sol adfert felicitatem.

      'Прем...' Как будто клеймом отпечаталось в этом легко полюбившем, но полюбившем навсегда, сердце. Дым тянулся в рот вместе с воздухом, далее попадал в горло, проводил привычный круг, забивая альвеолы, а потом выходил назад, в окружающую среду. Долго держать скопление вредного жалющего воздуха в горле нельзя, жжёт. Противно до безумия. Но традиция начинать курить каждый раз, когда бросали, осталась. Эйфория дышит в спину, обнимает, успокаивает, но это лишь оболочка, которая никогда не заменит реальностью. Хочется услышать приятную мелодию звонка, поставленную только на один из всех номеров телефонной книги, контакт, который всегда горит на светлом экране, заставляя не отрывать взгляд. Очередная порция серого, как и всё вокруг, газообразного вещества выливается на чёрный телефон. Стекло запотеваяет, но даже так видно, что изображено под этим размывающим экран туманом. Невозможность заснуть преследует парня уже больше месяца. Да как тут заснёшь? Вопросы о причине произошедшего не обладают свойством снотворного. Обычно красивые серые локоны выглядят ужасно грязно: корни отрасли настолько, что светлого цвета почти не осталось, там, где находилось это 'почти', он выцвел, оставляя жёлтые, противные, никому не нужные, сухие мочалки. А причёска была больше похожа на девчачью, настолько отросли волосы. Огромные, опухшие, с синей кожей вокруг, глаза, как будто выцвели. Тёмный карий сейчас больше похож на бежевый. Никакая лампочка не может отразиться в этом заплывшем и противном, бездонном омуте. Вид болезненный и исхудавший до невозможности ещё пытался купить в ближайшем супермаркете новую пачку сигарет. Дети показывали на него пальцем, а взрослые тем временем пытались заставить их же держаться подальше. —Брак – союз мужчины и женщины, имеющий целью создания семьи, заключённой в установленном законном порядке и пораждающий взаимные права и обязанности супругов, — звучало в старом телевизоре. Шуршащий звук заставлял голову раздражённо болеть, поэтому логически можно догадаться о причине злости и плохого отношения к покупателем девушки, сидящей за кассой. Почему обязательно 'союз мужчины и женщины'? С подобным мнением общества никогда не будет свободы в моральных качествах. Невольно вспоминается причина расставания с Премом. О боже, как они любили. В отличии от обычной страсти, они действительно испытывали это приятное взаимное чувство. Любовь не как чистый секс, а как что-то эстетическое. Так приятно когда тёплая рука, пахнущая кофе, гладит по волосам, попутно ругаясь о том, что они снова слишком спутанны. Так приятно, когда перед сном тебя согревает не одеяло, которое сначала холодное, а потом еле как согретое своим же телом, а гладкое, всегда тёплое, человеческое тело, которое так и хочется исцеловать. Так приятно, когда смотришь какой-то очередной сопливые фильм, лежа на самых родных в мире коленках, и, как бы по случайности, такая же родная тёплая рука гладит худой живот, щекоча. А что сейчас? Что осталось? Лишь одна бесконечная боль, каждый день разъедающая изнутри, мешающая органы в животе. Весь город отражал настроение и утопил в сером цвете: серые многоэтажки, на месте которых хотелось бы видеть горы с зелёной травой, серое небо отражалось в воде небольшого водоёма. Даже рыба внутри была серой... как на зло. Как будто вместе с Варутом исчезли все цвета этого мира. Так же вспоминался другой серый предмет, который угнетал больше чем окружающая среда. Красивые серебристые локоны, которые были выкрашены так же как у Буна в то время. Это было романтично: в одинаковой одежде, с одинаковым цветом волос. Некоторые даже путали парней, на это они лишь смеялись. Даже в пустой сероте неба можно было найти лишь непреодолимую боль. Возникла идея зайти в первую же попавшуюся кофейню, чтобы выпить американо. От него тоже было горько именно морально, никак не физически. Пустой сосуд наполнялся горькой горячей жидкостью. Как будто прямо слышно было, как горячий раствор воды стучал о стенки кишечника, разбивал их вдребезги делая ещё больнее. Но какая, к чёрту, разница? Все мысли заняты очередной мыслью о том, как бы Прему бы понравилось в этой кофейне. Именно стиль 80х. Именно стиль, который он любит. Почему же в каждом месте этого городка вспоминается Прем? Нельзя просто удалить его из мыслей? Нельзя выплакать его вместе с соляным раствором, льющемся из безжизненных бежевых глаз. Воды не осталось в организме... Так почему же чёртовы слёзы снова пытаются разорвать водную плёнку и вырваться за пределы глаза? Почему фосфены, из-за сильного напряжения и сухости, пытаются победить черноту и пустоту закрытых глаз? Нет, скорее, почему эти фосфены не рисуют разноцветных линий или точек, а рисуют лицо, тело.. сонные кофейные глаза.. джинсы клёш и белый свитер? Но почему же все это выглядит совсем, как настоящее. Но нет... это не его Прем... его Прем не мог так исхудать, его волосы не могут так сильно солониться... его глаза не могут быть настолько впавшими... Сухие губы слегка расползлись, открывая кровоток. Этот 'не Прем' из сна так давно не улыбался, что губы высохли, а лицо не выглядело счастливым или вообще выражало какую-то эмоцию. —Бун.. — Отразилось эхом в барабанной перепонке. В глазах всё быстрее темнеет, а голова становиться тяжёлой —Бун.. — Звучит всё тот же до боли знакомый голос. —БУН, — крик режет слух, побуждает разлепить глаза. Всё тело болит, а руки он не чувствует. — Господи.. слава богу ты жив.. Тёплое тело приподнимает Ноппаната, прикладывая к себе так, что слышен стук сердца. Нос щекочет кофейный запах.. особенный кофейный запах.. кофейный запах, который есть только у одного во всём мире человека.. —Прем, — настолько сипло и тихо, что, кажется, ничего и небыло сказано.. —Да, это я, придурок. — Больничная пижама начиная от плеча и заканчивая самым её концом настолько пропитывается слезами, что, кажется, потом останутся разводы. Буну нечем плакать... просто нечем... но Прем чуть ли не захлёбывается. —Кх.. — Бун пытается намекнуть о том, чтобы ему подали стакан воды.. А Прему лишь кажется, что если он разоеденит руки за худой спиной, то упустит все богатства мира. Он знает, что нужно просто взять стакан и поднести ко рту пациента, но, черт возьми, так боится снова потерять. В конце концов Бун сам берёт стакан.. Так много всего нужно рассказать и спросить. Слабые ватные руки кое-как поднимают пластиковый стакан и, стараясь не пролить, на 'прилипашку', который действительно, как будто суперклеем, прилип к тёплой груди. В ней же, от родных объятий, снова начинало ускорено биться сердце. Сделав глоток, парень почувствовал облегчение.. —Прем.. черт возьми, ты сбежал?—Обняв с максимальной силой своего парня, Бун всё же не удержался от вопроса. —Да.. я не мог по-другому...—Прем начал плакать ещё сильнее. Чёрт возьми, как он скучал.. Не меньше Ноппаната.. Эта свадьба, которую хотели только родители Варута, конечно же, превратила самого Према в такого же пустого серого, как и Бангкок последний месяц. —Придурошный, я так скучал.. —Сам придурошный, ты даже не ел почти ничего месяц. —А тебя, как будто, не заставляли, а ты сам хотел. —Тоже верно. Они слегка отлипли друг от друга. На мраморно белую больничную койку падал свет солнца. Того самого солнца, которое никто не видел уже месяц. Даже многоэтажки, отразив голубое небо, переливались, как будто разными цветами. Этими же цветами искрились глаза Буна, отражая жаркое солнце. Они не отрывались от других, теплых, кофейных глаз. —Я тебя люблю. —Я тебя тоже.