, просто в этот раз они оба заснули на кровати МакКуина в обители не для гиков или зуммеров. Здесь даже не было телевизора, зато нашлось место для ворсистого ковра, уголка для бара, рабочего стола, синтезатора (к которому Лайтнинг подходил реже чем два раза в месяц), проёма в гардеробную и выхода на просторный балкон. Эту комнату Джексон любил не меньше самой гостиной, пусть светлые бежевые оттенки и не были его фаворитами. А вот вид… Лайтнинг искрился солнечным зайчиком в этой прорве мраморных плиток и гладких поверхностей из белого и красного дерева, что осталось от прошлых хозяев. Из окон гостиной и комнаты МакКуина Джексон Шторм любовался открывающимся на залив Сан-Франциско видом. От него перехватывало дыхание. Поначалу слегка бегали мурашки: Лайтнинг познакомил его с первыми главами «Морского Волка» и зловещим «Бегством из тюрьмы Алькатрас» 1979 года. Как оказалось, Джексон не был лишён богатого воображения, и Лайтнинг замечал, как он по вечерам всматривается в ночные огни, маяками украшавшие «Золотые Ворота» и тянущиеся друг к другу берега залива. Лайтнинг хлопал мальца по голове и приговаривал, что чудесным образом тёмное время суток соединяет эту вереницу огоньков в расшитое точно золотом плато, что не отмечено ни на одной карте. Тогда идею мог подхватить Джексон, уточняя про спутниковые навигации и футажи. Даже когда Джексон мог проснуться раньше трели будильника, они с вместе могли провести в тишине утра какое-то время, просто лежа бок о бок и всматриваясь в живую картину за окном. Они с МакКуином долго разглядывали и одухотворяющие красоты ваттового моря — одного из примеров акваторий заливов — и расслабленные лица друг друга, светящиеся после продолжительного сна. Всё шло своим чередом. Сегодня хрустящие покрывала отдавали хвойниками и даже дикой розы. Своё Джексон скомкал, тогда когда на соседской половине ткань была гладка как после глажки. Летом было тепло, а вот ночью в комнату забегал бодрящий бриз, дразнящий оголённую кожу. Лайтнинг свесил ноги с кровати, оставив размалёванного угольными локонами мальчишку под опеку ярких солнечных лучей. Забыв про тапочки-зайчики, с грандиозными планами на сегодняшний завтрак, Лайтнинг велел себе начать готовить плотный завтрак: день целый свободный и без намёков на тренировки, хотя к вечеру их ожидали для встречи с помощниками спонсоров. Не такой уж Лайтнинг посредственный кухмейстер в этих владениях, раз уже через час Шторм бодро плюхнулся за стол, растирая мокрые после душа волосы. Проснувшись раньше положенного, он твёрдо решил отказаться от любимого дела по утру — валяться на кровати со смартфоном у щеки. Не то голод, не то манящий запах, не то отсутствие мальчика с золотистыми шевелюрой и ресницами под боком заставило его покинуть спальню. — О-па-па! — Не веря своим глазам, Лайтнинг уставился на раннего гостя, которого он ожидал ближе к обеду. — Каков ты из себя, а, Джексон Шторм? Небось, тебя подменили? — И тебе доброго утра. — Всё ещё сонный и с отяжелевшими веками бросил Джексон, ухмыляясь и приводя волосы в надлежащий вид. — Пожалуй, начну с салата с креветками и помидорами. МакКуин только рассмеялся заливным смехом, от которого Джексона бросило в лёгкий румянец. Шторм предпочёл схватиться за вилку раньше чем сдаться мысли смачно зевнуть, что не укрылось от голубизны глаз соседа по трапезе. — Вот уж никогда бы не подумал, что тебя вытянут из постели креветки со свежими овощами. Напомни-ка мне, когда это вошло в привычку? — Он замер, взглянув на Шторма. Золотистые локоны слегка закрывали лоб и чуть скрывали глаза, когда МакКуин с детским наивным любопытством склонял голову в сторону, не умаляя очаровывающей улыбки. Время от времени эта его манера возвращалась в обиход, чтобы пепельноволосый красавец мог посмотреть, среагирует ли Джексон по-новому. Бывало, что в грудной клетке ухало сердце, кровь приливала к щекам, а Джексон походил на подростка средней школы. Если он был разгневан или раздосадован, то его пыл стихал. Брошенная колкость и злободневная шутка были забыты. А спор заканчивался с мыслью, что ни за что ни про что начинать ссору — глупо и иррационально, с точки зрения двух ответственных взрослых. Шторм продолжал жевать, ляпнул первое, что пришло в голову: — Так я не против перенять эту твою привычку. — С чем могу поздравить. Я — неплохой советчик. — Заискрился парень, перебирая листья салата на тарелке. — Хах, посмотри на себя, — Хмыкнул Шторм, схватившись за живот со смеху и зажимая в зубах ложку, — а сам-то?! — Они просто горькие, — Лайтнинг поборол желание театрально закатить глаза, — в этот раз. Но я их напоследок оставлю. — Ну да-а-а, к-конечно. — Хитрым прищуром глядел на него Шторм, словно ища деталь, которая только что была у него перед глазами, а через миг — испарилась без следа. Лайтнинг чувствовал, что Джексон словно пожирал его глубинами, которые плескались в расширенных зрачках. Он явно что-то недоговаривал или ждал. МакКуин схлотнул и слегка опешил от такого напора с утра пораньше. Тихо и безучастно пробормотал, напуская на себя задумчивость: — У меня что-то на лице? Джексон только пожимал плечами и снисходительно хохотнул: — Да нет. Добро пожаловать в мой мир, МакКуин! Какого было изумление Джексона, когда он получил в ответ этот его полу снисходительный, полу наставнический «родительский взгляд», словно бы говоря «смотри, как надо». Лайтнинг запросто искрошил не попавшие в салат креветки на кусочки, всплеснул их соусом терияки, посыпал кунжутом. Аккуратно завернув получившееся в листья салата, но проткнул каждый зубочисткой. — Ну вот, как-то так… — С подозрением глядел он на поданные, трещавшие по швам комочки. — Замах был на десятку, а вот реализация подкачала. — Разводил Джексон руками в стороны и призывал все силы, чтобы в полной невежественности не разразиться смехом прямо за столом. — Уж не обессудьте, милый мой! — Лайтнинг слегка выпустил пар. — Мы не в ресторане, и подача вкусу не помеха. Они вместе разделили новое блюда. Затем Джексон потянулся к пакетам, стоящим на кофейном столике: — У-уу-у, это же арахисовая паста! И палочки Pocky с миндалём! И, о! Вижу, что ты ещё помнишь, что мне хотелось новый Skittles попробовать! И… оу… мармелад без сахара в виде гоночных тачек? — Точно заведённый, Джексон стрельнул в МакКуина испытующим взглядом. — Мне, что, три года? — Двадцать три. — Поправил его блондин. — И они без сахара! — С нажимом добавил он. — Принято. — Джексон с нетерпением раскрыл пачку и отправил первую сладость в рот. — Погоди, тут ещё оладьи с чаем! — Лайтнинг изумлённо возмутился и стал хлопотать над мальчишкой с явным неудовольствием. На что Джексон лишь добродушно и с пониманием звонко рассмеялся, убирая в долгий ящик открытую пачку, к которой присоединились и остальные покупки. — Спасибо тебе за это. Вышло просто замечательно! — Он припустился помогать МакКуину со следующим блюдом, а затем они, сплочённые духом товарищества, вместе корпели над горой посуды. Для них каждое утро всегда оставалось лёгким, невинным и ничем не омрачённым моментом. Так шло изо дня в день.***