И все таки, Глинтвейн с пряностями и медом с апельсином - это прекрасно

Есан стоит у плиты. Сегодня наконец из длительной командировки возвращается его муж. Кан не видел Джуна около двух месяцев и очень скучал. Да, звонки по видео-связи, обмен фото и голосовыми сообщениями были ежедневно, но они никогда не заменят живого общения, особенно, когда вы вместе чуть меньше десяти лет, а самое большее, на сколько вас отрывали друг от друга, было только полторы недели. До приезда Хонджуна где-то час-два. По подсчетам, Есан успеет сделать все и даже останется время. Омега чувствует жар в теле, хотя неудивительно, ведь стоять в теплой джуновской толстовке около плиты — решение не из самых лучших, но из самых приятных, ведь кимовские вещи пахнут им даже после стирки. Есан подходит к окну и открывает его на форточку. Ветер врывается на кухню и моментально проходится по босым ногам омеги. Тот стоит еще пару секунд перед окном, любуясь ночным городом. Надо будет как-нибудь прогуляться по ночному Сеулу со своим мужем, ведь эти виды прекрасны. Не проходит и пяти минут, как Есан чувствует озноб. Да что такое?! Еще и голова болит да кружится так, словно вчера напился алкоголя, а сегодня отходит от ночных приключений. Неужели простыл? Быть не может… Может давление? Но и с этим всегда было все хорошо… Есан выключает плиту, чувствуя себя, мягко говоря, плохо, находит обезболивающее и, выпив его, идет полежать до действия таблетки. *** Самолет приземляется по расписанию, без происшествий. Хонджун наступает на трап, который только подогнали к выходу. Стюард приветливо улыбается, желает хорошего вечера, да засматривается на альфу. Ким чувствует беспокойство, охватывающее его тело. Что-то случилось с омегой? На полигоне сети нет, а автобус, который везет до аэропорта, до сих пор не подъехал. Внутренний альфа мечется, ведь с омегой что-то не так, так еще и позвонить пока не может… Раздражает. Да что этот тупой автобус долго едет? Раздражает-раздражает-раздражает. *** — Есан? — Хонджун влетает в квартиру и чувствует запах своего омеги, такой вязкий, что сразу оседает на легких альфы. — Еса-ан? Хонджун проходит в зал, но Есана там нет. И в спальне тоже. Но его одежда, телефон и ключи в квартире. Альфа мечется и переживает. Запах стойкий, но где омега? Он прислушивается и слышит сопение из… из гардеробной? Хонджун раскрывает дверь и замирает. Есан скинул все хонджуновы вещи на пол и с головой зарылся в них, вдыхая стойкий аромат глинтвейна с пряностями. Внутренний омега парня так сильно скучал по своему альфе, что новость о скором возвращении и переживание на фоне эмоций спровоцировали преждевременную течку. Ким подходит к своему мужу и поднимает его, неся в их спальню. Успокоенный запахом Кан даже не просыпается, лишь жмется ближе к теплу. Запах меда с апельсином окутывает, дурманит мозг альфы, от чего тот щеку закусывает, держа себя в руках, на деле Есана. Кладет младшего в своеобразное гнездо на их кровати, так ему будет спокойнее. Им обоим будет спокойнее. Альфа удаляется в душ, решая смыть с себя запах пота и усталость после перелета. Омега будет спать еще полчаса, и этого времени должно хватить для водных процедур. Хонджун скидывает одежду в корзину для белья, а сам забирается под теплые струи воды. Они обжигают кожу, охлаждают пыл и в итоге расслабляют Джуна. За толщей своих мыслей и шумом воды Джун не слышит ничего. Лишь чувство беспокойства заставляет быстрее закончить водные процедуры. Хонджун, натянув на себя нижнее белье и домашнюю футболку, выходит из душа и чуть ли не летит в комнату, поскальзываясь мокрыми ногами на линолеуме. Зайдя в комнату, где спал Есан, Ким увидел омегу плачущим, чуть не на грани истерики. — Есан-а, ты чего? — Джун садится рядом с кроватью и берет в свою руку ладошку Кана. — Я плохой омега? — он хлюпает покрасневшим носом и свободной рукой стирает слезы, а другой сжимает руку своего мужа. — С чего ты взял? — Джун влюбленно смотрит на заплаканного омегу. С краснючими глазами, щеками и носом, со слипшимися от слез ресничками. Весь Есан прекрасный, а главное — самый лучший для Кима. — Ты не хочешь детей… — Есан, — Ким смеется совсем безобидно, беззлобно. — Ты самый прекрасный, самый лучший омега, которого я встречал за всю свою жизнь! Я люблю тебя не за твою красоту, не за твой запах или умения во всем. Я люблю тебя просто потому, что это ты: заплаканный, больной и соплями, с нервными привычками, смущающийся, спящий — весь ты для меня лучик света! — Хонджун целует костяшки руки и тут же сглаживает поцелуй пальцем. — Я никогда не спрашивал тебя о детях, ведь ты мог меня не так понять. Я не хотел давить, ждал, пока ты сам об этом заговоришь… Прости меня, не хотел, чтобы разговор состоялся так… — Хен, ты самый лучший… — Есан поднимает свои глаза, в них полно любви и слез. Он сжимает ладонь Хонджуна сильнее, гладит сухую кожу. Тянется к губам, таким родным. Целует, вкладывая в него всю свою любовь, те чувства, которые он испытывал во время разлуки. Целует сладко, пьяняще, смакует глинтвейн на губах мужа. Руками за футболку альфы цепляется, желая удержать возле себя как можно дольше. Чуть стонет, когда руки кимовские под толстовку лезут, царапая чуть видный пресс и сжимая тонкую талию. — Джун-а, — тянет он, отрываясь от пьянящих разум губ альфы. — Джун-а, давай заведем ребенка? Я сейчас не под волной, поэтому давай сейчас решим? — Есан-и, для тебя — все, что угодно! — улыбается глупо, чувствуя себя буквально самым счастливым альфой. — Альфа, — Есан запинается, чувствуя тянущую боль от присутствия своего мужа. — Ты можешь зайти в гнездо… — Хонджун сразу заходит аккуратно в омежье гнездо, стараясь не задеть ничего. Есан ближе подползает, желая снова почувствовать губы альфы на своих; тянет на себя, цепляясь за футболку; в губы впивается, чуть не ударяясь зубами; феромон выпускает, чувствуя запах любимого. Кусает губы кимовские, языком по ним мажет, собирая выступившие капельки крови. Сладко… Ким целует напористее, языком мажет по губам, проникает им в рот омеги, ровный ряд зубов обводит, языки сплетает. Руками по телу Есана водит; ребра пересчитывает, играя на них свою музыку; под кофту забирается, тянет наверх, намереваясь снять ее с хрупкого омежьего тела. Отстраняется, любуясь картиной: Кан с раскрасневшимися щеками лежит перед ним; зрачки расширенны от возбуждения и почти закрывают всю радужку; тело еще не тронуто, но так и манит оставить на нем пару меток (хотя парой там точно не обойдется); спортивные штаны натянуты по известным причинам, а со стороны бедер мокрое пятно. Прекрасно… — Посмотри на себя, — шепчет Ким на ухо своему омеге, опаляя его своим дыханием. — Есан, я ведь даже не касался, а ты уже готов на все. — он тихо посмеивается, проводя кончиками пальцев по уже затвердевшим горошинам сосков, а от туда вниз по животу. — Ты сейчас такой чувствительный, а представь, каким ты будешь, когда ты забеременеешь? Есан не отвечает, лишь больше голову откидывает, явно намекая на касания. И Хон поддается. Он целует тонкую шею, местами прикусывая и сразу же зализывая, а местами ставя недолговечные метки рядом со своей. Те сойдут через пару недель, а эта никогда. Она самая дорогая в жизни супругов. С шеи спускается к груди, целуя и покрывая засосами. Пальцами проводит по одному из сосочков, когда по второму проводит языком, ловя первый такой сладкий стон омеги. Есан выгибается, трется о Джуна, скулит когда тот отстраняется. — Куда… — выдыхает он, смотря растерянно на альфу. Тот молчит и стягивает с омеги штаны, под которыми отсутствует белье. Хотя оно понятно. Рассматривает его бедра, которые блестят от естественной смазки; аккуратный вставший член с розовой сочащейся головкой… — Хен, а ты?.. — Всему свое время, милый, — он улыбается и спускается к бедрам, целуя их, и поднимаясь выше к половому органу омеги. — Пожалуйста… — бубнит себе под нос и стонет, когда Хон целует плоский живот. — Скажи, чего ты хочешь? — издевается над страдающим омегой. — Хватит, — слишком грозно для того, у кого разум мутнеет с каждой секундой. — Ты знаешь, чего я от тебя прошу, перестань дразнить! Хонджун смеется, опять же, по-доброму. Поднимается и целует омегу в нос. Оставляет игры на потом, сейчас Есану так хорошо от касаний и так плохо от течки. Альфа пальцами собирает естественную смазку омеги, подносит их ко влажному колечку, слегка массируя его и проталкивая один в обжигающее нутро. Есан выгибается навстречу, чувствуя заполненность, которую не испытывал последние пару месяцев. Так приятно, кто бы знал. В комнате становится жарко, или это все от дурманящих феромонов супругов, которые смешиваются в приторную смесь? Хонджун второй палец проталкивает, быстро находя простату. Омега уже изучен на сто рядов, но это только на руку играет. С Есаном скучно точно уже никогда не станет, ведь он только с виду такой скромный… Как и сейчас… Кан выгибается на встречу не слишком длинным пальцам альфы, стонет от каждого касания по простате, ноги шире раздвигает, одной ладонью простынь сжимает, а второй по изнывающему члену проводит, растирая выступившую смазку. Третий палец ощущается совсем по-новому: растягивает и оглаживает глубже, от чего Кан трясется мелко. И правда, Есан слишком чувствительный. Он щекой о простынь трется, да насаживается сильнее на пальцы джуновские, хотя сам уже желает получить нечто большее. Низ живота пробивает мелким спазмом. Что бы было с бедным омегой, если бы Хонджун попал в пробку? Как бы Есан пережил этот период? Они бы оба не выдержали, ведь связь между ними сильнее обычных. Хонджун вытаскивает пальцы, о простыни омежью смазку вытирает. Стягивает с себя футболку, открывая Есану знакомые виды на подтянутое тело альфы. Тот приподнимается на локтях и касается груди Кима, спуская руку ниже, к кромке трусов, пока сам к губам альфы тянется, утягивая его в глубокий поцелуй. Джун укладывает Есана обратно на кровать, целует нежно, позволяет кусать себя. Отрывается и целует личико Кана: впалые щеки, скулы; спускается к шее и ключицам, оставляя пару новых отметин. Подушку под поясницу подкладывает, чтобы удобнее было; ноги Есана раздвигает, удобно устраиваясь и одним движением входит во влажное, обжигающее нутро омеги. «Когда он успел полностью раздеться?» Есан обвивает талию Кима своими ногами, жмется ближе, желая получить все, что дает ему Хонджун. Последний не движется, позволяя омеге привыкнуть к чувству заполненности: гладит ребра, бока, бедра, губами по одному из сосков мажет, расслабляя младшего. Есан бедрами поддается навстречу, без слов позволяя двигаться. Хонджун двигается медленно, мучительно, сладко, от чего Кан буквально захлебывается в собственных стонах. Попадания по простате не прекращались, и в конечном итоге добивали страдавшего омегу. — Джун-а, я скоро… — выстанывает Кан, пытаясь сохранить хоть сколько-нибудь чистого разума. Он хватается за спинку кровати, за плечи альфы, за мокрые и грязные (от пота и смазки) простыни — за все, что сможет помочь ему. Хонджун туго пальцами обхватывает основание омежьего члена, не давая кончить. Кан хнычет, пытается руку джуновскую убрать, но все безрезультатно. — Почему, хен? — Есан слезы роняет от переизбытка чувств. — Хен, я же был хорошим мальчиком, так почему ты не разрешаешь мне кончить? — Потерпи, солнце, — Хонджун свободной рукой лица кановского касается, слезы стирает, и губами по щекам мажет, сцеловывая высохшие слезные дорожки. Хонджун переворачивает их, теперь Есан сидит на старшем, а значит сможет довести их обоих до кульминации. — Закончим вместе, хорошо? — Кан слабо кивает, словно в бреду находясь. Омега движется аккуратно, ища правильный угол. Руками на грудь хонджунову опирается, чуть хнычет, когда не получается найти, но все равно продолжает. Ким, чувствуя близкий конец своего омеги, помогает ему: руками по телу водит, задевая самые чувствительные места; приподнимается, чтобы поцеловать шею, грудь и лицо. И Кан полностью расслабляется, отдаваясь моменту и чувствам. Он движется увереннее в погоне за эйфорией. И Хонджун убирает руку. Теперь перед Кимом самая заветная картина: Есан, у которого щеки раскраснелись от возбуждения, по вискам стекает пот; Есан, открыто скачущий на члене альфы, при этом член самого Кана подпрыгивает следом за хозяином, ударяясь о его живот; Есан, который просит о разрядке. Но силы Есана даже при течке не долговечны, и он попросту устает. Хонджун под ягодицы подхватывает парня, помогая ему двигаться. Шлепки мокрых тел друг об друга, хлюпанье смазки, вздохи и стоны невероятно смущали супругов, словно это был их первый раз. Кан влажную челку назад закидывает, открывая своему мужу очередной прекрасный вид: Есан, который с влюбленными глазами делает финальные движения и, опустившись до основания, кончает с именем альфы на губах. Перед глазами цветные звездочки пляшут, а душа покинула тело. Есан ложится на грудь мужа и чувствует, как его растягивает изнутри узел альфы, не давая семени вытечь. Ким целует младшего совсем нежно, аккуратно, боясь навредить. Кан сонно отвечает на эти поцелуи, а после, удобно устроившись, уснул вовсе, пока Джун перебирал прядки волос. ✨ Хонджун проснулся намного раньше обычного. В комнате царил беспорядок, хотя и не удивительно, ведь сил на то, чтобы буквально помыть себя, не хватило, а на что-то большее и подавно. В комнате царил смешанный запах супругов, однако течка Есана прекратилась. Это могло значить только одно — Есан забеременел. Джун ближе прижимает спящего омегу, тот что-то невнятно бубнит и жмется ближе к теплу. Хонджун определенно самый счастливый.