Не оставляй меня

Крупная дрожь бьёт мага, кашель раздирает лёгкие. Ему больно, страшно, холодно. Крисания, каждый раз порывающаяся в такие моменты помочь, делает неуверенный шаг к нему, и удивляется, не увидев сейчас уже такого привычного жеста — вытянутой вперёд руки, приказывающей не приближаться. Маджере чувствует, что нуждается в поддержке сейчас, как никогда ранее, и потому впервые готов принять помощь. Жрица тогда подходит ближе, опускается подле него, уже осевшего на пол комнаты, и осторожно касается его руки, заставляя сконцентрироваться. — Рейстлин, — тихо зовёт она, с целью привести его в чувства. Пусть глаза открыты и взгляд может сфокусироваться, девушка уже поняла, что во время таких приступов сознание мага находится далеко, в мире грёз и иллюзий, и не может самостоятельно найти выход оттуда. Её же голос словно выдёргивает его в мир реальный, от чего он вздрагивает, поворачивает голову в сторону жрицы и устремляет на неё потерянный, испуганный взгляд. — Тише, тише, — шепчет Крисания, гладя по руке. — Всё хорошо, я рядом, Её здесь нет, — скажи она «Такхизис здесь нет», ему стало бы ещё хуже. — Снова кошмары? — маг лишь неуверенно кивает. — Ну-ну, всё. Всё закончилось. Рейстлин знает, что именно Такхизис является причиной всех его мучений, что она всеми возможными способами мстит ему, отравляя душу, пробуждая вновь самые болезненные воспоминания, которые он так старался подавить и искоренить на протяжении многих лет. И от этого ему больно — он не справился, не смог пересилить себя. Каждый раз наравне со страхом он испытывает стыд и ненависть к себе. — Рейстлин, не молчи, прошу… — она, конечно, переживает за него и хочет узнать, что же так мучает мага, но эта просьба высказывается скорее с целью отвлечь, не дать провалиться вновь. — Опять… Опять всё тот же сон: я видел мать, она звала меня в могилу. А потом ещё и те дети… — его руки трясутся, дыхание прерывистое, голос хриплый. — За что?.. — он тоскует по маме, обижается на дворовых хулиганов и искренне не понимает, чем так не угодил им тогда. — Маджере, встань, — едва ли не приказывает она, сама вмиг испугавшись столь неожиданной интонации в собственном голосе. Однако именно эта интонация оказывается верно подобранной, пусть и неосознанно. Тело мага тот час же перестаёт дрожать. Он покорно поднимается, с трудом, правда, держась на ногах. Тогда Крисания подхватывает его под локоть и ведёт к кровати. Почувствовав сопротивление, или скорее ступор с его стороны, она спешит пояснить всё тем же строгим тоном: — Нечего на полу сидеть! На холодном каменном полу, на минуточку, с твоим-то кашлем. Она наконец усаживает его на кровать, накидывает на плечи одеяло. — Я отойду на несколько минут, — предупреждает девушка и быстро направляется к двери. — Не уходи… — шепчет маг ей вслед. — Не оставляй меня… — и опускает голову, поникая вовсе. Крисания слышит это, и в груди ёкает, но она всё же выходит, уже за дверью вытирая слезы. «Как же он страдает… А я ничем не могу помочь. О, Паладайн, за что ты так с ним?!» — мысленно взывает она. *** Крисания виляет меж коридоров, толком не разбирая дороги. Она так и не научилась ориентироваться в стенах Башни. Подойдя к знакомой двери, она стучит и, не дожидаясь позволения, входит. В комнате темно, девушка никого не видит и потому зовёт. — Даламар! В глубине слышится шорох, зажигаются свечи. — Добрый вечер, госпожа, — эльф выходит к жрице и склоняется в шутливом поклоне. — Чем обязан? — Рейстлину снова плохо. У тебя не найдётся чего-нибудь, что могло бы ему помочь? С того момента, как маг оставил на груди Даламара отпечаток в виде своей ладони, приправив это магией так, что теперь там — непрерывно кровоточащие раны, эльф при упоминании одного имени того вздрагивает. Вот и сейчас дрожь порывается, но Даламар умело прячет её. — Это что же, он наконец принял вашу помощь, а вы и не справились сами? И Паладайн не в силах помочь? — он опирается плечом о стену, скрещивает руки на груди и кривит рот в едкой ухмылке. — Не ёрничай! — повелительным тоном девушка пользоваться всё же умела, и сейчас этот тон как никогда кстати. — Как смеешь ты мне перечить, или ты забыл… Не до конца заданный вопрос повисает в воздухе, но по взглядам — разъярённому жрицы и напуганному эльфа — ясно, что они поняли друг друга. Даламар тогда отводит глаза, улыбка сходит с лица, и дрожь всё-таки пробирает тело. — Прошу за мной, госпожа, — он ведёт её вглубь комнаты, открывает дверцы шкафа и оглядывает склянки, стоящие на полках. — Так что с ним на этот раз? — Всё как обычно, — уже спокойно произносит Крисания. — И прошу, скорее. В этот раз я сама отнесу, — обычно же это обязанность Даламара. — Как пожелаете. Эльф начинает суетиться, смешивать содержимое некоторых ёмкостей — девушка в этом не разбирается, но знает наверняка, что тот не посмеет добавить что-то не то, и оттого не переживает. Каким бы дерзким не хотел казаться Даламар, жрица никогда не забудет, как там, в Бездне, он помогал, как только мог, дабы они с Рейстлином скорее смогли запереть Такхизис, закрыв врата, и как после, не иначе как будучи крайне перепуганным, присягнул на верность магу, а заодно и Крисании. И пусть теперь он с ней пререкается — таков уж его характер — но испытывает при том к ней неподдельное уважение. — Вот, — эльф протягивает девушке деревянную кружку. — Там травы, не боле. Одни от кашля, другие успокаивающие. — Благодарю, — она улыбается, берёт отвар и направляется к двери. — Коль он решил принять таки вашу помощь, просто будьте рядом — поэффективнее любых отваров будет, — непривычно серьезно говорит он и гасит свечи, когда девушка преступает порог его комнаты. *** Она возвращается к магу и видит того согнувшимся едва ли не пополам от мучающего кашля, эхом разносящегося по коридору. — Рейстлин! — быстрым шагом Крисания подходит ближе, помогает ему сесть и подносит кружку ко рту. — Выпей, — говорит строго, как с ребенком, который отказывается принимать лекарство. Маджере, правда, и не отказывается вовсе. Пьёт потихоньку, с каждым глотком чувствуя, как становится легче. — Спасибо, — тихо говорит он, когда отвар выпит до дна. — Я прилягу. Жрица ставит пустую кружку на прикроватную тумбу и заботливо накрывает одеялом уже улёгшегося мага. — Отдыхай, я пойду, — уходить, однако, девушка не хочет — ждёт реакции. Если Даламар и был прав, пусть она услышит заветное «нет, останься». С одной стороны, потешить своё самолюбие, с другой — убедиться в своей надобности, не показаться назойливой. — Постой, — он переводит на неё взгляд уставших глаз. — Не оставляй меня… — видно, слишком заметно, как трудно даются ему эти слова. В груди ёкает снова, она присаживается на край кровати и берёт его за руку. — Я… буду с тобой, сколько потребуется, — она, право, даже растеряна. — Будь здесь столько, сколько хочешь. Я ничего от тебя не требую, — уточняет маг. — Поспи, пожалуйста. Взгляд Рейстлина начинает взволнованно метаться по комнате. Жрица понимает — ему страшно. Страшно снова очнуться на холодном полу одному; страшно снова видеть в кошмарах обидчиков и призрака матери и переживать вновь всю ту боль. — Всё будет хорошо, — Крисания снимает свой медальон и осторожно надевает его на шею Маджере. Она, конечно, не думает, что атрибут этот слишком светлый для темного мага и может принести дискомфорт, а лишь хочет оградить его от дурных сновидений. Рейстлин скептически смотрит на медальон, но, не почувствовав ничего от соприкосновения с ним, успокаивается. Если не поможет, то хотя бы не навредит. — Спасибо. Вскоре он засыпает. И едва ли не впервые просыпается наутро с улыбкой на лице — Крисания спала рядом, свернувшись калачом и держа его за руку.