Выбор

Драко сиял. Его белоснежная кожа, казалось, была насыщена лунным светом и серебром. Как и его платиновые волосы и глаза цвета грозового неба. Длинное, гибкое тело. Как стальной клинок шпаги. Он раскинулся на кровати в бликах лунного света. Ему так идёт нагота и этот белый свет. Лучше он выглядит лишь распластанным подо мной. — Не уходи, останься, — в голосе не было просьбы. Только боль и тоска. Но я не мог. Не мог. Я же грёбаный герой. У меня семья — жена и дети. Мы образец для обложки Ведьмополитена. Тёщины обеды. Сарай тестя. Шурин, он же лучший друг — почти брат. Я всем должен. Должен-должен-должен. По кругу. Я должен готовить завтрак в пять лет, потому что я довесок и «ненормальный». Я должен бороться с сильнейшим магом столетия, а потом сдохнуть, потому что существует пророчество. Я должен всех спасать, потому что я герой. Я должен жениться на сестре лучшего друга, потому что это так мило. Должен пойти в аврорат, потому что никто не знает, куда девать не сдохшего героя. Должен быть примерным семьянином, потому что на меня ровняется вся нация. А я хочу член в заднице. Тонкие пальцы на скулах. Запах талой воды. Имя Гарри, с раскатом на букве «Р». Я хочу что-то не для других, а только для себя. И иногда я себе это позволяю. Как конфету, что сунула мне однажды миссис Свитшот втайне от Дадли, зная, что если он увидит, то отнимет, и в довесок изобьёт. И я сжимаю её в потной ладошке. А ночью, спрятавшись под одеялом, ем. Однажды Снейп сказал мне, что жизнь — это всего лишь долгая и мучительная смерть. Как только человек рождается, часы начинают обратный отсчёт. Жизнь несправедлива. И он был прав. Я тогда не понимал. Я был слепым глупцом. Быком на верёвочке. Свиньёй на убой. Я думал, что тот факт, что я выжил — чудо. А сейчас я думаю, что это изощрённая пытка. Нас несёт назад, в будущее. Сжимая и стёсывая по мере течения времени — зубы, надежды, иллюзии. Но когда я рядом с Драко, время останавливается. Счётчик замирает. А смерть перестаёт иметь значение. Я смотрю на него. Он взъерошенный, как воробей. И одна прядь над виском у него чуть извивается. Она его бесит. А я её люблю. Я и его люблю. Всего. С ног до головы. — Я не могу так больше, — он встаёт, ёжится от холода, накидывает халат. — Это наша последняя встреча. — Внутри меня всё обрывается. Сперва заливает кипятком, а потом окатывает ледяной водой. Губы немеют. Всё немеет. А Драко продолжает, кусая губы и кутаясь в халат. — Я… ты… это невыносимо! Рвусь, распадаюсь на части, сыплюсь песком сквозь пальцы. Зависимость от тебя убивает. Медленно, верно и расчётливо. Я говорил тебе, что мы свободные люди. Так вот — это ложь. Я больше не свободный человек. Невозможно быть свободным с половиной души. Вторую ты забрал у меня. И цельным я себя чувствую только когда ты рядом. Но стоит тебе уйти, я ощущаю, как она кровоточит в месте разрыва. Каждую секунду, каждый миг. Это ненормально. Я ненормальный, больной. Псих. Но я ничего не могу с этим поделать. Более того: я ничего не хочу с этим делать. Я чёртов наркоман, подсаженный на тебя, как на героин. Я хочу обладать тобой до передоза и сдохнуть со счастливой улыбкой на лице. — Я... — я не знаю что сказать ему. Мне больно. И страшно. Как никогда в моей жизни. — Ты. Только ты и твоё решение. Я всё время его вижу. Когда чищу зубы. Пью кофе. Читаю газету. Сижу на заседании. Или в засаде. На ужине. Я улыбаюсь, отчитываю, руковожу. Но передо мной всегда стоит он. Я вижу мир сквозь него, как сквозь очки. Если я снимал очки, я был слеп. Так и с Драко. Я был слеп, пока его не было в моём поле зрения. Время скачет. То ускоряясь, когда мы рядом, то застывая, когда мы не вместе, то замирая насовсем, когда смотрим друг на друга. Вытянутая рука — огромное расстояние. Я порываюсь подойти, но он отступает. — Нет. Сейчас. Ты решаешь прямо сейчас, — жёстко говорит он, а губы прыгают и тонкие пальцы комкают ворот халата. Я делаю шаг к нему. Я делаю выбор.

*****

Я сижу в ванной под струями воды и смотрю, как она розовыми завитками уходит в слив. Челюсть очень болит. Не могу закрыть рот, потому что челюсть выбита из сустава. Сжимаю палочку и накладываю на себя Эпискей. Щелчок, зубы клацают и сразу становится легче. На пробу двигаю челюстью, поднимаю лицо под прохладные струи. Рассечённую бровь и разбитую губу сразу начинает щипать. Но я улыбаюсь. Всегда знал, что у Рона тяжёлые кулаки, но испытал их на себе впервые. Вода, что попадает в рот, солёная. Пять лет брака и пятнадцать лет дружбы сейчас утекают вместе с кровью и слезами в канализацию. Я впервые выбрал себя.