Хищник

      Едва заметные очертания золотых бликов утонченно и изящно покрывают вашу светлую кожу. Несмотря на присутствие огненных фей, освещающих небольшой кабинет не хуже яркой актинии, вы все равно отдаете предпочтение повсеместным свечам. Странное человеческое изобретение — абсолютно ненужное нам — созданиям моря — привлекающее вас танцующим огнем на фитиле, да стекающим белоснежным воском, пачкающим все вокруг. Вы каждый раз говорите об «атмосфере», а я думаю лишь о том, как сложно будет убрать застывшие остатки излюбленных вами свечек с блестящего пола. Но пока я могу наблюдать за тем, как шаловливые огоньки играются на вашей коже, переливаются в светлых волосах и мерцают в стеклах тонких очков, я не чувствую ни капли утруждения от предстоящей уборки. Ведь это тоже — часть нашей игры. — На сегодня хватит, — наконец вы заканчиваете заполнять очередной ворох документов, вздыхаете и откладываете золотое перо на край стола. Всего на мгновение из-под рукава пиджака показывается кусочек белоснежной кожи, и мне требуется вся возможная выдержка, чтобы сдержать широкую улыбку, норовившую показаться на моем лице. Ведь, я же знаю, в такие моменты вас пугает этот несколько плотоядный оскал. — Хорошо сегодня поработали, Азул-сан, — в моем голосе нельзя уловить ноток борьбы между моей галантностью и истинной сущностью. Тихий и успокаивающий, словно теплое течение, он одурманивает и завлекает наивную добычу, пока острые зубы не сомкнутся вокруг податливого тела. И вы — не исключение. Вы потягиваетесь в собственном кресле, так халатно и бесстрашно обнажая самые жизненно-важные участки вашего тела — шея, запястья. Нежная, практически фарфоровая кожа, виднеющиеся темно-голубые вены, по которым бежит теплая — иссиня-черная — кровь. Мне ничего не стоит немного наклониться вперед и воткнуть в вас острые зубы… Но я не сделаю этого. И вы это прекрасно знаете, испытывая мое терпение изо дня в день. Вам хватает смелости подманивать меня рукой, зарываться пальцами в волосы, словно я ваше домашнее животное, проводить тонкими пальцами по моим губам. Я же в силах лишь улыбнуться вам — возможно, чересчур тепло и откровенно. Ваша рука — непростительно нежная — проводит по моей щеке, и я уже готов прильнуть к ней, уткнуться носом, вдыхая запах пергамента, чернил, нотки сладостей к чаю и почти выветрившегося одеколона. Но вы слишком коварны — вы не позволите мне проявить такую слабость. Вы легко усмехаетесь, словно вам это ничего не стоит, резко убираете ладонь в сторону и улыбаетесь с неизменным прищуром: — Завтра к нам прибудет один важный клиент. Подготовь все в наилучшем виде. — Слушаюсь, — мой неизменный ответ верного помощника и заместителя — тихий, уверенный, понимающий. Вы надеетесь, верите в свою силу, в свой неизменный контроль над ситуацией. Виляете своими щупальцами перед глазами хищника, словно совершенно позабыли об инстинкте самосохранения. Изголодавшаяся мурена внезапно выныривает из своего убежища, хватая добычу, а вы, казалось бы, только этого и ждете, принимая свою смерть чуть ли не с распростертыми объятиями. Вот только от меня страх не скрыть за напускной самоуверенностью и гордой ухмылкой. Вы боитесь смерти так же, как боитесь темноты, в которой постоянно скрываетесь — так же, как плывете навстречу острым зубам. Вы протягиваете к нему — хищнику — руки, обнимаете, прижимаетесь всем телом, ища мнимого спасения. Вы уверены в том, что вас не укусят, и пока — это действительно так. — Азул-сан, — мне приходится окликнуть вас, чтобы вы смогли вернуться в реальность. Даже если это и значило разомкнуть руки и отстраниться на приемлемое расстояние. — Давайте я заварю вам чай? — Нет необходимости. — Прошлой ночью вас вновь преследовали кошмары. Я не могу позволить подобному повториться и в этот раз. Ваше лицо покрывается легким румянцем, вы опускаете глаза вниз и трогательно поджимаете нижнюю губу. Вы выглядите столь очаровательно, что я не могу не улыбнуться, желая дотронуться до вас — хотя это было бы слишком фамильярно. Поэтому я лишь складываю руки перед собой и тихо вздыхаю. Мне достаточно того, что это по-детски смущенное лицо предназначено только для моих глаз. Даже моему дорогому брату не позволено увидеть все ваше очарование. — Тогда, прошу, подождите немного, — я без опаски оставляю вас в кабинете, зная, что вы никуда не уйдете. Обычно хищники окружают свою добычу, не позволяя ей лишний раз вдохнуть или вильнуть хвостом в сторону. Но вы слишком наивны… Или храбры, чтобы не бояться острых зубов. Крепкий чай на настойках, несколько ягод для сладости — я знаю все о ваших вкусах и предпочтениях. Я кладу чуть больше трав, чем требуется по рецепту, но это лишь для того, чтобы ваш сон был глубоким и крепким. Прошлой ночью вы напугали меня до полусмерти — громкий вскрик заставил меня подскочить на собственной кровати. Примчавшись к вам в комнату, я не обнаружил никого — только вы, хрупкий и беззащитный, метались по кровати и взмахивали руками, старясь отбиться от кого-то незримого. Вы знали, что осьминоги могут запросто придушить свою добычу, обвив ее длинными щупальцами? Видимо, нет, потому что ваше дыхание выровнялось только после того, как я положил свою ладонь на ваш прохладный лоб. — Прошу прощения за ожидание, — я вхожу в кабинет с неизменной улыбкой. Как я и думал — вы так и остались сидеть в собственном кресле, перебирая очередные бумаги. — Азул-сан, не пора ли уже отложить документы? Вы забавно приподнимаете голову и наклоняете ее, словно морской котик. Я не могу сдержать усмешки: — Совсем отложить, Азул-сан. — Ах, да, конечно, — в светлых глазах тут же читается мимолетная усталость, которую вы тут же прячете за линзами очков. — Извини, решил перепроверить все еще раз. — Ничего страшного. Ведь я понимаю, как это для вас важно. И все же работа для вас неизменна — как скорлупа для моллюска. Контракты, документы, счета — это ваша личная пещерка, в которой вы чувствуете себя в безопасности. И лишь мне вы позволяете изредка прикасаться к золотому пергаменту контрактов, когда подсчитываете их количество и складываете в аккуратные стопки. Это сводит меня с ума, путает мысли, а перед глазами все начинает темнеть. Я прикасаюсь к каждому исписанному листу — частичке вашей души — как к дорогому сокровищу, боясь не то, что порвать, даже оставить маленькое пятнышко в самом углу. Хищник не заботится о благополучии и счастье собственной добычи, но вы, кажется, стали исключением из принятых правил. — Какой вкусный чай, что в нем? — ваш голос заставляет меня вынырнуть из темной пучины мыслей и фантазий. Я всегда услышу и откликнусь на него, где бы вы — или я — не находились. — Я добавил побольше трав и ягод — недавно собрал новые, решил попробовать. — Очень вкусно, — ваша похвала слаще всякого торта, приготовленного заместителем общежития Харстлабьюл. Она растекается, словно золотая карамель по алому яблоку, и я невольно облизываюсь — чего вы, благо, не замечаете. Жертве не положено знать о пристальном взгляде хищника, притаившегося у нее за спиной. Запахи трав постепенно окутывают кабинет, стрелки часов медленно приближаются к полуночи, а некоторые свечи начинают гаснуть, обильно истекая воском на кафельный пол. Вы предпочитаете пить в чай в тишине, погрузившись в собственные мысли. Я же, не смея возражать вашему желанию, стою по левое плечо и храню молчание. Пока у меня есть возможность разглядывать каждую непослушную прядь в ваших волосах, скользить взглядом по очертаниям изящных рук и вслушиваться в ваше дыхание, я нахожу эту тишину легкой и успокаивающей — для вас и для меня. — Хотите еще? — я беру чайник в руки, когда вы допиваете свою чашку и с едва уловимым звоном ставите ее на рабочий стол. — Может, чего-то сладкого? — Ты же сам говорил, что сладкое на ночь — вредно, — на ваш теплый, несколько усталый смех я не могу не улыбнуться, смущенно опустив глаза. Я ожидал, что вы скажете что-то еще, но вашим ответом послужил легкий вздох и постепенно замедляющееся дыхание — кажется, чай подействовать даже раньше, чем я рассчитывал. Ваше тело медленно расслабляется в кресле, голова облокачивается о спинку, а на вашем лице проявляется детская безмятежность. Я впервые за день не скрываю улыбки и ряд острых зубов. Я подхожу ближе, наклоняюсь к вам, прислушиваясь к вашему сердцебиению и вдыхая ваш запах — родной запах. Тот, что напоминает о доме, оставленном глубоко под водой. Ту маленькую пещерку, где мы впервые встретились с вами, и вы впервые позволили мне обвить свой длинный хвост вокруг вашего пухлого тела. Именно в тот самый момент я понял: Вы — моя добыча. От кончиков щупалец до растрепанных белоснежных волос; большими круглыми глазами и очаровательной неуклюжестью — вы весь мой и всегда будете моим, что бы вы себе там не вообразили. Вы никогда не управляли ситуацией, но я позволяю вам думать, что это не так. Ведь я люблю смотреть на вас, когда вы рады новой победе: хорошей оценке, новому контракту или же увеличившимся цифрам в графе «прибыль»; когда ваше лицо сияет под лучами солнца, а в глазах читается твердость и уверенность в завтрашнем дне. Именно поэтому я рядом с вами — безмолвно следую, помогаю и защищаю. Я никому не позволю безнаказанно омрачить ваш день или навредить вам. Вы — моя добыча, и только я могу решить, когда вонзить острые зубы в вашу плоть, обрывая тонкую ниточку жизни. Я нарушаю всякую учтивую дистанцию, которую вы бы мне позволили, если бы не дрейфовали на волнах крепкого сна. Ваш запах одурманивает, заставляет мои пальцы подрагивать от сладкого ощущения на языке. Я провожу носом по вашей щеке, и вы забавно морщите нос — щекотно. Вас удивительно просто расщекотать до звонкого смеха. Я мог бы провести острыми зубами по вашей шее, вспарывая хрупкую ткань и слизывая темную кровь с открытых ран. Но вместо этого я осторожно целую вас в лоб, после чего складка между ваших бровей разглаживается, а вы умиротворенно выдыхаете. Поразительно — вы не устаете удивлять меня своим бесстрашием. Быть может, вы просто неправильная добыча? Тогда я — неправильный хищник, раз позволяю вам такие вольности. Заметив, как вы сквозь сон пытаетесь выпрямить ноги и устроиться поудобнее, я невольно улыбаюсь — спать в жестком кресле действительно неудобно. Ваше тело легкое и мягкое — машинально подстраивается под мои крепкие руки, а нос вы привычно прячете в сгибе шеи и сразу же начинаете тихо сопеть. Время на часах позднее — в коридорах общежития ни одной души. Но вы никогда и не заканчиваете свою работу раньше этого срока. А я не смог бы позволить себе такой роскоши, как сейчас, — вы бы просто отмахнулись и с покрасневшими щеками назвали меня «глупой муреной». Позолоченная табличка с надписью «АзулАшенгротто» приветливо поблескивает в полумраке. В комнате темно, пахнет морской свежестью и вашим любимым одеколоном. Мне даже не нужно включать свет, чтобы четко подойти к краю кровати и опустить вас на мягкие простыни. Вы морщитесь и что-то бормочите, когда я отстраняюсь, снимая с вас лишние предметы одежды и оставляя в одной длинной рубашке. Поэтому мне приходится каждые несколько минут прерываться и прикасаться губами к вашему лбу. Впрочем, эти паузы нисколько не удручают — ведь вы всегда так мило улыбаетесь после моего поцелуя. Как и в любую другую ночь — я укрою вас одеялом, последний раз вдохну ваш запах, прикоснувшись кончиком носа к вашему виску, и тихо покину комнату, все равно оставаясь на стороже вашего хрупкого сна. Разве что вы сами когда-нибудь попросите меня остаться, схватив за рукав пиджака и пылко краснея, словно коралл… Нет, я все же надеюсь, что вы окажетесь умнее. Что вы не станете искушать судьбу и пытаться переплыть лежащую между нами невидимую линию. Вы, конечно, наивны, но не настолько, чтобы не увидеть кромку блестящих острых зубов. Я позволю вам тянуться к себе, смотреть с нежностью и прятаться в объятиях, но вы не должны забывать — чьи это руки, к которым вы так доверчиво льнете. Вам не стоит переживать, если вы запутаетесь или образ опасности немного затуманится — я всегда рядом, чтобы напомнить вам обо всем насущном и важном. Я всегда следую за вами — по ваше левое плечо — и ни за что не упущу вашу светлую макушку из вида. И все же, горе мне — охотнику, не способному вонзить зубы в плоть столь желанной жертве. Впрочем, пока вы улыбаетесь, пока смотрите на меня с искренней нежностью и сами заплываете в мои объятия — для меня это ожидание совсем не в тягость. Наблюдать, оберегать, трепетно любить вашу бедную, несчастную душу — ради этого мне не в тягость остаться рядом с вами и в звенящей пустоте, пока вы позволяете мне обвивать хвостом ваше нежное тело. Потому что я — ваш неизменный хищник, а вы — моя дорогая добыча.