Между прошлым и настоящим | Ничья

Едва освещённый коридор, по которому медленно ступал Эдриан, видя впереди приоткрытую дверь, что и стала его целью. Касаясь ручки двери он прошёл в апартаменты, оглядываясь по сторонам и входя в арку в просторный зал, где стояла люлька, а рядом диван, на котором расслабленно сидела девушка, ставшая частью его души, что и повлияла на него и каким Эдриан вырос. Лёгкий, шёлковый, бордовый халат, навеивающий домашней обстановкой и теплотой вечера за окнами. Сопение крошечного Яна в люльке, который едва недовольно кряхтел, бубня себе что-то под нос. Поднятые янтарные глаза на Эдриана окунали в спокойствие и одновременно в рвущее душу горе, что выдавало выражение лица. Скорбь, боль и чувство одиночества, когда прямо перед Эдрианом сидела любимейшая старшая сестра, на шее которой словно горел след от удушья, напоминающий об утратах, которых и без неё было в жизни Эдриана достаточно. Но именно эта утрата оставила самую большую дыру в его груди, что никогда не затянется. Никогда он не простит себе, что не помог, как должен был, не защитил, хотя так старался, не был рядом… Когда так был нужен. — Ты не хотела жить без меня в этом мире, но все равно покинула его… — с горечью в словах, тихо произнёс Эдриан, не отрывая взгляда от Пенелопы, которая просто промолчала, спокойно переводя взгляд на люльку, — И снова молчишь, ведь не оставила ни единой причины для этого, а моему мозгу нечего ответить… Нечего… Как и матери… И отцу… С тяжёлым вздохом Эдриан покачал головой и шагнул вперед, поднимая ближайший стул и ставя напротив сестры, желая видеть её прямо перед собой, а не садиться рядом. Разглядывал её, понимая, как четко отпечаталась её внешность в памяти, что спустя столько лет мозг всё равно до деталей смог спроецировать её. — Ты один… — Да, больше Святых нет. Я остался одним продолжателем рода, на ком он и оборвётся. — Не говори так, я бы хотела посмотреть на племянника, как и ты сейчас наблюдаешь за ростом моего сына. — Я не хочу, чтобы мой ребёнок стал частью этой цепи. Голос Пенелопы был таким спокойным, словно не живым, каким был всегда. Он не звучал, как звучала Пенелопа. Не был наполнен ею и будто проносился эхом в воздухе, а не из её уст. — Не думай об этом… Ничего не изменится от ненависти к самому себе из-за моей смерти. Я бы хотела поговорить о другом. — И о чеё? Ухмылка на лице сестры всё Эдриану сказала за неё, ведь он понимал по одному выражению лица, что у неё в голове. — О том, что у тебя произошло, я чувствую это счастье в тебе. И знаю, как бы ты хотел поделиться, но это же ты… Ты ни с кем, кроме меня не говорил на тему секса. Когда заходили разговоры о нём в беседах с твоими друзьями, ты был единственным, кто просто молчал, пока все делились своим личным. Ты мой братец Эдриан. — Да… Я никогда и никому не говорил о личном, кроме тебя. — И о Крис тогда все равно не рассказал. Ну как? Ты счастлив? — Припоминаешь мне, как всегда… Да… — И дело, конечно же, не в самом сексе. — Да, не в нём. — То, что ты искал… И нашёл. Ты хотел испытывать это с любимой женщиной, видеть перед собой любимые черты, слышать её голос и осознавать, что она твоя. Я знаю тебя… — Да… Так и есть. Я еле сдерживался, когда был так счастлив внутри, но снаружи был спокоен. — Крис была выше всех похвал? — Да… Она идеальна. Я боялся задеть, неосознанно для нас обоих, больные места, ведь не знаю, как прошло… Изнасилование. Но она столько раз повторяла мне, что с ней всё хорошо, рассказала про терапию и как она поборола все воспоминания и травмы. И я понял для себя, что если снова остановлюсь, то всё испорчу. Она хотела меня, я её… И было бы уже издевательством и оттягиванием, которое могло породить в ней неуверенность во мне. Вы же так любите позаморачиваться и напридумывать. За ней я тоже такое заметил. — Это скорее от неуверенности в себе, а не в партнёре. Вопрос в голове появляется: «Ну почему он постоянно останавливается? Я какая-то не такая?». — Крис прекрасна… И я даже не скрывал, как любовался ею в процессе… Она это видела и сама ещё сильнее раскрепощалась, дразня меня. Я не дурак и могу такое увидеть. — Все бы были такими, как ты… Ой, ну прекрати так светиться от счастья, боже мооой! — замечая, как Эдриан закинул руки за голову, откидываясь на спинку и окунаясь в воспоминания, рассмеялась Пенелопа. — Люблю её… И всё. Я рад… Нет, это гордость за любимую, что она смогла побороть свои травмы и быть настоящей. Я думал, что в этот раз всё пройдёт более скованно с её стороны, но нет… Было незабываемо… — Это ещё дело прелюдий, ты всё сделал правильно, как я учила. Подготовил девушку до нестерпимого, что она отбросила стеснение, горя в твоих руках. И потому я в тебя это вдалбливала, ведь большинство упускают этот важный момент. Что-то там поцеловали, погладили и погнали… А ты у меня мальчик знающий… — Ты вовремя вложила в меня зерно ума и опыта. Ну и не одна Крис была в моей жизни, что всё равно для меня сейчас… Отвратительно. Идиотом был. Я бы с радостью вернулся в прошлое и ёбнул себе, оттягивая от тех девушек. — Эдриан-Эдриан… Какой же ты романтик. — Хватит. Ну всем нужно упомянуть, какой я романтик, будто это что-то за гранью. Меня это уже начинает злить. Общество травмированных девушек с горьким опытом, что ставят меня в нереальное. Хотя это должно быть нормой. — Потому что не все мужчины проникаются такими моментами, а ты так рассуждаешь, до сих пор отходишь от эмоций, которые внутри тебя кипят и не дают отойти от воспоминаний. Когда женщины там придумывают себе какое-то «слияние душ» и всякие там «фейерверки», мужчины такие «Ну… Классно… Я потрахался». Все. — Я рассуждаю так, потому люблю Крис, для меня было очень важно знать, как она себя чувствует, её переживания и всё, что она испытывает… Подготовить её на сколько это возможно. И это был очень важный шаг для нас обоих с нашими же травмами. Как она была открыта и я не видел ни одной секунды в смущении. — Потому что и она тебя любит и поборола всё, что было в ней. Как она и выразилась, твое появление в ее жизни уже во многом ей помогло. И ты сам поставил вопрос перед ней, что бы было, как был всё прошло, если бы всех этих ваших вечерних, и не только, разговоров не случилось. Сам вспомни, сколько раз вы спокойно разговаривали на темы, которые не все обсуждают за ширмой стеснения от своих травм и тараканов. Но вы не молчали… Оба… — Людям нужно разговаривать, чтобы решить свои проблемы, что влияют на отношения между ними, бороться за совместное будущее. Какой смысл быть вместе, проглатывая все проблемы, избегая и закрывая на них глаза? Это всё равно потом всплывает и из-за долгого игнорирования сильнее бьёт. Как снежный ком… — Да… Мой Эдриан… — Но вы с Грантом исключение. Вы слишком похожи, от того и никак не могли уступить друг другу. Вечно конфликты, ругань на весь этаж. Вука тоже пол этажа снести могут, когда ссорятся, но вы не такие. В вас не было этой самой детали, что могла связать вас. Вы… Как любят многие это называть, не созданы друг для друга. — Это твоё мнение. — Вот именно, моё мнение… Мнение человека, который всё видел со стороны, пока другие слышали лишь крупицы, романтизируя из вас сильную и прекрасную пару. «Волевая Пенелопа, что всегда была опорой для Гранта!» или «Муж — голова, жена — шея; куда захочет, туда и повернёт». И все это зеркалили на вас, но такой бред! Как бы всем не казалось, что ты была опорой для Гранта… Нет, Европа ею является, вот она и есть та самая опора и поддержка. А ты дёргала за ниточки, используя его положение. И не делай из меня типичного братца, что будет закрывать глаза на поступки сестры, всегда защищая её. Но я так и делал, в чём каюсь. И говорю я это всё, потому ты моя сестра и никто лучше меня тебя не знает. Я знаю твой характер, знал твоё расстройство и только оно меня останавливало в некоторые моменты, потому я и просил Гранта молчать. И он хавал все помои, которые ты скидывала, утверждаясь за счёт него… Я знаю тебя, Пенелопа, и я прав… Взгляд сестры был обращён на Эдриана, когда она слушала и лишь с спокойствием в глазах молчала, будто соглашаясь с каждым словом, понимая всё, из-за чего были сделаны такие выводы. И видела, как ему самому было больно говорить это всё с долей непринятия, что такие выводы он сделал слишком поздно, а мог бы помочь и исправить положение, когда это нужно было. Но уже поздно. Она мертва, оставив рванные раны в душах людей, которые уважали её, дорожили и… Любили, не смотря ни на что. Это была всеми любимая Пин со своим сложным характером, что граничил с расстройством, создав ту самую Пенелопы Святых, которая запомнилась каждому из окружения Клинков. Ведущая за собой, поддерживающая и мотивирующая, но в стенах своих апартаментов она утопала в слезах и ненависти к себе, черпая силу в любимом брате, который знал её, как никто другой. И никто не знал, что она переживает, кроме Эдриана и Гранта, до самого последнего дня, когда по всему окружению разнеслась ужаснейшая новость о самоубийстве жены Главы Клинков. В их же апартаментах, когда она поймала момент уединения и повесилась на основании люстры в коридоре. Прямо перед дверью, которую выбил её муж, что вернулся домой и не мог попасть внутрь. Разбила каждого, кто оплакивал её по сей день. Никто Пенелопу не забыл, а произношение имени стало запретом, лишь бы не напоминать ни брату, ни мужу, что не раз в отчаянии терял смысл, обращаясь к попыткам суицида. И остались от неё лишь воспоминания и частичка её самой в появившемся на свет сыне. Пенелопа мертва и по сей день никто с этим смириться не мог. А Эдриан так пытался, желая не упустить Яна. Единственного, кого оставила после себя Пенелопа Оссейн. Тягость мук в Эдриане за все ошибки его не отпускает, утягивая на дно, где уже был Грант, ненавидевший себя, что невиновный, чистый Ян остался без матери. Неоднозначное и совсем не простое прошлое, что Эдриан потихоньку отпускал, понимая, что не продержится так. Строил нечто светлое, спустя столько лет тяжелой жизни. Но голову не покидали вопросы «Как забыть то, что так дорого? Как отвернуться от него и идти вперед? А как идти вперед, если не отпустить прошлое?» И не раз Эдриан был в тупике, пока снова в его жизни не появилась Крис, став огромнейшим мотиватором, молчаливо указывающим вперёд… К светлому совместному будущему, что ещё так давно хотел Эдриан. — Эдриан… Иди вперёд… — Говоришь, как отец. — Потому что тебе это и надо. — Отца я могу найти. Яну нужен дедушка, как и мне отец, ради поисков которого я и остался в Тьме. — Но ты уже сделал выбор, который я бы полностью поддержала, как и отец. — Да… Но это тяжело. Отпустить вас. Как это возможно? — Ты начал и не останавливайся. Тяжелый вздох и касание мужской ладони кожи шеи, где располагалось тату с женским силуэтом, что Эдриан набил в честь Пенелопы. — Тебе надо свести её… — Я перекрою, но пока не придумал как. — Молодец… Я чувствую, что мы ещё не договорили на тему секса и тебя что-то волнует. Ты чувствуешь ошибку в своих действиях. — Я… Смутил Крис своим поведением в один момент. Когда она хотела отвернуться, а я неосознанно дернул её на себя за подбородок. Она испугалась, но быстро отпустила ситуацию. — Почему тебя это беспокоит? — Потому что я так переживал, что травмы будут беспокоить её и сам не заметил, как мои меня же и тронули. Я искал Крис в других девушках и разочарованно отворачивал от себя. Потрахался и отпустил, уходя в собственные муки. И сейчас, когда была наконец-то она… Я наслаждался её раскрепощенностью и сам был так счастлив видеть именно её. Не других, чужих… А её, любимую Крис… И испугался потерять этот зрительный контакт… Страх совладал мной в секунду. — Эдриан… Мне так печально это слышать от тебя… — Плевать, я больше не дам такому произойти, но очень хочу, чтобы она не запомнила и не вывела меня на разговор о случившемся. Я идиот и мог в миг всё испортить, потому что так боялся, что надавлю или могу грубо схватить. И этот жест был грубым… Но она… Который раз повторюсь, была прекрасна… Я утонул в ней и в её стонах. — Бедная охрана за стеной, — накрывая рот ладонью, рассмеялась Пин. — Не слышали они, этаж по конструкции более безопасный. Стены с металлом внутри. И этаж заранее был оснащён для важных лиц… Но было громко, соглашусь. И плевать, даже если слышали. Рот я Крис затыкать не собирался. — Так, давай пять! — резко поднимаясь с спинки дивана, Пенелопа протянула ладонь, по которой Эдриан с ухмылкой шлёпнул своей ладонью, — Запомни, никогда не затыкай рот своей девушке и не проси быть потише. Хочешь заткнуть? Целуй! Всё. Вот весь секрет. Как я ненавижу это «Давай потише» или «Ты слишком громкая, нас услышат»… Ууу… Злюсь… Благо Гранта отучила от этого. — Я помню эти твои наставления, потому мой мозг сейчас спроецировал это в твоём голосе. Я помню, как ты мне это говорила… — Вот и молодец. Никогда так не делай. Целуууй! — Да-да… — Меня нет и ты все держишь в себе. — Да… Я никому такое рассказывать бы не стал. Грант сейчас это всё знает лишь потому что он Глава и отъезды решаются через него. Также он стоял у моста, неосознанно для нас обоих ввязавшись в ход событий между мной и Крис. Так бы я… Подумал, прежде чем идти к нему и просить о помощи. — Жаль, что я не дожила до момента, когда вы сейчас по-настоящему так близки… Ты на полном серьёзе называешь его братом. — Мы семья и этого уже не изменить. Но и при тебе мы уже находили общий язык. — Ты ему не доверял… — По началу да, ты знаешь, что все его замыслы для меня были странными, но потом чем больше я узнавал, тем лучше к нему начинал относиться. Мы в чём-то похожи. И я не из тех людей, кто не примет свою ошибку в первом впечатлении. А первое впечатление всегда обманчиво. Я этому прекрасный пример и что другие думают обо мне после знакомства. — Странный Эдриан Святых? — Да. Первое слово на устах людей, когда они знакомятся со мной — странный. Странный Эдриан Святых и стерва Пенелопа Святых… Тишина повисла в воздухе, когда Эдриан уткнулся взглядом в глаза Пенелопы. Снова утопал в скорби, ведь видеть её было слишком больно. И жить без неё тоже… — Почему?.. Почему, Пенелопа? Молчание и снова отведённый взгляд на люльку с касанием ладони свисающей белой ткани. — Ты не могла это сделать и твоё расстройство не причина. У тебя был Грант, не зависимо от того, что я говорил про ваши отношения, но его ты любила, за него говорить не буду, но что-то он к тебе точно испытывал. Симпатию, любовь, как к близкому человеку или любовь, как к женщине, родившей ему сына. Неважно… Ян… У тебя остался сын. И не могла ты это сделать. И если бы хотела, то оставила бы хоть что-нибудь. Ну, Пин… Как так?.. У тебя был я… Мы столько прошли, я помогал тебе всегда… Разве не так? — Успокоить свои муки совести пытаешься? — Я хочу хоть что-нибудь узнать… Хоть какую-нибудь причину. Расстройство не причина. Ты его почти победила. В последний год оно тебя один раз на пару дней посетило и отлегло. Не как раньше. И не может быть… Не может… Пииин… Каким отчаянием звучал голос Эдриана, а в ответ тишина. И так уже пять лет… Ни одного ответа. Пустота и два разбитых горем человека, что пытались помочь Пенелопе. И Ян, что ни разу не видел матери в осознанном возрасте, не слышал её голос. Ему было всего лишь три месяца. — Пин… — Эдриан, я не могу сказать… Я мертва… — Так почему ты мертва!? Ты должна была прожить долгую жизнь и у тебя всё было для этого, когда ни одной причины, чтобы покончить с жизнью, тебя не посещало. Да ты других от этого отговаривала! Я помню! Это не ты… — Ты думаешь… Меня убили? — Или убили, или подтолкнули… — Мммм… Хватит. Иначе проснешься с плохим настроением. Лучше расскажи мне что-нибудь хорошее. Про Крис… — Я уже одним словом много раз описывал её. Она прекрасна. — Как там Мартин говорил? «С Днем Пустых Яиц»? — Блять, нет. Не надо. Я сейчас проснусь, если продолжишь. — Ну а как без этих шуток? Мне что, молчать? — Ты всегда смеялась с такого бреда Мартина, Эмма даже не всегда понимала. А у вас обоих была эта связывающая нить в… Ебанутости. — Ну! Не называй наше безразличие к тому, кто и что подумает ебанутостью… Но была такая схожесть, это да. Но за тебя сейчас можно порадоваться. Или ненадолго? — Если ты сейчас о том, как часто мы будем заниматься любовью, то это не от меня зависит, а еще и от желания Крис. Как дама моего сердца пожелает, так и будет. Хоть каждый день будет кончать, если захочет и не важно, каким способом. — Воу… Горячо. Прям так? — Встречный вопрос… А как по-другому? Это разве плохо? — Это замечательно… Сейчас вас будет ещё сильнее тянуть друг к другу. У многих такое происходит, что не отлипают друг от друга. И тебя, думаю, это стороной не обойдёт. — Повторюсь, не только от меня это зависит. — Какой деловой… Все уже такие старые стали. Вука детей планируют? — Не получается. Не о этом. — Ясно. Поняла. Кстати, на Крис было бельё одинакового цвета? — Да. — Ха-ха! — Знаю. Она продумала всё заранее… Хитрая лиса. — Она знаааалааа! — Да, это мне уже сказал её визит, согласие остаться, Ненси предупреждена заранее и бельё. Ты мне про бельё и рассказывала. — Ага… Хитрые мы, женщины. Она всё продумала раньше тебя! Тебя трахнули, Эдриан, а не ты! — Да всё, понял я тебя. — Эдриан-Эдриан, как тебе не хватает такого разговора, да? — Да. Я скучаю по тебе… — Я люблю тебя, братик. — Хах… Братик… Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ты меня так называешь. — Браааатиииик… — Эх… И я люблю тебя, Пин. — Будь счастлив, прошу тебя… А теперь проснись, у тебя там любимая рядом снова в комок сжалась и к малышке скоро ехать…