Переменная

      — Мисс Комсток, вы не должны отметать возможность только потому, что она не вписывается в ваши представления. Так ведь можно упустить много чего интересного. — Доктор Лютес, поверьте, за свою жизнь я прочитала столько всего, и не меньше напридумывала самых разных сюжетов и вариаций, что жизнь вряд ли способна меня еще чем-либо удивить. Розалинда на это лишь усмехнулась. Так и дальше жила бы Элизабет в своем маленьком уютном мирке, наполненном книгами из всех уголков мира и уверенностью, что знает всё, если бы в один день сюжетный поворот ее собственной жизни буквально не свалился ей на голову. Такое не предвидеть. Она ждала чего угодно: молодого солдата, наполненного идеалами спасителя, искателя приключений, да хотя бы простого туриста, что случайно забрел в башню. Она даже ждала, что это будет сам отец, который наконец откроет двери, чтоб представить ей красавца мужа, ибо пора бы. Одним словом, всё, что угодно, но точно не угрюмую Букер ДеВитт в порванной рубашке, выпирающей из старых походных штанов, тяжелых сапогах и ружьем за спиной. Она даже ударила ее книжкой по голове, но скорее не со страха, а от возмущения, и хотела выпалить что-то вроде: вы ошиблись дверью, уважаемая… Даже когда Букер сказала, что освободит ее, первой шальной мыслью Элизабет было отказаться и ждать дальше, потому что не так все должно быть. — Быстрее! — рявкнула Букер. Элизабет протянула руку, и Букер схватилась за нее, в спешке больно сжав. И это первое прикосновение врезалось в память почему-то сильнее всего. Дальше они бежали коридорами башни, которая рушилась под их ногами. Вся жизнь Элизабет превратилась в одну дорогу, что рушилась, взрывалась, исчезала под ногами, в постоянный бег за кем-то или от кого-то, превратилась в грубую хватку Букер, что в какой-то момент стало чем-то привычным и уже не причиняло никакого дискомфорта. Букер держала ее руку, увлекая за собой, Букер хваталась за ее талию, срываясь с воздушных реек, Букер закрывала ее собственным телом, когда впереди появлялись враги. Шум выстрелов, крики, постоянный адреналин и физический контакт. И уже часы относительного спокойствия, когда они никуда не неслись, начали казаться вдруг непривычными и неуютными. Букер словно сознательно делала два шага в сторону и не стремилась сокращать эту дистанцию. Не осознавая, с чем связано неудобство, но желая чем-то заполнить пустоту, Элизабет становилась чересчур болтливой, рассказывала про свою рутину, про книги, делилась размышлениями и даже пыталась расспрашивать Букер, но редко получала ответы длиннее одного предложения. Она догадывалась, что скорее всего действует на нервы этим, но перспектива молчания казалась страшнее, чем раздражение ее спасательницы, которое все равно быстро улетучивается, стоит Элизабет случайно (или не очень) свернуть не туда и на секунду исчезнуть из поля зрения. — Вы обещали рассказать про Нью Йорк, мисс ДеВитт. — Букер. Я же просила называть меня Букер. — А я просила рассказать мне про Нью Йорк. Букер поднимает глаза к небу, делает вдох-выдох и спрашивает, что именно Элизабет хочет услышать. И так во всем. Букер постоянно показывает недовольство, насколько девчонка и вся эта работа обременительна для нее, и тем не менее, каждый раз уступает. Элизабет хочет потанцевать на ярмарке — нет, мы спешим, а через пару минут — ладно, хорошо, но пять минут; Элизабет хочет сладкую вату — что за детский сад! вздыхает и покупает. А потом Элизабет хочет чокер, но никак не может выбрать между изображением клетки и падающей птицы, и здесь Букер почему-то запинается. — Доктор Лютес, зачем вы заставляете меня выбирать! Это нестерпимо! — Тогда пусть выберет ваша спутница. Букер не нравится, как на нее смотрит эта женщина. Так, словно это не выбор какой-то безделушки, а ключевое решение. И Букер не может решиться. — Эта. И пошли, наконец. Бормочет она, тыча в изображение клетки, но отводя взгляд в другую сторону. — Какая же она красивая!.. Элизабет едва успевает надеть украшение, когда знакомой хваткой ее увлекают за собой. Им пора. Нет времени на игры. Элизабет сидит на качели и беззаботно болтает ногами, наблюдая за Букер метрах в десяти от себя. Женщина говорит с одним из рабочих, расспрашивет дорогу, оба склонили головы над потрепанной картой, оба держат в руках по папиросе, отчего вокруг образовываются клубки едкого дыма. В такие моменты Элизабет старается держаться подальше, ведь сразу начинает кашлять, как можно добровольно это вдыхать? Но странное дело, одежда Букер среди прочего также пахнет табаком, и это почему-то совсем не отталкивает. А даже наоборот. Элизабет встряхивает головой. Слишком много этих мыслей стало в последнее время. Отворачивается. Но лишь на секунду, а затем снова следит за каждым движением, ведь когда еще удастся понаблюдать за Букер со стороны. Плечи расправлены, военная осанка — если и существует воплощение уверенности, то оно сейчас перед ней, в образе Букер ДеВитт, женщины, готовой в одиночку пойти против целого города только чтоб вытащить девчонку из заточения. Как принцессу в книгах. Вот только за принца она совсем не сойдет, да и Элизабет быть бесполезной принцессой отнюдь не собирается. Напротив, отчаянно старается не быть обузой, а быть полезной в этих бесконечных перестрелках, открывать замки любой сложности и расшифровывать коды. Она называет это благодарностью, и вовсе не желанием впечатлить кого-то. Не позволяет разочарованному вздоху вырваться из груди, когда за долю секунды открыв нужный разрыв и определив результат очередной стычки, не получает от Букер ничего кроме «отдыхать потом будешь — уходим!». Букер пугает ее. Временами. Среди общей волны всевозможных эмоций, которые вызывает эта женщина, есть еще и страх. Потому что Букер не берет время на размышления, она не сомневается ни секунды, и ничто не способно ее остановить — будь то дверь, побочные эффекты от веществ, которые она, не скупясь, вливает в себя, или человеческая жизнь. Порой, после того как затихнут последние выстрелы и револьвер спрячется в кобуру, от взгляда Букер всё холодеет внутри, но, заметив реакцию Элизабет, она сразу меняется в лице, словно приходит в себя. Как звериное уступает место человеческому. Она не хочет никого пугать, но это то, кем она есть, и Элизабет не хочет об этом думать. Слишком много всего. Проблемы становятся в десятки раз больше, когда нарушается невидимая грань, чаша терпимости переполняется. Букер не совсем осознает, что только что сделала, но девчонка вдруг убегает и делает всё, чтоб ДеВитт не догнала ее. Они не в том месте, где можно терять друг друга. Это чертовы трущобы, здесь даже местные ходят с опаской, а что говорить о молодой девице, в которой все выдает представительницу совсем другого, отнюдь не почитаемого здесь общества. Букер близка к отчаянью. Носится по улицам, трясет прохожих в попытке узнать, видел ли кто что-то, стараясь и мысли не допускать, что может происходить в этот самый момент. Чудом среди шума улиц она различает знакомые нотки. Слышит крик. И на мгновенье цепенеет. За углом дома, в вонючем переулке видит троих, и лоскут синей ткани на секунду мелькает между ними. Если раньше Букер еще сдерживалась, то сейчас нет ни малейшей причины держать себя в узде. Кажется, что в таком состоянии, предварительно сдобренном энергетиками, она могла бы остановить армию. Элизабет вжалась в каменную кладку стены, в ужасе наблюдая за происходящим. Платье порвано в некоторых местах, измазано дорожной грязью. Вокруг брызги крови, скрюченные тела — от самой мысли о заурядности картины Элизабет начинает мутить. Всё больше привыкает. И к хаосу. И к Букер среди него. Букер медленно подходит, боясь совершить резкое движение и спугнуть ее. — Элизабет, — шепчет она. — Пойдем? И осторожно протягивает ту самую руку, которой всего минуту назад растрощила о стену чью-то голову. Элизабет смотрит на нее, и взгляд неожиданно меняется. Уже не страх, а больше раздражение, сдобренное обидой. Произносит холодно: — Мне нужно привести себя в порядок. Выпрямляется и ждет, что Букер будет делать дальше. — Хорошо. Я найду нам место переночевать. Только… Надень это, пожалуйста. Снимает жилетку и протягивает девушке. Элизабет хочет отказаться, из чистого упрямства, но все же передумывает и набрасывает жилетку на голые плечи. Они молча идут по ночному городу, пока не набредают на дешевый видавший дни паб. Хозяин смотрит на Букер, потом на Элизабет, кривится, но протягивает ключ. Они — та еще парочка. Сальные взгляды пьянчуг за столами. Элизабет позволяет себе тихий вздох облегчения, когда дверь их комнаты закрывается. Она и зла, и напугана, и даже не знает, что хочется больше — сесть и заплакать или выкричатся, бранясь, как последний моряк. Букер бросает вещи на пол. — Элизабет, ты хоть понимаешь, что те трое могли сделать?! — Конечно я понимаю, мисс ДеВитт, мне не двенадцать! — Так зачем ты!.. Букер обрывает себя, видя как Элизабет складывает руки на груди и поворачивается к ней спиной. Глупая девчонка! Она так зла на нее сейчас. А еще, боже, она так устала от всего. Тяжело падает на стул, трет глаза. Во что она только ввязалась… Элизабет так и стоит какое-то время, пытаясь успокоиться, пока наконец не поворачивается обратно, чтоб высказать всё… — Мисс ДеВитт… — и неожиданно выходит не так, как планировала. — Букер… — женщина не отвечает, смотрит куда-то в сторону. — Букер, у тебя кровь. — Элизабет подходит к ней и берет ту самую руку, которую ранее обмотала лоскутом своего платья. — Нужно обработать рану. — Само пройдет. — Не упрямься. Я сейчас всё сделаю. Букер не двигается, молча наблюдает, как девушка достает всё необходимое из невесть откуда взявшейся (пора бы перестать удивляться) аптечки, промывает рану, накладывает свежую повязку. Деликатные движения. Элизабет старается лишний раз не коснуться кожи, отметает все мысли, почему именно сейчас ей так тяжело находиться в такой близости к Букер, уверяет себя, что просто перенервничала. Грудь Букер поднимается и опускается, дыхание — тяжелое. Элизабет говорит себе, что ей только кажется, что от женщины исходит жар. Или просто…просто она видит то, чего нет. Повязка наложена, Элизабет смотрит на нее, как завороженная, боясь поднять глаза. — Вот и всё, — шепчет она. — Можно не переживать… Решается посмотреть на Букер. Взгляд женщины совсем другой, карие глаза слишком глубокие, словно видят насквозь. Элизабет чувствует, как перемотанной рукой Букер касается ее запястья, осторожно, едва осязаемо, будто бы что-то очень хрупкое. Перемещается чуть выше… Стул скрипит, нарушая тишину, когда женщина встает перед ней. Она выше, Элизабет приходится приподнять голову, чтоб не нарушить контакт. Прикосновение к локтю, предплечью. От этого касания мелкая дрожь проходит по всему телу. Это слишком…эфемерно, нетипично для Букер, но и сама Букер будто бы не здесь, а в своем мире, и Элизабет не двигается, ожидая, что будет дальше. Букер склоняется…но в следующий момент, словно приходит в себя и резко отступает. — Тебе нужно отдохнуть. Кровать — твоя. Я лягу на полу. Элизабет знает, что дерзость когда-нибудь будет стоить ей жизни, но все равно хватает Букер за сорочку, не позволяя уйти. — Что вы сейчас хотели сделать, мисс ДеВитт? — Элизабет, — говорит Букер приглушенно, — лучше отпусти. Элизабет демонстративно отпускает. А затем снимает с себя жилетку и протягивает ей. — Спасибо, мне это больше не нужно! Взгляд Букер метнулся к ее голым плечам, и Элизабет с удивлением заметила в нем долю испуга. — Оставь… — Почему? Здесь мне некого провоцировать, ведь так? Или вы тем защищали меня не от них, а скорее от самой себя. — Следи за языком. — А то что? В ней кричит волнение прошлых дней, ужасная усталость и постоянный страх за свою и за ее жизнь. Дьявольский коктейль эмоций, из-за чего она впервые не может полностью доверять своим ощущениям. И в то же время, стоит копнуть глубже, и Элизабет вдруг начинает ясно видеть. Да она просидела в башне всю свою сознательную жизнь, да это всё впервые, но она не маленькая, чтоб не замечать все те взгляды, что иногда бросает на нее Букер, да, с опозданиям, но давать им оценку, и самой себе, как реагирует на это. А она реагирует. Букер резко сокращает расстояние между ними, становясь почти вплотную, и Элизабет отшатывается к стене. Уже начинает жалеть, что заварила всё это, но отступать буквально некуда. Букер изучает ее лицо, словно пытаясь прочитать мысли. Хочется смутиться, отвернуться, но она стойко выдерживает. — Чего ты этим добиваешься, Элизабет? Секунда… Две… Силы вдруг покидают ее, а напряжение лишь растет. Элизабет теряет всю свою дерзость, перестает храбриться, возможно сейчас — то время, когда можно просто прекратить что-то доказывать? Просто…сдаться…ей. Прячет лицо в плечо Букер, в нос сразу ударяет запах табака, грязи и крови, уже такой привычный. Букер, мгновенье назад напряженная, расслабляется, Элизабет чувствует ее горячие руки на своей талии. Кажется, впервые за всё время нет ощущения, что что-то должно быть иначе, нет, всё так, как должно быть. Букер тяжело дышит. У Элизабет самой сердце стучит так гулко, что отдает в ушах. Довольно сомневаться, нужно что-то делать. Сейчас. Иначе она так и не найдет в себя решимости. Элизабет разворачивается к ней спиной. — Завязки на корсете. Мне сложно их развязать самой. Молча ждет, опершись лбом о деревянную стену. Букер не двигается целую вечность, Элизабет кажется слышит, как много мыслей в ее голове, но она смиренно ждет, потому что свой шаг уже сделала. Охрипшим голосом Букер спрашивает: — Ты уверена? Хочется рассмеяться. Уверена? Она не уверена, что через час люди Комстока не ворвутся сюда и не утащат ее обратно в башню, не уверена, что в следующей перестрелке Букер не подстрелят, даже малость не уверена, что когда-нибудь увидит Париж или хотя бы Нью Йорк — ни в чем не уверена. Кроме этого. Кроме того, что хочет ощутить прикосновение Букер. Здесь, в комнатушке захудалого паба, на продавленной кровати, снять с себя это порванное платье — потому что это честно, это — ее реальность, и это та самая возможность, которую она так до одури боится упустить. Букер медленно тянет завязки, давая шанс прекратить, сделать вид, что ничего не случилось. Остается только снять, но больше ничего не делает. Элизабет разворачивается, кончиками пальцев проводит по ее заплетенным, но выбившимся из косы волосам, ведет по щеке, шее, расстегивает пуговицы рубашки, аккуратно снимает. Грудь Букер перемотана для удобства, но не это привлекает внимание, а множество шрамов больших и малых, затянувшиеся порезы, некоторые раны совсем свежие, Элизабет с интересом касается тех, что можно, за каждым стоит история, всё тело ДеВитт — книга страшных историй. Букер перехватывает ее руку, оставляет на пальцах поцелуй, закрывая глаза. — Элизабет… Отступи… Корсет лежит на полу. Элизабет смущенно смотрит в сторону, подавляя желание закрыться руками. Что если Букер не понравится то, что увидит, что если она не захочет?.. Но Букер очарована, она склоняет голову и целует ее плечо, шею, переходит на линию подбородка, пока Элизабет не чувствует ее губы на своих. — Букер… Обещай, что не отдашь меня ему. Обещай. — Не отдам. ***       Розалинда подняла крышку чайника, проверяя заварку. Чай был готов, и она принялась разливать по чашкам. Роберт с видимым удовольствием развязывал ленту на коробке со свежими эклерами. — Я вижу, ты в хорошем настроении, сестра. — Отчего же не быть, дорогой брат. Розалинда придвинула к нему чашку, положила два кусочка сахара, как любит. — Иногда мне кажется, что ты знаешь больше меня, дорогая, хотя мы оба знаем, что это невозможно. — Достал эклер и откусил кусок. — С другой стороны, в этот раз ты проводила больше времени с мисс Комсток. Надеюсь, вмешательство было минимальным и не повлияет на результат эксперимента. Розалинда усмехнулась. — Исключено. В этот раз лишь немного больше усердия и заинтересованности с обеих сторон. И только. Роберт рассмеялся. — Ты нетипично скромна. Сестра, ты нашла мир, в котором Букер ДеВитт мало того, что не имеет никакой дочери, так еще и в женской ипостаси. Опустим, какие именно у нее долги и прегрешения, но эта история точно будет иметь другой конец. Розалинда лишь улыбнулась. — Константы и переменные, Роберт. — И похоже одна из констант стала переменной. Всегда есть маяк. Всегда есть город. Всегда есть другой.