Вспышка первая: бутоны и шипы
Я шла по мостовой, сжимая пальцами обеих ладоней твердые стебли бледно-сиреневых роз, шипы впивались в кожу. Было больно. Но я все равно несла их, прижимая к себе, словно знала, кому вручить эту драгоценную цветочную ношу. Цветы и свою кровь. И свое сердце?.. Иногда я опускала лицо прямо в пышные пионовидные бутоны и вдыхала их неясный аромат. Касалась нежных лепестков, упруго подрагивающих под моей лаской. Моя прямая спина, аккуратные шаги в мягких кедах, лаконичное платье и кроп-худи делали меня непонятной, не считываемой для любопытных взглядов. Я иду, не зная и не имея цели своего пути. Лишь ожидание чего-то томило меня, я была открытая, чутко реагирующая. Улавливала движения, силуэты, лица своим остро настроенным маячком, поэтому я сразу выделила во встречном потоке этого парня, поймала его взгляд своей тоской в обрамлении темных ресниц. Я знала, что он идет за мной, что смотрит на меня, но не оборачивалась, продолжая свой непонятный путь и сжимая пальцами стебли чудесных роз, чуть морщась от боли. Лишь когда мы оказались на маленькой улочке, где были расположены маленькие магазинчики, антикварные напыщенные лавки и несколько пабов, он обогнал меня и остановился. Я тоже замерла. «Нравятся ли вам мои цветы?»* - спросила я. Он молчал. Потом взял за локоть и потянул за собой, часто поглядывал на меня, боялся потерять, сжимал крепко. Но я не отталкивала. Так мы и шли, пересекали тротуары и мосты. Поднимались по лестнице. В квартире у него было спокойно и прохладно. Это то, что я сразу почувствовала всем своим телом. Он разжал мои пальцы, розы упали на пол, я еще раз прокрутила этот кадр внутри себя в slowmotion и задохнулась от красоты момента. Лицо у меня стало зачарованное, я целиком отдалась просмотру: следила за падением нежных бутонов, вот они ударились о ровную поверхность пола. И словно подпрыгнули, оттолкнулись, взметнулись вверх, потом снова ударяясь своими цветочными головками, уже окончательно затихая. Чудесный кадр, выхваченный моим воображением. Он перевернул мои руки внутренней стороной вверх и поцеловал израненную шипами кожу. Глаза наши потом встретились. Это было началом. Чего?Вспышка вторая: история начинается
На следующий день после утренней нежности, кофе, чая и быстрого, как партия в пинг-понг, диалога я привезла в его квартиру свою винтажную печатную машинку и ноутбук. Первую для звука, который мне нравился, второй, чтобы сдавать работу редактору, заказчикам и торчать в соцсетях, отслеживая арты любимых художников. Я сама, к сожалению, умела рисовать только словами. Вперемешку с заказами я сочиняла историю о фотографе, жившем в квартире, где стены — визуальное пособие по эстетике. Можно выучить историю искусства современного мира в спальне, а в гостиной — познакомиться с макросъемкой. Как вам такое?! Конечно, моя история была слезливая и горячая, про поиск любви и идеальную модель, которую можно увидеть через объектив и поймать картинку, которая отличается от тысяч похожих. Мой сюжет был тривиален, но я подавала его с помощью нестандартных метафор и образов. Фотограф и литератор. Здесь было где разгуляться и даже поиметь друг друга в разных стилевых формах. И еще было много боли. Я каждый день печатала что-то, потом выбрасывала листы из печатной машинки, клацала кнопками ноута. Мой парень фотограф хохотал, глядя на мои «технологии». Я посоветовала ему прикупить «Зенит» или что там сейчас используют, с плёнкой. «Выкинь свои навороченные объективы, - советовала я. - Моя тетя снимала лучше с помощью обычной «Смены». Мы ругались и занимались каждый своим делом. Создавали то, что умели, разными способами. А еще мы выучили, как сделать приятное друг другу.Вспышка третья: до и после и во время оргазма
Ему-то было легче - он был внутри моей истории, я честно подворовывала у него для своего персонажа внешность, жесты, профессиональную лексику (для этого я таскалась с ним по студиям, которые они арендовали), очень мне нравились фотосессии с обнаженной натурой и модели с тату. Вот где была красота в квадрате! Поэтому писалось мне самым естественным образом: стоило лишь взглянуть на него - и меня утаскивало на ту сторону, где я была не совсем я. Словно я превращалась в свой же вымысел. И это было по-настоящему прекрасно. А он?.. Везде по тексту были реальные напоминания нашей с ним связи. Я знала, как он просыпается, как ест, как обращается со своей техникой, как он выбирает кадры. Что он слушает во время обработки фото и в какой позе ему нравится трахаться после особенно длинного рабочего дня. Часто я спрашивала его, почему он решился заниматься фотографией. Он отвечал, ну а чем еще? Я видела много его работ. Даже на выставке. Даже в сети. Даже коллаборации. Он был потрясающим. Потому-то его ответ был вполне обыденным. Но мне-то надо было докопаться до психологических особенностей, которые я с удовольствием загружала в профиль персонажа. Со временем мне казалось, что я не выползаю из созданного мной реалистичного вымысла. Говорил он мне что-то, и я это записывала, приправив декором из воображаемых деталей. Или же мой сюжет диктовал мне поведение, и я ликовала, подводя нас к нужным репликам? Кто и что становился материалом для воображения?.. Мы любили и жили вместе. Еще я сочиняла зарисовки по некоторым его фотографиям или сериям. Это было упражнение для моего литературного таланта. Это была моя ода его одаренности. Часто мы сидели на балконе: каждый утыкался в свой ноутбук и выстраивал собственную вселенную. Иногда я или он освобождали одну руку от плена клавиатуры и на ощупь двигались друг к другу. Потрогать. Погладить. Переплести пальцы. Иногда поднести ко рту и пососать пальцы. Иногда я говорила — ах, да что ты микробов ешь, а иногда он говорил, что хотел бы увидеть, как я ласкаю себя пальцами, которые он только что облизал. Я не отмалчивалась и заявляла, что облизала бы не только пальцы. Он улыбался или хмурился — в зависимости от того, заводился он или смущался. Чаще после таких действий мы с ним судорожно вытирали руки влажными салфетками (да, чтобы микробов убить, если не шли в душ вместе) и лезли друг другу в рот, в пах, внутрь и снаружи, задыхаясь и поддерживая друг друга стонами. И да, он действительно любил смотреть, как я ласкаю себя пальцами. До, после и во время оргазма.Вспышки одна за другой, светлячки, свечи, блики, гирлянды, луна, молнии...
Летом он снимал портфолио для ресторанов, урбанистические виды на открытых террасах, новые меню для инстаграма. Несколько дорогих свадеб. Рекламу. Потрясающих людей. Остальное время мы таскались в поля и там ставили свои сюжеты. И это было так хорошо, что сердце иногда раздувалось парусом, пытаясь вместить всё сразу — ветер в волосах, всполохи молний в ночи, босые ноги в траве - поэтому я не могла вдохнуть, оно задевало о ребра и путалось в слезах. Я не могла, даже когда это был чистый озоновый воздух после грозы. Мне казалось, что я умру от красоты кадра. В такие моменты мой фотограф подходил ко мне и приоткрывал мои губы прикосновением своих пальцев, потом целовал меня, словно передавая мне кислород. И я снова могла дышать. А он весело смотрел на меня, потом говорил, что может оживить меня одним лишь поцелуем. Словно мы открыли дверь в лето. Я узнала, что такое фотографироваться в люпинах — фиолетово, что такое сниматься в ромашках — пахуче. Я записала себе на подкорку жужжание шмелей и стрекотание цикад. Иногда я весь день проводила без кед, ступнями чувствуя песок, разнотравье или пыль проселочных дорог, а иногда на мне кроме кед ничего больше и не было. Мы облазили все окрестности и даже дальше — в поисках локаций и приключений. Каждый получал свои эффектные кадры. Эльфы, мхи, туманы, озеро, лилии, хвоя, изумрудная зелень до самого горизонта и самая огромная в мире коллекция облаков.Вспышка, вспышка, вспышка: больно глазам
Осень. Дожди и туманы. Дымка и разноцветные листья. Особый запах. Я часто гуляю одна, у него заказы. Осенью словно жизнь свою переосмысливаешь. Потому что грядет смерть. И на фоне умирания природы думаешь о собственном перерождении. Осень меняет всё: одежду, выражение лица, улыбки, люди словно готовятся к апокалипсису и заранее читают инструкции по выживанию. Хотя большинство ходят в парки, расшвыривают листья, делают селфи, фотосессии с романтическим уклоном. А я только аромат осени люблю: он какой-то ностальгический, утягивает меня в детство. В мое место силы, где росли дубы и я собирала жёлуди и листья, составляя из них композиции на земле и песке. В детстве я была ведьма, верила в магию и магию творила. А потом забыла. И каждой осенью я вспоминаю, что я ведьма, что я богиня земли, что я друг ветру и воде. И ухожу куда-то за грань. Оттуда сложно вернуться. Он сказал, что на днях открывается фотовыставка. «Это будет нечто особенное», - произнес он. Какой акцент! - Не для продажи, а для души? - смеюсь я. - Да хоть для чего. - Чего это ты грустишь? Он посмотрел на меня и усмехнулся. Словно понимал больше меня в искусстве. Бесит. Всегда меня бесит вот этот его взгляд. Но сейчас он был с грустинкой, с сожалением даже. Не понимаю. На открытие я явилась, конечно же. Знакомые из издательства, мой будущий тату-мастер, куча красивых людей, моделей, умников, студентов, танцоров, единицы золотой молодежи. Фотографы, которые работали платно и бесплатно. Отдельные блогеры, попавшие сюда целенаправленно, а кто-то — случайно. Опять же нашли спонсора алкоголя, бармены творили крутые коктейли. В общем, незатейливо, эстетично, достаточно душевно, без особенного пафоса прошло открытие. Много хорошей, нормальной публики, которая действительно следит за творчеством фотохудожников, среди которых был мой возлюбленный. Я запуталась в разговоре со знакомой из ресторанного бизнеса, потому что она рассказывала невероятную историю своей борьбы за собственное заведение. О том, как она с мужем его придумывала, как они его открывали и раскручивали, а сейчас делят, как ребенка при разводе. Да, про развод тоже рассказывала именно в концепте своего любимого ресторана. Как внезапно находятся сюжеты для историй! Поэтому я не могла закончить разговор и пойти дальше. Я выпытывала подробности, которые уже видела в своей очередной новелле, уже подбирая мысленно персонажей, уже буквально облизывая их от нежности своим филологическим языком, готовя им разную участь. Воровка я. Мы застряли друг в друге на час, видимо, торкнуло обеих, потому что рассказчица не сворачивала разговор ни во время перекура, ни подставляя лицо для поцелуя знакомым парням и девушкам, женщинам, мужчинам, которые сновали в изумительном пространстве бывшего заводского цеха. Ну а как же — где вы, думаете, берутся такие локации?! Наследство промышленного коммунизма. Мне в этих пространствах всегда слышатся голоса призраков рабочих, мечтающих о светлом будущем. Но перед уходом она мне сказала «охренеть, мне так легко стало, спасибо, детка, обожаю тебя». Я не обиделась ничуть, напротив, возрадовалась. Удачный я собиратель чужих трагедий. Я опять поймала себя на мысли, что словно нахожусь внутри сюжета. Вот это всё — оно реальное или я добавляю в реальность свои фантазии? Я предпочитаю уйти, мне плоховато, я никак не могла нащупать точку опоры. На снимки я не взглянула, потому что болтала с рестораторшей и ходила только к барной стойке и курить, специально не глядя на полотна. Я вышла на улицу снова, закурила, и пошла, куда глаза глядят, телефон пиликал, доставляя мне отметки на сториз, сообщения из мессенджеров и другую информацию цифрового мира, перетекающего в реальный. Я дошла до ближайшей летней веранды, которая еще оставалась открытой в бабье лето, попросила кофе, села, накидала в блокноте наиболее острые моменты из истории про ресторан, чтобы память моя не загромоздила их другими интересными фактами. Немного успокоилась, опять покурила, выпила кофе. Достала телефон — увидела несколько пропущенных от моего фотографа. «Надо вернуться, подумала я. - Вернуться и обнять его. Быть рядом». Я появилась в фотопространстве: так и стоял гул от разговоров, полифония музыки и шагов. Думаю о том, как именно авторы фото их оформляют: на больших холстах, в рамках или чуть ли не прибитых к стенам. Тут действовали правила самих фотографов. Но я предвкушала эффект, потому что одно дело — держать в руках фотоаппарат и видеть на экране прелестные кадры, а другое — рассматривать на стене при огромном количестве воздуха, отсутствии мебели, при выставленном освещении. Я свернула налево, решила начать с небольшой по формату серии черно-белых фотографий. И тут я ойкнула, вздрогнула, потому что на фото была я. Он решил показать меня. Выставить в качестве объекта. Он сказал, что это будет нечто особенное. Что же он под этим понимал. Чертов эстет! Всё было очень просто, приземленно и невероятно мило. Простые сюжеты, такая разная я, акцент на моих ежедневных действиях, максимум внимания к моей персоне, прикосновения, декорации, мир. Вот я подрисовываю себе усы помадой, глядя в зеркало, вот я оттягиваю пальцами одной руки рукав худи, а второй поглаживаю клавиши печатной машинки, словно успокаиваю ее, белые комки бумаги разбросаны на полу, я читаю словарь и тыкаю пальцем в автора фото (вот тут я знала, что он снимает, зачитывала ему значение слова «живописать»), вот я на балконе с блокнотом и ручкой из моей беспутной коллекции ручек, и взгляд мой обращен в себя. Я где-то грущу, где-то улыбаюсь, тут в стазисе, а там — в динамике, на улице, в путешествии, в полях на фоне цветов, в полосатом платье в стиле средиземноморья и строгом лаконичном с американской проймой, с едой, водой, алкоголем или сигаретой, одетая и раздетая, даже после секса в слоях простыней. И даже там, где я облизываю пальцы. Непонятно в контексте, облизываю, чтобы трахнуть себя ими или просто после мороженого облизываюсь. Выглядит...выглядит чертовски горячо и разнузданно, и при этом почему-то и целомудренно. Вот как он так умеет снимать? Или это черно-белое изображение снижает градус откровенности? Я хожу и пялюсь на себя, это очень странное состояние, которое загоняет меня еще больше в ощущение вымышленного мира. И я понимаю, что обязательно вставлю это в свою историю. Фотографии самой себя не приносят мне ликования, скорее, неуверенности, немного тревоги, словно за мной следили... Но в то же время его внимание я чувствую всей душой, всем своим телом — его тепло, его заботу через объектив, он такой нежный. Он хотел показать мне, что чувствует даже несмотря на то, что это был просто его проект. Наверное, просто проект. Это чувство открытия было пронзительным. И я внезапно разревелась. Тут еще ко мне подошла какая-то девушка и спросила, что со мной, а потом воскликнула: «Ой, а ведь это ты, да? Ты же на фото, оу, какой талантливый твой парень, он твой парень, верно? Этот фотограф...» Я смотрела на нее мокрыми глазами и думала, господи боже, ну вот еще одна сцена для рассказа, такая невыносимо дурацкая, как только в жизни и бывает. Фотограф и его модель литератор - история любви покалеченных людей, которые нашли друг друга в этом худшем из всех миров. Штамп на штампе, хочется блядски выругаться, но именно поэтому это и работает так сильно. Так максимально выносит душу, так хочется поверить в это, в реальность этого штампа. Картинки и слова - идеально! Девушка продолжала говорить, уже хватая меня за запястье: - Очень красивая серия получилась, да? Тебе нравится? У меня ощущение, что я вас обоих знаю, тут столько всего про тебя рассказано... - Никто меня не знает, что вы... Я уже не реву. Я опять такая, какая есть. Несколько отталкивающая при общении, не слишком любящая откровенное внимание. Чтобы успокоиться окончательно, я все-таки извинилась и быстро отошла от девушки. Внимательно посмотрела все другие работы. Конечно, они были талантливые, все, кто собрался тут, выставив на обозрение свое визуальное восприятие мира, очертив для нас свои вселенные. Свои линии, свои грезы и созвездия. Его я видела мельком, он тоже с кем-то беседовал, выпивал, курил, смеялся. Я ушла с очередными знакомыми выпить в бар по соседству. Они мало говорили о том, что огромная стена была увешана моими фотографиями, и я была им благодарна. Мы обсуждали фотоискусство как данность, делились мнениями о фильтрах, камерах в телефонах, потом вовсе съехали на кино и еду. Чудно время провели. В нашей квартире я обнимаю его. Прижимаюсь крепко. Мое тело соскучилось. А сердце благодарно — столько эмоций. Я шепчу ему: «Спасибо тебе...» - потом молчу, глажу его по лицу, большими пальцами губы трогаю, уголки особенно. Потому что они у него приподнимаются, ломая ровную линию рта. Я так стесняюсь сказать ему что-то нежное... И раздумываю, раздумываю, а потом шепчу «хороший мой...я люблю тебя, веришь... тебя, тебя...» Эта ночь обнимает нас обоих.Вспышка и темнота
Я сижу молча, глядя на лист, вставленный в машинку. Последний лист моей рукописи. Осталось лишь поставить точку. Это конец моей истории, а значит, конец всего. Он садится со мной рядом, пытается заглянуть в мои глаза. Берет мою ладонь в свои. Ощущение, что мы в психбольнице и он пришел навестить меня. «Что с тобой, ну что?! Не молчи, не молчи, пожалуйста....» Я просто чувствую, что у меня нет сил даже пошевелить в ответ ладонью, которую он так сильно сжимает. Она словно лодочка в стоячей воде. Мертвая рыбка на песке. И я слышу, как он шепчет мне, как он носом утыкается мне в висок, чувствую прикосновения его губ к коже, как он целует меня в тот же висок, потом в скулу, щеку, в шею. Это действует на меня допингом. Я очнулась от своей заторможенности, выпала из своего тумана и увидела, что мой парень с мокрыми ресницами. И я медленно, полушепотом, с какой-то мечтательной нежной интонацией говорю: «Это лучшее, что было у меня в жизни».