~.init.~
Кэйя понял, что он напортачил, когда в один из летних деньков, сидя в тени виноградника, он бросил Дилюку короткую фразу: — Ты мне нравишься. Дилюк с озорством в глазах посмотрел на него. На его губах все еще сохранялась улыбка, не сошедшая после смеха над шуткой Кэйи, которую тот обронил до этой злополучной фразы. Кэйя почувствовал, как под взглядом этих алых глаз, покраснели его щеки, и оставалось надеяться, что они не были такими же красными как и волосы его объекта любви. Просто… Дилюк так звонко смеялся, а тени листьев винограда так красиво ложились на его лицо; легкий ветерок трепал его челку, обнажая обычно скрытый лоб, а его веснушки, проступающие только в самые жаркие дни лета, россыпью украшали его нос и щеки. И Кэйя не смог сдержать своего языка. — Ты мне тоже нравишься, Кэйя! — не теряя своей веселости, ответил Дилюк. И на короткий миг Кэйя ощутил себя самым счастливым человеком, счастливее, чем он когда-либо был. Но… затем он осознал, что для Дилюка ничего не изменилось; что слова Кэйи, хоть и сорвавшиеся с кончика его языка, но пришедшие из самых глубин его сердца, для Дилюка были не более чем простыми словами дружбы. Игнорируя резкий укол в области груди, Кэйя заставил себя улыбнуться на слова Дилюка.~.x.~
Кэйя понял, что он обречен, когда после своей церемонии посвящения в рыцари он, окрыленный радостью праздника, набрался храбрости и повторил свои слова: — Дилюк, ты мне нравишься. Дилюк оторвал свой взгляд от фонтана, близ которого они сидели в парке у штаб-квартиры, и перевел его на Кэйю. — Чего это ты? — спросил он, вздернув бровью. И так как ответ отличался от прошлого раза, Кэйя нашел в себе сил не отступать так быстро: — Теперь я рыцарь и хочу, чтобы ты узнал, что я стремился стать им, чтобы прикрывать тебе спину в бою и стоять под твоим командованием. Помогать тебе, быть рядом. И... провести свою жизнь с тобой. Это… наверное, единственное, чего я желаю. Ты– чувствуешь ли ты то же? Рука Кэйи накрыла ладонь Дилюка, и, быть может, если бы не этот жест, Кэйя был бы спасен. Точнее, у него бы оставался шанс, что Дилюк бы отреагировал на его слова как на минуту откровения близкого товарища. Но его рука сжимала руку Дилюка, и последний на этот раз его понял правильно. В его взгляде сначала появилось удивление, а после оно сменилось виной. Надежда Кэйи тут же скрючилась в муках и умерла. — Кэйя– я– мне– — Не продолжай, — быстро сказал Кэйя, одергивая свою руку прочь и поднимаясь. — Подожди! — порывисто сказал Дилюк, хватая его рукав, прежде чем он успел уйти. — Я– если бы я только мог ответить тебе, Кэйя, я бы это сделал. Клянусь тебе. — Прекрати, — на выдохе сказал Кэйя, чувствуя себя полнейшим ничтожеством. Он просто хотел уйти. — Прости меня, Кэйя, прошу, мне очень жаль. Кэйя устало выдохнул, избегая смотреть на Дилюка. Он должен был уйти. Он не хотел слушать все эти извинения и сожаления, от которых он только еще больше ненавидел себя за то, что раскрыл свой рот во второй раз. Зачем? Одного раза было недостаточно? Теперь Дилюк знал правду о его чувствах, и ничего уже не будет как прежде… даже той дружбы, которой Кэйе хоть и было мало, но все же это было хоть чем-то. Кэйя попытался выдернуть свой рукав из хватки Дилюка, но тот только сильнее вцепился в его руку. — Кэйя, пожалуйста. Кэйя еще раз устало выдохнул. — Ты ни в чем не виноват, — в итоге сказал он после долгой молчаливой борьбы со своими эмоциями. — Это только моя вина. — Это не так, — сказал Дилюк, поднимаясь со скамьи. Он рискнул отпустить рукав Кэйи и вместо этого положил руку на его плечо, где теперь покоились свежие рыцарские погоны. — Мне все еще нужен напарник, который будет прикрывать мне спину. Кэйя знал, что Дилюк пытался успокоить его, вернуть ему уверенность, но для Кэйи это напоминание о его признании звучало как чертовски плохая шутка. Но… не сказать, что у него было много выбора. Уйти прочь или принять эту тонкую, скользкую ниточку вернуть все на свои места. И Кэйя не стал отказываться от нее. — Ладно, — сказал он, так и ни разу и не взглянув на Дилюка за все время их откровений. — Но прошу, забудь о том, что я говорил. Я тоже постараюсь забыть. Не без эгоистичного укола тихого гнева Кэйя услышал, как Дилюк пробормотал свое согласие.~.x.~
Кэйя понял, что он ужасный человек, когда он нагнал Эльзера, направлявшегося передать корреспонденцию винокурни «Рассвет» гонцу, и сказал: — Я забыл кое-что написать в своем письме. — Ох, да, конечно, господин Кэйя, — ответил Эльзер и протянул ему пачку конвертов. Кэйя принял их дрожащими руками и ему было очень страшно, что Эльзер мог догадаться о его преступлении, а еще очень стыдно перед самим собой, но его помешательство было сильнее мук совести. Прошедшим вечером он зашел в комнату Дилюка, где они обычно играли в шахматы после работы в ордене. Дилюк сидел за своим письменным столом и что-то писал. Заслышав звук закрывающейся двери, он быстро прикрыл лист бумаги рабочими документами, несмотря на то, что чернила еще не подсохли и наверняка смазались, портя и документы, и лист, на котором они были нанесены. Оглянувшись через плечо, он заметил Кэйю и немного расслабился. — А, это ты, Кэйя. — Что, ожидал кого-то другого? — с хитрой улыбкой спросил Кэйя, полный намерений узнать, что же такого прятал Дилюк. — Не то что бы, — с сомнением протянул он, явно о чем-то задумавшись. Затем на его лице появился легкий румянец и, устало выдохнув, он вытащил тот самый лист из-под бумаг. — Откровенно говоря… мне бы не помешала твоя помощь. — Что-то случилось? — спросил Кэйя, подходя ближе. В его голове было много предположений, начиная от дел ордена, заканчивая оформлением заказа у портного, но истинная причина была далека от всех его вариантов. Резко поднявшись со стула, Дилюк вручил ему листок, чернила на котором действительно смазались, и начал нетерпеливо расхаживать от стола до кровати и обратно. — У тебя больше моего подвешен язык. Ты и с поэзией лучше меня справлялся. Может– может, ты поможешь мне подобрать подходящие слова? — Дилюк на секунду остановился в своих метаниях, но как только Кэйя опустил взгляд в бумагу, он возобновил свои хождения. — Что бы я ни писал, получается ужасно. Как оказалось, Дилюк писал письмо, причем адресованное Джинн Гуннхильдр. И в этом бы не было ничего особенного, учитывая, что та тоже была рыцарем, а еще их давним другом детства, однако имелось одно «но». Кэйя увидел среди тех строк, что еще можно было разобрать, фразу «[…] сопровождать меня на Цветочном фестивале?». Кэйя неосознанно сжал руку, держащую письмо, от чего оно с хрустом смялось. Не желая выдавать себя, Кэйя, как будто это было задумано, продолжил мять его дальше и выкинул в урну у стола. Все его надежды провести хороший вечер пошли прахом, но не это беспокоило Кэйю. Больше всего его беспокоила его старая рана, которую сейчас столь грубо повторно полоснули ножом. Дилюк, заподозривший в столь спешном движении Кэйи странность, замер на месте в смятении. Затем что-то, кажется, всколыхнуло его память, потому что его лицо приобрело виноватое выражение. Кэйе стало тошно; он не хотел вспоминать тот разговор, что имел место пару лет назад. — Ты… не против? — осторожно спросил Дилюк. Кэйя снова заставил себя улыбнуться и ответил: — Нет. И вот теперь он, проведя всю ночь в стенаниях, выискивал среди конвертов, что вручил ему Эльзер, письмо Дилюка, адресованное Джинн и к написанию которого он сам приложил руку. Он убедился, что Эльзер не видел имен, оставленных на конвертах, пока он перебирал их в руках, а когда он нашел нужный, он отдал остальные обратно. — Вас подождать, господин Кэйя? — спросил Эльзер. Кэйя внутренне вздрогнул. — Нет, не стоит. Отправлю завтра. Спасибо, Эльзер, — стараясь держать свою привычную улыбку, сказал Кэйя. Эльзер коротко поклонился, развернулся и продолжил свой путь к гонцам, ожидающим у приветственной вывески. Кэйя смотрел ему в спину, сжимая письмо в руках. Ему хотелось разорвать его и сжечь – именно с таким намерением он и затеял все это – но в то же время, он не хотел так поступать, ни Дилюк, ни Джинн не заслужили этого. Он знал, что поступал неправильно, подло, низко. Он чувствовал себя так, словно вновь вернулся в состояние, когда только попал на винокурню «Рассвет» и тайком рыскал в кабине господина Крепуса в поисках информации. Но с другой стороны… его съедала ревность. А еще этот идиот Дилюк… О чем он думал, когда просил его о помощи? Почему он не мог сделать такую элементарную вещь без его участия? Неужели он действительно успел забыть про тот разговор после церемонии посвящения Кэйи в рыцари? Неужели ему настолько безразличны его, пусть и безответные, чувства? Злость и зависть, вина и стыд, через которые он проходил всю ночь, вскипели в нем с новой силой. Он был зол на Дилюка, которого в этот раз было за что упрекнуть. Он стыдился самого себя за столь низкое поведение. Кэйя выдохнул. В конце концов, Дилюк сделал так, как он и просил, забыв о том разговоре. — Эй, Эльзер! Подожди! Я передумал, — выкрикнул он, нагоняя мужчину.~.x.~
Кэйя понял, что он идиот, неспособный учиться на своих ошибках, когда его буквально прогнали с винокурни за то, что он раскрыл свой болтливый рот в очередной раз. Пусть сейчас его слова и не были напрямую связаны с его чувствами к Дилюку, но определенно они были одной из причин, почему он вообще позволил себе признаться в своей истинной природе. Однако на этот раз ему казалось, что он понял, в чем скрывался истинный корень его ошибок – он не мог отпустить. Не мог отпустить свои мечты провести всю свою жизнь рядом с Дилюком. Не мог отпустить глупой надежды, что если Дилюк узнает всю правду о нем, то он сможет понять его и почувствовать то же самое, что чувствовал он. И когда Дилюк заносил над ним свой меч, Кэйя понял, что его желания и чаяния никогда не станут реальностью и для него пришло время подрасти. За этот горький урок Кэйя потерял все, но обрел глаз бога, который ему никогда особо и не был нужен. Быть может, это был знак, что он не станет повторять своих ошибок впредь.~.x.~
Кэйя понял, что он безнадежен, когда он начал пытаться строить новую жизнь без мечты, что Дилюк, который уже больше года не появлялся в Мондштадте, станет ее частью. Он, правда, пытался. Он выкладывался в ордене, уже не перекладывая свои успехи на Дилюка, а присваивая их лично себе. Он даже начал брать на себя дела, выходящие за пределы обязанностей рыцарей, такие как поиск контактов среди Похитителей сокровищ, наблюдение за Фатуи и отслеживание активности ордена Бездны. Он заводил новые знакомства, чтобы в своей новой жизни связать себя с другими людьми, и, оказалось, что у него неплохо получалось запечатляться в памяти людей, оставляя после себя приятное впечатление. Иногда в его мыслях возникал вопрос: «Относились ли бы они ко мне так же, узнай они правду?» – но он быстро выкидывал этот глупый, детский вопрос из головы и в качестве напоминания касался своего глаза бога. Но все-таки он был безнадежен, потому что, несмотря на все свои старания, он так и не смог по новой влюбиться. Вероятно, в этом не было ничего удивительного, принимая во внимание его опыт с прошлой своей влюбленностью. Но что действительно удивляло его, так это то, что никто другой не влюблялся в него. Он слышал множество комплиментов в свою сторону, замечал обращенные на него взгляды, слышал разговоры о себе. Однако как только он начинал знакомиться ближе, он понимал, что не был способен влюбить человека в себя. По неизвестным ему причинам, никто так и не высказался ему в своих чувствах, да и Кэйя сам понимал, что он не вызывал ни у кого нечто такого, что в свое время вызывал в нем Дилюк. Иногда ему даже начинало казаться, что люди просто видели, что его сердце принадлежит кому-то другому... что он бы не смог ответить на их чувства, и поэтому не влюблялись в него. И Кэйя чувствовал себя каким-то кретином, лишенным этой способности видеть. Ведь если бы она была у него, он бы не стал влюбляться в Дилюка. Что ж, может быть, это и хорошо – что никто не влюблялся в него. Он бы не хотел разбивать никому сердце... (но хотел бы узнать, что значило быть любимым).~.x.~
Кэйя понял, что он жалок, когда узнал, что Дилюк вернулся в Мондштадт, а его сердце бешено забилось в груди, как не билось уже долгое время. — Откуда информация? — спросил он у Вэл, которая доставила ему эту новость. — От винокурни «Рассвет» поступило несколько заказов на одежду в мастерскую Рэндольфа, а он, как ты знаешь, специализируется на одежде для аристократов. То же самое с сапожником и портным по домашнему текстилю. Напрямую это, конечно, не значило, что Дилюк вернулся в Мондштадт, но едва ли Эльзер или Аделинда, под чьей ответственностью осталась винокурня, решили вдруг возомнить себя аристократами или успеть продать винокурню кому-нибудь до того, как Кэйя узнал об этом. И оставался один все объясняющий ответ – Дилюк вернулся в Мондштадт. В тот же вечер Кэйя ужасно напился в «Доле ангелов», что даже Розария удивилась его твердому желанию забыться и поинтересовалась, что же его так вывело из себя. Кэйя знал ответ. Несмотря на все его попытки задушить свои чувства, у него это не вышло. Еще днем ранее он думал, что у него это получалось – он почти не вспоминал Дилюка, предпочтя ему мысли о работе и друзьях, старая рана не тревожила его, и он посчитал, что та зажила. Но при первом упоминании, что Дилюк рядом; что Кэйя знал, где его теперь можно встретить; что совсем скоро он, вероятно, увидит его и без поездок на винокурню… Кэйя вновь ощутил в себе желание быть рядом с ним даже после того, как Дилюк его чуть не убил три года назад. Он снова облажался, он снова не справился и предпочел утопить свое уничижение в вине. Но по крайней мере это лучше, чем бежать к Дилюку и вновь повторять все свои пройденные ошибки.~.x.~
Кэйя понял, что он может жить с этим, когда он впервые с момента возвращения Дилюка пересекся с ним в «Доле ангелов» и заказал у него коктейль, а Дилюк ответил ему: — С вас пятьсот моры. Его тон был вежливым и нейтральным, а во взгляде не было той ярости, которую Кэйя помнил в последнюю их встречу. Кэйя боялся, что ему, возможно, запретят посещать «Долю ангелов», когда Дилюк узнает, что он был здесь частым посетителем. К счастью, этого не произошло, а Дилюк, который к изумлению Кэйи решил встать за стойку, и вовсе обслужил его без каких-либо претензий. ...Кэйе хотелось бы верить, что это было своеобразное предложение мира, и если так оно и было, ему было достаточно и этого.~.x.~
Кэйя понял, что он готов принять Дилюка в своей новой жизни, когда они в ночь вышли из «Доли ангелов», а Дилюк, держа в руках подаренную Кэйей вазу, закрыл двери таверны и сказал: — Я ценю твою помощь в этом деле. Кэйя, который уже сделал шаг, чтобы развернуться и пойти домой, вновь повернулся к Дилюку. — Скорее, это я должен благодарить тебя. Без тебя бы ничего не вышло, и хлопот тебе досталось больше моего, — ответил он. Дилюк опустил взгляд на вазу, из горлышка которой шло красное свечение, ставшее теперь заметным в темноте ночи. — Думаю, ты уже отблагодарил меня, — сказал он, и Кэйя услышал в его голосе призрак прошлого юного Дилюка. Кэйя не нашелся, что сказать по этому поводу, да и не то чтобы хотел. — Рад помочь, господин Дилюк, и спасибо за внеурочный бокал вина. Доброй ночи. Он развернулся, собираясь уже наконец уйти. — Подожди, Кэйя, — сказал он, делая шаг в его сторону, и только потому что он называл Кэйю по имени, тот остановился. — Я хотел сказать, что если снова из-за идиотских правил ордена ты не сможешь что-то сделать, ты можешь доложить о проблеме мне, и я разберусь с ней. В этот момент Кэйя почувствовал, как улыбка сама появилась на его лице, и ему не нужно было заставлять себя выдавливать ее, как это обычно случалось. Да, он не мог быть с Дилюком так, как он того хотел, и Дилюк не желал связываться с ним так, как он того хотел. Но если Дилюк все еще хотел видеть его рядом с собой, то он не стал бы отказываться..., как и всегда. — Так я и собирался поступить, — с ехидством сказал он и, махнув на прощание рукой, направился домой.~.x.~
Кэйя понял, что не только он был идиотом, неспособным учиться на своих ошибках, когда Дилюк ближе к часу закрытия таверны, с раздражением сказал Кэйе: — Джинн снова застряла в ордене допоздна. Кэйя оставил свой бокал в покое, который медленно крутил в руке, пока наблюдал за Дилюком, стоящим напротив за стойкой. При упоминании Джинн его сердце с болью екнуло в груди, но не то чтобы в этом было что-то новое, что Кэйя не привык игнорировать. — В этом вся Джинн, — ответил он, стараясь сохранять мягкость голоса. — Бессмысленные поручения ее погубят, — продолжил Дилюк. — Она все еще не привыкла к роли действующего магистра и не понимает, что она может перепоручать дела другим рыцарям. Хотя… наверное она просто не хуже моего знает, что большинству в ордене ничего нельзя доверить. — Не стоит быть таким категоричным, — сказал Кэйя. — Люди ее любят, и она старается оправдать их любовь. Дилюк бросил недовольный взгляд на Кэйю, и последний понял, что неправильно подобрал слова. Уже некоторое время, с момента разрешения конфликта с Ужасом Бури, Дилюк и Джинн пытались вернуть свои отношения, которыми они связали себя еще до смерти господина Крепуса. Но ни обязанности Джинн, ни путешествие, а после и полуночные вылазки Дилюка не давали им возможности передохнуть и провести время вместе. Кэйя старался не думать об этом дольше необходимого. Он все еще помнил тот день, когда он в пылу помутнения разума чуть не совершил ужасный поступок, и опасался, что когда-нибудь ему не хватит воли остановить себя вновь. Только его любовь к Дилюку и уважение к Джинн сдерживали его подлую, коварную натуру. — Если их любовь заключается в перекладывании головной боли на действующего магистра, то это не та любовь, которую стоит заслуживать, — все с тем же раздражением сказал Дилюк, а потом, вздохнув, поставил на место стакан, что протирал до этого, и смущенно, но в то же время не теряя своего возмущенного вида, добавил: — ...Мне бы тоже хотелось получить ее любви. Кэйя рвано выдохнул и поспешил сделать глоток вина, вырывая себе секунды, чтобы привести свои разбушевавшиеся эмоции в порядок. Он бы тоже хотел получить любви. Не Джинн, конечно. А кое-кого другого, кому, однако, была нужна любовь другой и которую, стоит отметить, он иногда получал. В отличие от Кэйи. Было неправильно сравнивать чужие чувства со своими, но он ничего не мог с собой поделать. — Вы оба просто обручены с работой, — сказал Кэйя, ставя бокал на стол. — То ты не можешь встретиться с ней из-за– ну, ты понял. То она не может из-за дел. С этим пора либо смириться, либо нет смысла пытаться повторять все вновь и вновь. — И бросить все? Нет, не годится. И Джинн это не поддержит. «Легко тебе, когда знаешь, что рано или поздно попытки принесут плоды» — с неприглядной злостью подумал Кэйя и, застыдившись своих мыслей, болезненно прикусил себе язык. — Тогда продолжай пытаться, — с трудом сказал Кэйя, напоминая себе, что с Джинн или без Дилюк бы все равно не полюбил его. Его никто не любил. — Когда-нибудь магистр Варка вернется с экспедиции и вновь займет свой пост, освободив Джинн от большинства обязанностей. Так что просто подожди, Дилюк, и все образуется. Дилюк слабо улыбнулся ему. — Спасибо тебе, Кэйя. — Ага, — только и ответил Кэйя и, оставив деньги за вино, пошел домой. В конце концов завтра ему предстояло помогать Джинн разгребать ее бессмысленные – тут уж он был согласен с Дилюком – поручения.~.x.~
Кэйя понял, что он так и остался загадкой для Дилюка, когда они собирали осенний урожай винограда у винокурни, и Дилюк сказал: — Тебе стоит найти себе кого-нибудь. Кэйя в изумлении выглянул из-за куста, с которого собирал гроздья, и вздернул бровью. — Чего? — Тебе стоит найти себе партнера, — повторил Дилюк, аккуратно подрезая лозу винограда. — Ты уже не так молод, согласись. Старость несет свои трудности, и будет проще, если рядом с тобой будет человек, который позаботится о тебе, а ты, в свою очередь, позаботишься о нем. Кэйя утер рукой вспотевший под соломенной шляпой лоб и устало вздохнул. Дилюк впервые затеял с ним такой разговор, и ранее Кэйя полагал, что раз Дилюк не начинал его так долго, то возможно он понял, что Кэйя не собирался связывать свою жизнь ни с каким партнером. Очевидно, он ошибался, и от этого становилось немного горько. — Дилюк, я не– — Не обязательно, чтобы ты любил его или чтобы он любил тебя. Главное, чтобы у вас было взаимное уважение и желание помогать, — быстро сказал Дилюк, рассудив, что Кэйя собирался возразить по этому поводу. — Уверен, среди твоих многочисленных друзей найдется кто-нибудь подходящий. Может, Маргарита или Розария. Кэйя звонко рассмеялся, представив Розарию, укладывающую больного его в кровать с лицом, словно она собралась класть его в гроб. — Уж что-что, а Розарию едва ли можно назвать человеком, желающим помогать людям. Дилюк остался недоволен его словами. — Это не ответ. — А ты что-то спрашивал? — ехидно заметил Кэйя и перекинул свои руки через деревянную опору для кустов винограда. Дилюк отложил в сторону ножницы, тоже утер лоб рукой и взглянул на Кэйю, развесившегося на палках. — Я серьезно, Кэйя, — сказал Дилюк. — Я понимаю, что ты привык жить один и вероятно поэтому находишь мои слова смешными. Но я говорю их не просто так. Когда рядом есть кто-то, кому ты доверяешь, жизнь становится значительно проще и лучше. Разве не приятнее завтракать в компании близкого человека? Или возвращаться домой, зная, что тебя не встретит пустая комната? А если ты заболеешь, он сможет сходить за продуктами и приготовить тебе чашку теплого молока. Веселость пропала с лица Кэйи против его воли. Конечно, он бы хотел этого. Однако за свою жизнь он хорошо уяснил, что на всем свете не было никого, кто бы хотел этого с ним. По этому поводу можно долго сокрушаться и страдать, как то раньше делал Кэйя, но те дни остались далеко позади. Он… просто смирился. Как смирился, что единственный человек, с которым он по-настоящему хотел бы провести остаток своих дней, хоть и был рядом, но все-таки на расстоянии вытянутой руки. Кэйя заставил себя улыбнуться и сказал: — Уверен, ты и Джинн позаботитесь обо мне, если возникнет необходимость. — Кэйя… — А что? Это не так? — быстро среагировал Кэйя, желая сместить фокус разговора. — Конечно, так, — внушающим уверенность тоном сказал Дилюк. — Но дело не только в этом. Думаешь, я не вижу, что тебе одиноко? Кэйя помолчал какое-то мгновение, поднял взгляд в безоблачное небо, придерживая рукой соломенную шляпу, потом взглянул на винокурню, чья красная штукатурка немного побледнела под палящими лучами солнца и нуждалась в покраске (Кэйе надо будет после намекнуть на это Дилюку). Потом он поглядел на грозди спелого винограда, лежащие в его корзине, и, наконец, на Дилюка, у которого снова выступили на лице веснушки, а немного влажные от пота алые пряди прилипли ко лбу. — Мне не одиноко, Дилюк, — сказал Кэйя. — Здесь, сейчас я собираю с тобой виноград, из которого после получится изысканное вино, ну, и виноградный сок, конечно. Мы в этих дурацких шляпах, о которых вспоминаем только во время жатвы, а совсем рядом дом моего детства, где я пережил свои лучшие мгновения. И по мне, в мире нет ничего прекраснее. Кэйя был искренен в своих словах. Они пришли из самых глубин его сердца, как и когда-то другие слова очень-очень давно. Но вместе с собой эти слова вытащили из глубин его сердца и иные чувства. Его любовь к Дилюку, его растоптанную мечту и разбитую надежду. Как он отказался от них, пусть они никуда и не ушли. И сейчас, в этот столь прекрасный солнечный день, они были подобны полуденному ужасу. Кэйя ощутил разгоряченное касание слезы к щеке. Опомнившись, он спешно вытер ее, но было поздно – Дилюк, конечно же, заметил ее, так как смотрел прямо на него. Он быстро обошел ряд виноградных кустов, чтобы оказаться по одну сторону с Кэйей, и, когда остановился рядом, заключил его в объятия. — Все хорошо, Кэйя, — почти шепотом сказал он. — Мы с Джинн позаботимся о тебе. Все хорошо. «Нет, — с отчаянием подумал Кэйя, — не хорошо» Их шляпы сползли с голов, повиснув на нитке за спиной. Кэйя не находил в себе сил обнять Дилюка в ответ, однако последний, кажется, и не ждал этого. Он просто поддерживал своего близкого друга, которому было плохо. И на самом деле это помогало – Кэйя рвано выдохнул, чувствуя, как спадало напряжение в теле, его сбившееся с привычного ритма сердце вновь приходило в спокойствие, а глаз больше не жгло от непрошенных слез. А потом Дилюк сказал: — Тебе будет проще, если ты найдешь себе близкого человека. Кэйя вздрогнул. Дилюк совсем не понимал его. Они были словно чужими друг другу. Возможно, Кэйя сам был виноват в том, что не подпускал его слишком близко, но делал он так не потому, что Дилюк для него был посторонним, а потому, что без этого отчуждения он бы потерял его навсегда. Кэйя положил ладонь на грудь Дилюка и отстранил его от себя. Дилюк не стал сопротивляться, но не убрал от Кэйи своих рук, оставив те на плечах. — Прошу тебя, — возвращая своему голосу силы, сказал Кэйя, — больше никогда не поднимай этой темы. Дилюк печально вздохнул, но кивнул в знак согласия.~.x.~
Дилюк понял, что он облажался без права на прощение, когда спустя год со смерти Кэйи пришел к его могиле и обнаружил там Розарию, которая сказала ему: — Ты ведь знал, что он до самого конца любил тебя, да? Они стояли за мондштадским собором на кладбище, где Кэйя и был похоронен год назад, когда осложнились его проблемы с сердцем и он вскоре умер. Скорбная история, но они уже были далеко не молоды, и в таком возрасте получать новости о смерти товарищей было не впервой для Дилюка. Хотя тот факт, что на этот раз им оказался Кэйя – его один из самых близких людей – определенно оставил на нем глубокую неизлечимую грусть. У надгробия Кэйи лежало несколько букетов цветов и памятные вещи: бутылка одуванчикового вина, кожаная глазная повязка и игрушка кролика. Дилюк уже успел добавить к ним свой букет из травы-светяшки и лилий калла, и пока он выпрямлялся, Розария произнесла эти свои слова. Дилюк вздрогнул, когда смысл сказанного дошел до него. В его голове всплыло далекое-далекое воспоминание, в котором они вдвоем сидели в парке у штаба ордена, а Кэйя, взяв его ладонь в свою, рассказал ему, как он бы хотел помогать ему и быть рядом с ним, как он хотел бы провести с Дилюком всю свою жизнь, как он стал рыцарем ради этой мечты. Дилюк вспомнил то наполненное надеждой и чувствами лицо, а также как он разбил и растоптал их. Но… он и вправду никак тогда не мог ответить иначе. Быть может, если бы он не был таким дураком, считавшим, что любовь пропадала после отказа, это могло бы оказаться совсем другой историей. Однако думать над этим не было никакого смысла. Уже нет.~.fin.~