Coraline

Coraline — Maneskin

      На трясущихся ногах девушка опустилась ниже, присев за углом старого, вбок накренившегося дома. Сумерки сгущались. Кровожадные твари, разгуливающие по окрестностям деревни, застрявшей где-то в начале прошлого столетия, завыли с еще большей силой, предвещая свое неизбежное появление на грязных улочках. Ее пальцы ослабли, предательски роняя патроны в грязь, смешанную со снегом под ногами. Как и всем американцам, ей полагалось иметь при себе оружие, которое девушка всегда таскала с собой на случай чего. Но заряжая жалкие остатки патронов в ствол, в ее голове проскользнула едва ли не истеричная мысль, лучше бы этот ебаный пистолет ей так никогда и не понадобился. Она замерла, прислушиваясь к неуловимому шелесту облезших кустов вокруг, пытаясь различить среди них жесткую поступь бешеного зверья или хотя бы трусливого человека. Такого же трусливого, каким сейчас казалась себе она сама. Легкие нещадно пекло пламенем от долгой пробежки, во время которой девушке приходилось преодолевать ямы и подниматься на холмы, окружившие деревушку, в попытке вырваться куда подальше. Все было тщетно. В сгущающейся над этим проклятым местом ночи ей было не выжить. Жители заперлись в своих хибарах, опасаясь ни то чужеземку, ни то тварей, пришедших невесть откуда по ее бренную душу, пока в конечном итоге, будто бы оказавшись в самом дрянном ужастике, девушка не осталась совершенно одна. Человекоподобные монстры отчего-то не казались ей настолько пугающими, как приближающаяся тьма, которой, она, что было иронично, до одури боялась с самого детства. Люди говорили ей, что на самом деле, она не боится непроглядной темноты, она боится того, что в ней скрывается. Но эти суки, как и в подавляющем большинстве случаев, были неправы. Девушка задержала дыхание и передернула затвор. Звук ударяющейся стали разорвал липкую тишину, прерываемую слабыми звуками природы и она сорвалась с места, опасаясь, что этот щелчок мог привлечь монстров. Она никогда не отличалась атлетическими способностями и даже больше, игнорировала спорт и всякое его проявления в наилучших традициях испорченного человека. Курила по полпачки Lucky Strike в день, бухала каждые выходные и ездила до ближайшего Walmart, расположившегося в двух кварталах от ее дома, на автомобиле. Но адреналин творил с ней неописуемые вещи. Она подтянулась на руках, чтобы забраться на скользкую крышу сарая, а потом спрыгнула с нее, преодолев расстояние в полтора раза больше собственного роста и низкий забор, при этом, оставшись без единого перелома. Казалось, каждая клеточка ее тела налилась болью от внезапного переутомления, однако страх, подогреваемый адским гормоном, продолжал отстукивать в глотке, толкая девушку на еще большие подвиги. Из разорванного рукава ее любимой фланелевой рубашки сочилась кровь вперемешку с сукровицей, одной твари все-таки удалось дотянуть до нее свои сраные когти, но та сразу же поплатилась за это, получив пулю прямо в лоб. За болью и всей странностью своего положения, девушка не замечала того, как смиренно и спокойно реагировали на гончих из пекла местные жители. Здесь, кажется, был какой-то культ, по крайней мере, она видела странные алтари то там, то тут, раскиданные по всей деревне, но рассматривать их подробно не было ни желания, ни времени. Выбравшись из временной засады, девушка направилась подальше от кладбища, что вело в тупик — закрытым воротам к замку, его пики скрывались за перистыми облаками. Ее нога сорвалась с края и утопла в ледяном ручье, ботинки с толстой подошвой наполнились водой, укалывая ступни сотнями игл. Крепко стиснув зубы, она продолжала идти, хлюпая по воде и стараясь сбить след. Кажется, когда-то она читала, что таким способом это можно сделать. Нужно было добраться до автомобиля, оставшегося на загородной дороге в нескольких километрах отсюда. Блядское корыто заглохло прямо посреди пути, что теперь не казалось случайностью, но девушка отогнала от себя эти мысли, изо всех сил сохраняя трезвость разума. Лучше всего остального ей удавалось сохранять холодное спокойствие, когда все вокруг нее катилось по пизде, не смотря даже на то, что до такого, прежде ничего еще не скатывалось. Услышав рык, она снова побежала и когда оглянулась, обнаружила погоню. Тварей было так много, что в опустившейся темноте она бы не смогла отстреляться от них тем количеством патронов, что у нее оставались, даже если бы каждый день своей жизни проводила на полигоне. Девушка умела стрелять, потому что любила шутеры и ходила в соответствующие для этого места дома, однако это нисколько не помогало ей. Разумнее было переждать ночь в укрытии. Выбравшись из ручья, она покрепче сжала в руках пистолет и ударилась здоровым плечом в деревянные ворота. Они не поддались. Конечно, как бы они поддались, если каждый живущий здесь человек заперся от нее, поджав свой хвост как вшивая шавка и бессовестно оставив ее умирать на улице. Она нервно осмотрелась по сторонам и взобралась на бочку, для сохранности засунув пистолет в задний карман джинс. Подпрыгнув, она уцепилась пальцами за деревянный край забора, шершавая поверхность впилась в ее ладони под весом собственного тела, а рваную рану от когтей прожгло болью. В глазах помутнело. Девушка вскрикнула, ударяясь коленями о забор, неловким движением ног она сбила бочку под собой и теперь трепыхалась, как рыба на крючке, не в силах подтянуться или сорваться. Монстры окружали свою добычу, рыча и толкаясь, готовые наброситься прежде, чем она стукнется о землю. Еще один крик вырвался из ее глотки словно ободрение, точно такое же, какое вырывается у фанатов с футбольных трибун и она силой потянулась вверх. Стоило ей перекинуть колено через забор, как массивная туша ликана потянула ее обратно. Кое-как удержавшись, она осознала, что держится мертвой, нечеловеческой хваткой, по большей части за свою жизнь и угодив подошвой ботинка по морде монстра, девушка еще раз крикнула. Скорее, это походило на слабое, почти что безжизненное кряхтение. Она с трудом перевалилась на другую сторону и упала наземь глухим ударом. Режущая боль пронзила внутреннюю часть ее бедра, вынудив девушку подорваться и сесть. В потемневшем пространстве кровь показалась ей черной жижей, стремительно вытекающей из глубокой раны. Она нещадно пропитывала штанину ее джинс теплом, оставляла следы на руках и тут же остывала на морозном воздухе. Из глаз брызнули слезы, сдохнуть было легче, чем вытерпеть пламя, пляшущее в ране, но громкий удар о забор вернул ее помутневшее сознание в норму. Это был гвоздь, криво торчащий из края забора. Еще бы чуть-чуть и он задел артерию, но, кажется, она была проклята везением. Девушка поднялась на ноги и поскальзываясь побрела прочь, пока монстры не преодолели разделяющую их преграду. Все ее тело тряслось, пистолет непослушно выскользнул из окровавленной ладони и она наклонилась, чтобы поднять его, а когда выпрямилась, ощутила, как силы стремительно покидают ее тело вместе с кровью. Что-то мелькнуло поблизости и она наугад выстрелила. Бога нет, иначе, он бы сравнял это ебаное место с землей. Удар по голове выбил из нее остатки духа и девушка отключилась. Пространство маленькой комнатушки давило своими потемками. Откуда-то сверху пробивался ночной воздух, слишком свежий для такого поганого места. Он перебивал тяжелую затхлость помещения, окруженного каменными выступами. Дерево под ней прогнило от времени, скрипнув, едва девушка пошевелилась. Она открыла глаза. Обнаружив свои руки обездвиженными, она все же смогла оттолкнуть от себя любопытную куклу, чье разломанное, мерзкое личико нависало над ней. Кукла пошатнулась и низко завопила. Несколько голосов утихли. Девушка поспешно села, дергая цепями, крепко прижимающими ее кисти друг к другу. Мышцы ее тела продолжали ныть от усталости, а раны пронизывала пульсирующая, гадко саднящая боль. Несколько масляных ламп, оранжевыми отблесками освещали ступеньку на другом конце комнатки и хрупкая на вид женщина в черном балахоне опустила поднятую руку. Кукла со стуком затопала по дощечкам, удаляясь от девушки и запрыгнув на колени темной фигуры в углу, затихла. Ничего более странного, приторно сюрреалистичного, пленница еще не видела. Она несколько раз моргнула, глупо таращась на женщину, и сглотнула. Веревка у нее во рту неприятно пережимала язык и резала уголки губ, кому-то явно было невыгодно, чтобы она говорила. - В любом случае, — сказала женщина, будто бы продолжая свою мысль. — Она видела слишком много. - И кто же ей поверит? — с насмешкой спросил мужчина, вальяжно раскинувшийся на скамье сбоку. - Хочешь рискнуть, Хайзенберг? Хайзенберг дернулся вперед и замер, смиряя нечеловечески огромную даму злобным взглядом. - Можешь забрать ее. Новая кровь мне не нужна. Девушка дернула цепями в бессмысленной попытке выбраться. Крохотные глазенки низкого существа, оставшегося в тени, буравили ее липким взглядом. Она не сразу различила исходящее от него хлюпанье. Ком в горле разросся, обращаясь в приступ тошноты, которую до этого момента удавалось сдерживать. Среди остальных, девушка ощутила себя самой прокаженной. Высокая дама в белом поднялась, перекрывая собой дыру наверху и нависая над ней. Ее рост был колоссальным, и девушка округлила глаза, уползая подальше. Ловким движением руки дама подняла ее над полом и поставила на ватные ноги. Кажется, она принюхалась, будто пудель-переросток, чтобы затем брезгливо отшатнуться. - Смердит смертью, Матерь Миранда, — отчиталась дама. — Отдадим ее ликанам. - Госпожа Димитреску не любит помои, — Хайзенберг посмеялся и тут же встретился со злостью Альсины. - Закрой свой поганый рот! - Молчать оба! — повысила голос Миранда. Послушные собачонки осеклись. Мужчина раскурил сигарету, дама вернулась на свое место. Девушка не знала, за что ей обидней больше, за помои или за их несправедливый суд. Она схватилась за веревку ослабшими пальцами и попыталась вытянуть ее изо рта, но веревка не поддавалась, только сильнее врезаясь в затылок. Миранда наблюдала. Нечто заставило ее усомниться и спустившись со ступеньки, она приблизилась. За позолоченной маской и темнотой комнаты, девушка едва могла различить ее молоденькое лицо. Миранда бережно, чуть ли не нежно развязала веревку, и та упала им под ноги. Девушка была на редкость живучим человеком, общая бледность выдавала ее недомогания, но в израненном лице Миранда умела рассмотреть что-то, слабо напоминающее стойкость. - Я бы могла провести несколько экспериментов, — почти беззвучно сказала она, обращаясь будто бы лично к девушке. - Иди нахуй, сука, — на выдохе отозвалась она и подалась вперед. Грязные пальцы вцепились в края позолоченной маски. Девушка потянула, и Миранда раскрыла множество черных крыльев в попытке устоять на ногах. Димитреску испуганно ахнула, чья-то рука больно потянула незнакомку за волосы, вынуждая отпустить Миранду. Девушка задрала руки, толстая цепь стукнула ее по лицу, а ноги подкосились. Миранда отвернулась и отошла, опустив голову будто обиженный ребенок. Хайзенберг заглянул незнакомке в глаза и на его губах заиграла мимолетная ухмылка. Он был так близко, что собой закрывал любые остатки окружавшего их мира. Она оскалилась на него, не прекращая попыток разъединить пальцы, запутавшиеся в ее волосах. Как сильно ему все это нравилось. Но показать своей радости Хайзенберг не мог, его лицо приобрело лживый, скорбный вид и он отвернулся, избавив ее от стойкого запаха табака, которым, казалось, пропитался насквозь. - Отдайте ее ликанам, — надрывисто проговорила Миранда, не поднимая головы. Мужчина кивнул. Он силой толкнул девушку на пол и не успела она прийти в себя, как веревка вновь оказалась обвязанной вокруг ее головы. Так же небрежно поставив ее обратно на ноги, Хайзенберг впился пальцами ей в шею сзади. Она издала тихий, болезненный стон. Цепь сама собой обвязывала ее талию, фиксируя руки, пока не закрутилась так крепко, что она едва могла вдохнуть. - Куда ты? — спросила Альсина. - Отведу ее в логово, — бросил Хайзенберг. Они вышли из комнатки в узкое помещение, а затем сразу на улицу. Морозный воздух обдал тело девушки до костей, и она содрогнулась. Неистово хотелось кричать. Пасть до самой низости и умолять его пощадить ее, но она только сильнее закусила веревку. Будто заразная овца, ведомая своим хозяином на убой, она продолжала идти, постоянно спотыкаясь и поскальзываясь на снегу. Он что-то тащил за собой, кроме нее, но что именно это было, она рассмотреть не могла. Хайзенберг усмехался каждый раз, когда искоса глядел на нее. В лицо назвать Миранду сукой и послать куда подальше — было верхом его мечтаний. Как жаль, что подобная возможность выпала не ему, а этой строптивой, испачканной в крови и дерьмище девке. Он фанатично проигрывал эти воспоминания в голове как кадры кино, безмолвно смакуя их. Детеныш мыши, бросившийся на клыкастую кошку. Девка была либо обезумевшей от боли тупицей, либо слишком смелой стервой. И то и другое, в конечном итоге, было ему по вкусу. Выбравшись на пустырь, они прошли по дорожке, ведущей к воротам его фабрики. Как и цепи, они раскрылись сами собой. Получив немного времени на раздумья, Хайзенберг решил, что не собирается так скоро избавляться от девчонки, по крайней мере, пока. Ощутив себя в безопасности под крышей собственного дома, он толкнул девушку дальше в коридор и запер двери. Она смотрела на него испуганным взглядом, размышляя о тварях в неизведанном логове и о том, как быстро решилась ее судьба. Хайзенберг повернулся и закинул массивный молот, слепленный из всего подряд себе на плечи. Вот что он тащил. Он повел рукой и цепи с грохотом повалились на пол. Не теряя ни секунды, девушка избавилась от веревки и превозмогая боль, кинулась на него. Жалкая попытка оттолкнуть мужчину от двери была пресечена одним незамысловатым движением. Он снова схватил ее за волосы, так, будто ему нравилось причинять ей боль. - Успокойся, — раздраженно процедил Хайзенберг сквозь зубы. - Отъебись, мудак, — задыхаясь прошептала она. Удовлетворившись ее реакцией сполна, Хайзенберг небрежно отпустил девушку, но ненадолго. Тотчас он крепко взял ее за локоть и повел вглубь помещения. Чем дальше за ее спиной оставалась дверь, тем сильнее сердце стукалось о ребра, отдаваясь болью где-то в висках. С каждым коридором становилось все горячее, жарче, далекий шум каких-то работающих механизмов резал слух своей монотонностью. Первые несколько коридоров она пыталась запомнить пройденный путь. Но вскоре одинаковые помещения смешались в одно, представив собой непроходимый лабиринт, из которого, казалось, больше не существовало выхода. В какой-то момент, поднявшись на несколько этажей выше, они свернули и рабочие помещения сменились складскими. Хайзенберг толкнул одну из дверей, такую же, как и другие, ботинком и протолкнув девушку внутрь, преградил единственный путь к отступлению молотом. Девушка зацепилась взглядом за нож и в несколько шагов добравшись до заваленного бумагами стола, подняла холодное оружие. Хайзенберг рассмеялся. Ее рука нещадно дрожала. Казалось, ему совсем не было дела до ее попыток защититься. Мужчина поставил стул не так далеко от нее и включил основной свет. Крохотную комнату тут же залило белым свечением нескольких потолочных ламп. Девушка выронила нож, он с лязгом ударился о пол, и закрыла лицо ладонями. - Садись, — приказал Хайзенберг. Простояв так еще немного, она отняла руки. Поглядела на него с прищуром. Слабые, противно-желтые лампочки коридоров не шли ни в какое сравнение со светом здесь. Каким-то образом нож оказался в его руках, и он потряс им, про между прочим. - Еще поранишься. Девушка недовольно фыркнула, стараясь скрыть этим бешеный страх, сдавливающий грудь. Хайзенберг снял с себя плащ и повесил его на крючок рядом, туда же отправилась и потертая шляпа. Когда он повернулся и обнаружил девушку все так же жмущейся у стола, его раздражение достигло своего пика. Он занес руку. Нож пронесся рядом с ее головой и воткнулся в стену сзади, крепко засев в бетон. Дыхание девушки сперло от непонимания той силы, что в нем скрывалась. - Я сказал тебе сесть! — голос Хайзенберга на мгновение сорвался на рык. — Я подорвался из-за твоей стервозной туши посреди ночи, так что, будь добра, усади свою задницу на этот ебаный стул! Девушка сжала дрожащие руки в кулаки и прошла к стулу, наконец послушавшись его приказа. Хайзенберг недовольно выдохнул. Больше он не говорил с ней, скрывшись где-то за спиной. Она могла слышать странные металлические лязги и стук, но оборачиваться не решалась. Помещение слабо напоминало ей ни то медицинский кабинет, ни то лабораторию. Стоял стойкий запах спирта, железа и еще чего-то химического. Было прохладно. Особенно ногам. Снаружи ботинки казались сухими, однако внутри них по-прежнему оставалось влажно. Когда мужчина вновь появился в поле ее зрения, его лицо выглядело расслабленным. Хайзенберг подкатил к девушке медицинский столик и взял еще один стул для себя. Она опасливо оглядела приборы. Он сел напротив и стянул с рук кожаные, черные перчатки, затем закатал рукава пожелтевшей кофты. На шее Хайзенберга висел странный набор вещей, не поддающийся никакому объяснению. Бросив перчатки на стол рядом со стерильным подносом, он слегка расставил ноги и выжидающе посмотрел на девушку. От внимательного взгляда его ненатуральных, янтарных глаз, она поежилась. Он был странным, в шрамах, с длинными, растрепанными волосами, которых коснулась седина, и небрежно отросшей щетиной. Похожим на одного из тех мужиков, что ночами рассекали дороги на своих Харлеях под тяжелые ритмы старого рока. К которым она всегда цеплялась на шею. Может быть, он ощущал в ней эту глупую слабость нутром, а может, хотел помочь только лишь вопреки велению Миранды. Потому что она послала ее нахуй. Хайзенберг протянул к девушке руку, и та вжалась в спинку стула. - Не тро… - Раздевайся, — оборвал он. — Хочешь сгнить заживо? Тогда я просто скормлю тебя тварям и не буду зря тратить свое время. Одно было не лучше другого. Она показательно встала перед ним на ноги и стараясь сдержать дрожь в пальцах, принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Хайзенберг приподнял бровь. Ему не так уж сильно хотелось возиться с ней, чтобы терпеть показательные выходки. Но он никогда не искал простых путей. Все, за что он когда-либо брался, требовало тщательной, едва ли не доведенной до идеала, слаженной работы. Любой механизм подлежал исправлению. Сейчас он хотел исправить ее. Фланелевая рубашка лежала на полу. Стянув джинсы до бедер, девушка села. Она наклонилась и расшнуровала ботинки, затем откинула в сторону. Пришлось наклониться еще раз, чтобы стянуть промокшие носки. Ступни коснулись холодного кафеля. Девушка прерывисто вдохнула и посмотрела на него. Страх, пляшущий в ее серых глазах, скрылся за непонятным ему вызовом. Ухмылка коснулась губ Хайзенберга. Быстрое дыхание выдавало ее. Когда он возьмется за ее раны, лживая уверенность исчезнет с этого потрепанного личика. Мужчина достал из кармана измятую пачку сигарет и закурил. Легкие девушки наполнились дымом, и она сглотнула, будто голодная собака при виде куска мяса. Хайзенберг поднял стеклянный пузырек со столика и откупорил его, чтобы обработать свои руки. Как-то небрежно взяв ее за предплечье и потянув на себя, он нахмурился. Она будет орать. Он ненавидел крик. Жидкость полилась на раны от когтей, и девушка заскулила. Глаза застелила пелена слез. Она несколько раз сжала и разжала пальцы на ногах, поерзала на стуле и сдалась. Короткий визг вырвался из ее глотки. Рука горела. Казалось, что-то острое с еще большим усилием разрывает ее кожу изнутри. Опустошив склянку с концами, Хайзенберг отставил ее обратно и промокнул выступившую кровь ватой. Он сделал затяжку, держа сигарету зубами и снова выдохнул. Девушку обдало дымом. Она сжала губы, не прекращая поскуливать. Боль стала сходить на нет, когда он закончил с перевязкой, раны отдавали тупой, монотонной пульсацией в такт ударам ее сердца. Хайзенберг слегка отклонился назад, осматривая проделанную им работу. Краем глаза он уловил ее пристальный взгляд, направленный на сигарету, и улыбнулся. Дрянная девка. Взяв сигарету двумя пальцами, он поднес ее к губам девушки, и та бессовестно припала ими к влажному фильтру. Она окончательно рехнулась, раз принимала подачки от психа, который с мерзким упоением хватал ее за волосы не так давно. Остатки сигареты истлели слишком быстро. Терпкая горечь царапала ее горло, разодранное криками, но она бы закурила еще. Если бы только он предложил. Просить она не решалась. Слишком переменчивым казалось ей настроение Хайзенберга. Он бросил окурок на пол и затушил носком ботинка. - Как тебя зовут? — спросил он и увлекся лежащим на столике. Она немного помолчала, как будто размышляя над таким простым вопросом. - Тебе разве не все равно? Прозвучало слишком грубо. Он резко развернулся и схватил ее за подбородок. Хайзенберг приподнялся над ней, нещадно давя своим ростом. Губы дрогнули в знакомом ей раздражении. - Ты совсем ебнулась, раз позволяешь себе огрызаться на того, кто может свернуть тебе шею. - Зачем ты все это делаешь? — пискнула девушка, чем внезапно осадила его. Его взгляд смягчился. Хайзенберг изучал ее, вынуждая смотреть на себя. Рыжие волосы, которые он растрепал больше прежнего прилипали к влажному лбу. Уверенность в глазах сменилась животным страхом. На бледной от потери крови коже проступали синеватые вены. Искусанные, пухлые губы оставались единственным подтверждением того, что она все еще жива, имея на себе чуть различимый, розоватый оттенок, а остро-выточенное лицо было едва заметно ассиметричным. Он одернул руку, не зная, что ответить. Среди ничтожных жителей этой деревушки и его ебанутой семейки, она была первым человеком, не доставшимся ему в качестве трупа для экспериментов. Она не сдохла в канаве и кинулась на Миранду. Этого было слишком мало. И в то же время намного больше, чем ничего. Хайзенберг сел и снова сосредоточил внимание на столике. - Миранда хочет, чтобы ты сдохла, — начал он. — Ее величеству суке не понравился плевок прямо в ебло. По мне, она заслужила и большего, и я не доставлю ей такого удовольствия. Попридержи свой язык, куколка, пока я не передумал. Его голос, звучавший низко, с заметной хрипотцой, был пропитан ненавистью. Девушка содрогнулась. Ее безмерная дурость наконец сыграла как надо, даже если теперь она снова ходила по краю. Хайзенберг повернулся к ней с ножницами и бесцеремонно разведя ее ноги в стороны, коснулся внутренней стороны бедра. Она попыталась свести их, но он не позволил, грубо дернув ее за колено. - Коралина. Меня зовут Коралина, — спешно сказала девушка, тем самым стараясь отсрочить момент. Он снова ухмыльнулся и замер. Это имя прозвучало для него как глупая шутка. - Карл, — представился Хайзенберг. Коралина смутилась. В другой раз это бы показалось ей забавным. Холод металла коснулся не задетой кожи ее бедра, и ножницы осторожно скользнули по ткани джинс. Мужчина старательно обрезал излишки вокруг раны, бросая их на пол, а когда закончил, девушка без труда смогла снять с себя вещь, никак не потревожив ранение. Вылив на ее бедро еще одну склянку медикаментов, Карл снова достал пачку сигарет. Подкурил одну и протянул Коралине. Она не задавала вопросов, мужественно стерпев первую экзекуцию, и все же, он решил держать ее в известности. - Будет больно, — в его пальцах оказалась изогнутая игла с белой ниткой. Слезы бесконтрольно потекли по ее щекам прежде, чем он начал. Каждое движение иглы отдавалось на ее коже болью. Нить проскальзывала сквозь дырочки, оставляя за собой странное, жгучее ощущение. Кожа стягивалась в кривом подобии небрежно заштопанного разрыва, одного из тех, что она делала на своих старых штанах. Она не умела шить. Он, похоже, тоже. Коралина курила, кусала губы и сжимала край стула в своих пальцах. Сознание медленно ускользало от нее. Свет потолочных ламп щипал заплаканные глаза, но она не отводила от них взгляда. Будто бы это могло сдержать рвотные позывы, накатывающие на нее вместе с потом. Все внутри ее горла сперло горечью дыма, не пропуская сдавленные крики. Назойливый, непрекращающийся писк в ушах окончательно смешался с туманом в голове. Кожа вокруг раны раскраснелась и закровоточила. Завязав нитку, Хайзенберг хмыкнул. Вышло криво, но лучше, чем он мог того ожидать. Трупы никогда не жаловались на шрамы. Им, как правило, и вовсе было плевать на то, что он делал. Мужчина обработал рану, стерев выступившую кровь и потянулся за бинтом, когда заметил, что Коралина все больше наклоняется в сторону. Ее тушка вот-вот грозилась грохнуться со стула. Окурок дымился на кафеле. Он поднялся и неловко удержал ее за горло, не слишком сжимая пальцы. Хайзенберг кое-как дотянулся до столика и быстро откупорив бутылку спирта зубами, поднес к ее лицу. Едкий запах медикамента привел Коралину в сознание. Она вздрогнула и попыталась отмахнуться, едва соображая, что делает и хватаясь за его руку своими ледяными пальцами. Ее взгляд медленно прояснялся, и он смог отстраниться, вырвав свою кисть из ее цепкой хватки. Девушка скривилась и выдохнула. Ее лицо приобрело болезненно-скорбный вид. Он сел и закупорил бутылку обратно. - Порядок, куколка? Коралина неоднозначно покачала головой. Ждать не было толку. Хайзенберг взял бинты и чуть повернувшись, уложил ее ногу себе на колено для удобства. Его прикосновения действовали лучше любого медикамента. Коралина сжалась, когда его пальцы подобрались совсем близко к ее промежности. Но он упрямо игнорировал собственные движения. А вместе с тем и ее реакцию. Вряд ли его вообще волновала такая мелочь. Хайзенберг выглядел слишком сосредоточенным. Думать о нем, ощущать то, что она совершенно внезапно ощутила внутри себя, было слишком грязно, слишком мерзко и неправильно даже для нее. Коралина прерывисто выдохнула. Он завязал бинт, резко и очень туго, снова причиняя боль и снова вынуждая ее пискнуть. Не поднимая взгляд, будто ему оставалось, что делать, он запустил пальцы левой руки под бинт. Сделал вид, что проверяет, не слишком ли сильно затянул его. Ладонь его правой руки скользнула ниже, поглаживая внешнюю сторону ее бедра, отчего бледная кожа тут же покрылась россыпью мурашек. Уголки губ Хайзенберга дрогнули. Коралина заметно напряглась и посмотрела куда-то в сторону. Он бы мог трахнуть ее. Прямо сейчас усадить к себе на колени и взять. Грубо и грязно. Как они оба этого хотели. Пока ее голос снова не сорвется на крик. А потом еще раз. И она бы не посмела ему возразить. От этих мыслей его рассудок мутился, толкая к действиям. Ладонь Хайзенберга скользнула ниже, дразня ее, пока не добралась до внутреннего изгиба колена. Он осторожно опустил ее ногу обратно на пол. - Не такой уж я и мудак. - А я не то что бы и помои. Он посмотрел на нее с ухмылкой, изогнув брови в наигранном непонимании. Хайзенберг поднялся на ноги и вышел из комнаты, оставив Коралину в неоправданном ожидании. Она свела колени, задыхаясь не то от возбуждения, истомой сосредоточившегося между ее ног, не то от возмущения его безмолвным уходом. На всякий случай она проверила дверь. Та оказалась запертой. Он мог убить ее. Мог отдать тварям на съедение. Наверняка мог превратить в нечто, похожее на себя. Руки затряслись от очередного приступа неконтролируемого страха. Коралина подошла к пожелтевшей раковине и помочив руки под холодной водой, протерла мутное зеркало. Все ее тело было покрыто ссадинами и гематомами, одна из них, синевой разливалась прямо на скуле. Из зеркала на нее смотрел некто, слабо напоминающий ее саму. Девушка умылась. Слезы душили ее горло, и она кашлянула. Пережив столько дерьма, она вдруг захотела пожалеть себя. От этой мысли ей стало до злости тошно. Ей пришлось постараться и взять себя в руки прежде, чем Хайзенберг вернется. Что бы он не сделал дальше, она не могла позволить себе впасть в истерику. Замок на двери щелкнул. Коралина обхватила свои плечи руками, будто старалась скрыть наготу, прикрытую одним только нижним бельем. На самом деле, она хотела скрыться от него. Ему слишком хорошо удавалось прочесть ее эмоции. Хайзенберг закрыл за собой дверь и осмотрел ее непонятливым взглядом. Коралина неловко поймала стопку вещей, брошенную им. - Собирайся, — коротко сказал он. - Куда? — с неимоверной глупостью в голосе спросила она. Он вымученно вздохнул. - С рассветом выведу тебя, — а после чуть раздраженно добавил. — Неужели так нужно объяснять? Коралина покачала головой и отвернулась. Неожиданная радость просочилась сквозь бешеный страх и усталость мимолетной улыбкой. Она сразу же закусила губы. Доверять его словам было странно. Однако же куда страннее было то, что вместе с радостью она ощутила и толику разочарования. Натянув на себя мужскую футболку черного цвета на несколько размеров больше, девушка примерила штаны. Они были женскими, и все равно соскальзывали с ее тощей задницы. Даже с застегнутыми пуговицами. Коралина тихо выругалась. Откуда он достал их, спрашивать не хотелось. Наверняка на целой фабрике и без того было достаточно хлама. Подчистив медицинский столик, Хайзенберг искоса посмотрел на нее и забросил уборку. Найти веревку в заваленных ненужным мусором ящиках не составило труда. Он подошел совсем близко, не заботясь о ее личном пространстве, и девушка посмотрела на него снизу вверх. Ее тело податливо изогнулось навстречу его рукам. Хайзенберг запустил их под свою же футболку сзади в поисках петелек. Его пальцы то и дело касались ее холодной кожи, все так же издевательски и нещадно дразня ее. Он точно знал, что делает и не сводил с нее взгляда. В бездонных глазах Коралины играл страх, сменяющийся наивным, не поддающимся его пониманию желанием. Концы веревки оказались спереди, и он грубо притянул ее ближе, заставляя испуганный вздох сорваться с ее губ. На бледных щеках проступил румянец. Она должна была принадлежать ему. Если не всегда, то хотя бы до блядского рассвета. Он нахмурился. Что-то в ней вынуждало механизмы давать сбой. Который он был не в силах исправить, сколько бы не старался. Черт бы подрал эту девку. Хайзенберг завязал веревку, все так же небрежно дергая Коралину, как тряпичную куклу. Грубость, исходящая от него, сменялась неясной нежностью так быстро, что она не успевала насладиться ни тем, ни другим. Он бережно поправил края футболки на ней и отшагнул подальше. Надев на себя плащ и шляпу, он потер бороду. Словно размышлял о чем-то. Девушка поспешила обуться. Ботинки все еще не высохли, но это больше не казалось ей столь важным. Хайзенберг закинул молот на плечо и достал из кармана пистолет. Он протянул его ей, тем самым, будто показав свое доверие. Коралина смерила оружие в руке и последовала за мужчиной в коридор. Мысль выстрелить ему в спину отчего-то не посетила ее глупую голову. - У меня сломалась машина, — сказала она, внезапно вспомнив об автомобиле. Хайзенберг хмыкнул. Сраная безделушка. Девушка не имела никакого понятия о том, чем он занимался. Но он и не хотел, чтобы она знала. Это бы только отвратило ее, а ему нравилось оставлять все так, как есть. Почти что блаженное неведение. Они вышли из здания фабрики с другой стороны. В предрассветной тьме, где за горами поднималось унылое солнце, было еще холоднее. Мороз пробирался под кожу, кусая не затянувшиеся раны и пуская по всему телу липкие мурашки. Хайзенберг довел ее до забора и выпустил наружу, за пределы царствования Миранды, куда он и сам любил изредка выбираться. Отсюда вела только одна дорога, неверный съезд с шоссе, несколько километров по раздолбанной трассе и бесконечные, облезлые деревья, растянувшиеся до самых гор. Некоторое время они шли по обочине, слушая шум зимнего леса. Коралина дрожала от холода, но Хайзенберг ничего не мог с этим сделать. Он почти не ощущал погоды, а его плащ и вовсе был весенним. И все же, он попытался всучить его ей. Она послала мужчину куда подальше сквозь непрерывный стук собственных зубов и продолжала идти. Неописуемая глупость. Вскоре показалась красная машина, больше подходящая на старую рухлядь. Коралина арендовала ее в попытке сэкономить деньги на своем путешествии по Румынии, но тот день, как и вся ее жизнь, теперь казались далеким прошлым. Она села за руль и Хайзенберг раскрыл капот. Не прошло и пяти минут, как он разобрался в чем дело и постучал по железке, призывая девушку повернуть ключ зажигания. Машина запыхтела и с дрожью завелась, предвещая окончание адской ночи, оставившей на Коралине неизгладимый след. Дело было далеко не в страхе или шрамах. Но и в них тоже. В конце концов, ни от того, ни от другого, она никогда не избавится. Она вышла из ледяной машины, выкрутив обогрев на максимум и Хайзенберг силой захлопнул капот. Он закурил. Затем оперся на свой молот и одарил ее слегка насмешливым взглядом. - Не думал свалить отсюда? — двусмысленно спросила она. - Думаешь, если бы я мог свалить, то не сделал бы этого раньше? — засмеялся Хайзенберг. Но смех его был наигранным. — Крылатая сучара никогда не отпустит меня. Здесь он ощущал себя еще в большей безопасности, чем на фабрике. Однако оставаться долго он не мог. Миранда обязательно его хватится. - Не будь такой дурой, куколка, — серьезным тоном проговорил Хайзенберг и счел уместным дать наставление. — Вали как можно дальше отсюда и забудь обо всем, что было. Сейчас это казалось хорошей идеей, но вряд ли ее сознание так просто отпустит весь этот непроглядный кошмар. Никто все равно не поверит. Она обреченно вздохнула, нервно дергая пальцами. Это раздражало его. Она была слишком подвижной, слишком резкой. Слишком живой. Слишком подвластной ему. Почти такой, какими он хотел видеть свои эксперименты, не считая безмерной воли. Какая удивительно стойкая девка. Он поднял взгляд на стремительно светлеющее небо. Как нельзя кстати срывался снег. Он заметет следы. Будто их никогда здесь и не было. За вчерашний пиздец Миранда наверняка растормошит всю деревню с утра пораньше, чтобы выказать жителям благодарность за то, что те вовремя заперли все двери. Хайзенберг чувствовал странную, неподъемную усталость от всего, что его окружало. Намного больше, чем обычно. Он снова посмотрел на Коралину, чуть ли не пляшущую от холода. - Прямо, пока не доедешь до шоссе, — он указал рукой куда-то в противоположную сторону и выбросил окурок в снег. — Никогда не возвращайся. - Не вернусь, Карл, — говоря это, она на него не смотрела. — Спасибо, что спас мою задницу. Даже если ты сделал это назло Миранде. - Какая теперь, к хренам, разница, зачем я это сделал, — раздраженно выдал он. Оба из них будто не хотели уходить. Ему подобное было не свойственно. Хайзенберг грубо притянул ее к себе за руку. Пора было кончать с этим. К тому же он знал, она хотела этого. Она ждала от него непредсказуемых действий, которым бы могла поддаться. Коралина споткнулась, крепко впечатавшись в него, но ничего другого он от нее и не ожидал. Вовремя схватив ее за талию, он снова оказался запредельно близко, окончательно поддавшись порыву, мучившему его последние несколько часов. Горечь табака смешалась с металлическим привкусом крови, ее искусанные губы всегда трескались и кровоточили на холоде. Страннее всего остального для нее, по итогу, оказалось целовать его. Он был груб и бесцеремонен. Щетина на его лице кололась. Его руки сжимали ее так сильно, что она задыхалась. Будто он не особо хотел отпускать ее просто так. Может быть, он продолжал играть с ней. А может быть понял, что проиграл, спасая ее. Как же ему все это нравилось. Коралина поднялась на носочки и повисла на его шее, как и привыкла делать это с такими, как он. Хамоватыми и непонятными. Хайзенберг укусил ее за нижнюю губу. Она ответила тем же. И он отстранился. - В другой жизни повторим, куколка, — пообещал он несбыточное. Ноги Коралины снова наполнились свинцом. Она села в машину, от усталости больше не ощущая ни холода, ни тепла. Она была опустошена до мозга костей. Круто развернувшись, автомобиль направился в противоположную сторону. Подальше от этого проклятого места. Подальше от монстров. Подальше от него. Жестокого и переменчивого. Коралина посмотрела в боковое зеркало. Фигура Хайзенберга в плаще, с молотом на плечах, удалялась. Грозящая ей истерика вырвалась из горла слабым стоном, и она позволила себе разреветься. Со всей искренностью, на какую только была способна, жалея собственную душу. Он возвращался к фабрике, тихо насвистывая себе под нос в безмятежном, утреннем шуме леса. Карл хотел забыть Коралину. Но почему-то не смог.