О любви

Дамиано всегда было нужно кого-то любить. Любви в нем столько, что хватит на весь этот чертов мир, один человек в ней, кажется, захлебнется и утонет. Поэтому, видимо, его угораздило влюбиться сразу в троих. Он окидывает взглядом своих ребят, сидящих рядом на диванчике в ожидании результатов зрительского голосования. Как это вообще произошло? Просто в какой-то момент поцелуи на сцене, так удачно вписывающиеся в рок-н-рольный образ, перестали — для Дамиано, по крайней мере — быть частью игры на публику. Просто их объятья стали необходимы, просто их смех стал самым приятным звуком на свете. Просто в последнее время весь его мир как-то резко сузился до них троих. Они ощущаются как часть единого целого, странный симбиоз. Про них шутят, что Måneskin идут в комплекте, пригласил одного ­– получай бонусом еще троих. Они и раньше были близки — пройдя столько вместе, трудно не сблизиться. Они играли на улицах, собирая на запись альбома, смеялись до боли в животе, рыдали друг у друга на груди, напивались вместе вусмерть, изливали свои души в музыке. С ними Дамиано, вечно метущийся, беспокойный, чувствует непривычное для себя умиротворение. До такой степени, что теперь оставаться одному ему физически тяжело. Конечно, он влюблялся уже, влюблялся множество раз, и так же много раз разочаровывался. Конечно, он всегда отшучивался тем, что главная его любовь — это рок-н-ролл­. Но это чувство — оно другое. Сильнее, глубже и трепетнее, чем все, что ему доводилось испытывать до сих пор. Ему стало одновременно легче и в тысячу раз сложнее, когда он признался себе, что это не дружеская привязанность, не влюбленность даже, а любовь, самая настоящая, такая, которая выбивает воздух из легких и сдавливает грудь восторгом на грани боли. Дамиано возвращается в реальность, когда объявляют, сколько баллов дали им зрители. Усидеть на месте уже не получается и он встает. Он смотрит на своих ребят снизу вверх и ему от нежности трудно дышать. Томас с Викторией висят друг на друге, оба плачут и смеются. На Итане лица нет, но рука его покоится на плече Дамиано — неосознанный жест поддержки. Дамиано думает о том, что у барабанщика, наверное, сейчас в глазах едва ли не темнеет от перенапряжения, но он все равно на инстинктивном уровне заботится о нем. Все это ­­– выступления на всю Европу, ответственность, возложенная на них целой страной, бесконечные интервью — все это слишком для двадцатилетних юнцов, но они держатся, они держатся, и Дамиано разрывает от гордости. Плевать на победу, он горд уже тем, какой длинный путь они прошли, начав с выступлений на улицах Рима и оказавшись в итоге на гребаном Евровидении. Ребят ощутимо колотит, и ему болезненно хочется успокоить их, защитить от чего-то, но он сам едва держит лицо, а потому лишь приобнимает за плечи всех троих и ругается сквозь зубы — если ведущие сделают еще одну чертову паузу, он поднимется на сцену и объявит победителя сам. А потом… Потом они побеждают. Весь мир сходит с ума, уши закладывает от криков и поздравлений, каждый член делегации пытается его обнять. Томас и Виктория рыдают, обнявшись, у Итана дергаются губы — еще немного и он заплачет тоже. Они сделали это. Они это сделали, они победили. Он счастлив победе, он полон любви, и каждый взгляд на его ребят отзывается тянущим чувством в районе груди. Выходя за наградой, они держатся за руки. А потом выступают, еще раз, не падая от усталости лишь на адреналине, отдавая все, что у них осталось. Они вкладывают в музыку весь свой восторг, все напряжение последних дней. В какой-то момент Дамиано обнимает Викторию, еще позже ­– целует Томаса ­­и проклинает чертову ударную установку, отделяющую его от Итана. Он просто не может по-другому, ему нужно прикоснуться к ним, нужно почувствовать их рядом, иначе его просто разорвет. Пресс-конференция остается в сознании смазанным пятном, и когда они наконец-то оказываются в отеле и вваливаются в одну из предоставленных им комнат, его трясет от эйфории, усталости и алкоголя. Он полностью выжат, потерян и одновременно счастлив, и все, чего ему хочется — упасть на руки своей группе, своей семье. Они — его первая настоящая любовь, все вместе и каждый из них по отдельности. Он обнимает их, пытаясь обхватить руками всех троих, прижать к себе. Они раскачиваются, переплетают руки, прижимаются лбами друг к другу, они смеются, плачут и смеются снова, и Дамиано уже не может себя контролировать. – Я так сильно вас люблю, — они признавались друг другу в любви сотни раз, но сейчас он еле сдерживает дрожь в голосе. – Мы знаем, Дамиано, — Виктория перестает смеяться и отвечает неожиданно серьезно. – Нет, я... вы... — он запинается, не в силах подобрать слова. Он хочет наконец сказать им все, объяснить, насколько они ему дороги, хочет рассказать о каждой замеченной им и бережно сохраненной в памяти мелочи — что в предзакатном свете глаза у Итана становятся потрясающе золотистыми, что всякий раз, когда Томас танцует под дурацкую попсовую песенку, Дамиано ловит каждое его движение, что когда Виктория смешно приоткрывает во сне рот, у него в груди щемит от нежности — он хочет сказать им, что любит их так сильно, что когда-нибудь это чувство его убьет. Ничего из этого он произнести не в состоянии и вместо этого мямлит что-то нечленораздельное. Но они понимают его все равно, потому что Итан говорит ему: «тише, Дами», и в его глазах тепло. Вик улыбается так, будто выиграла в лотерею, а Томас шепчет: «мы тоже, тоже» и, кажется, снова плачет. А потом Итан целует его. У Дамиано подкашиваются колени, но он улыбается Итану в губы. Когда они разрывают поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, его целует Томас, а Вик прижимается губами к виску. Поцелуи солоноватые на вкус от слез и пота. Чьи-то ладони гладят его скулы, сжимают плечи, его собственные руки дрожат, но он беспорядочно прикасается к каждому из них, пытается притянуть их еще ближе, раствориться в них и в этом моменте, стать с ними одним существом. В какой-то момент они, не разрывая объятий и не прекращая смеяться, пятятся и падают на слишком маленькую для них четверых постель. Томас устраивает голову у него на груди, Виктория в обнимку с Итаном устраивается с другого бока. Дамиано обнимает Томаса за плечи одной рукой и вытягивает вторую так, чтобы она оказалась под головами Итана и Виктории. Измотанные, они засыпают один за другим, а он улыбается в потолок. К утру он, наверное, абсолютно перестанет чувствовать руки, но на эту жертву он готов пойти.