После

Посланник В Черном смотрел на стоящего перед ним человека. Шею его пересекала яркая красная полоса, что означало, что он умер от удушения. А вот на лице застыло выражение смирения, что было странно для того, кого задушили. Можно было бы подумать, что мужчина свел счеты с жизнью, но обычно лица таких людей выражали отчаяние. Смирение можно было увидеть на лицах тех, кто умер от старости, например, или от тяжелой неизлечимой болезни, когда смерть приносит избавление. Посланник не знал заранее, от чего умерли стоящие перед ним люди, и для него это была своего рода игра – угадать, как закончилась жизнь того, кто явился к нему на суд. Иногда причина смерти была очевидна, например, торчащий из груди нож, пулевое отверстие, кровоточащие раны, но такое случалось не часто. Большинство людей умирало по каким-то другим, не столь очевидным причинам. Достоверно узнать о них Посланник мог только тогда, когда прислужники приносили бирки и выкладывали их на столе, чтобы, прочитав надпись на каждой, Посланник сложил их на чаши весов. Если перевесит чаша с черными бирками, то умерший отправится в Ад, ну, а если с красными, то в Рай. Чем больше плохих и хороших дел совершил человек, тем больше черных и красных бирок прислужники выкладывали перед Посланником. Иногда ожидание длилось довольно долго, и чтобы как-то занять себя, Посланник пытался угадать причину смерти. Прислужник поднес Посланнику свиток, в нем было имя, дата рождения, пол, имена родителей, запись о том, был ли человек женат, сколько у него было детей, и прочее, и прочее. Там была и причина смерти, так что Посланник не стал заглядывать в свиток заранее, решил, что отложит это на самый последний момент. Постарается по поступкам определить, что же привело этого человека к гибели, а потом проверит, получилось у него или нет. Прислужники как раз начали раскладывать перед ним черные и красные бирки. Вернее, почти все бирки оказались красными, и только одна была черной. Что было довольно странно, Посланник еще никогда такого не видел. Бирки лежали в хронологическом порядке. Последняя была черной, возможно, это было самоубийство. И даже наиболее вероятно. Если это так, то человеку придется отправиться в Ад. Что довольно прискорбно для того, кто всю жизнь совершал добрые дела. Но таков Закон, и с этим ничего не поделать. Посланник брал со стола бирки по очереди, от начала жизни к ее концу. Читал то, что было написано на каждой из них и клал на соответствующую чашу весов. Красная чаша перевешивала и клонилась все ниже и ниже. Посланник даже сочувственно вздохнул. Вообще, он почти никогда не испытывал чувств к людям, но если бы не последняя черная бирка, этого человека ждала бы самая прекрасная Вечность из тех, что вообще возможны. Он стал бы гостем за столом Небесного Императора и, возможно, даже его помощником. Пожалуй, он мог бы даже стать святым. Но последняя черная бирка явно не сулила ничего хорошего. Посланник решил, что после работы обязательно заглянет в книгу жизни этого человека, чтобы во всех подробностях узнать, почему его судьба сложилась именно так. Чем ближе подбирался Посланник к черной бирке, тем больше он волновался. Ведь стоит положить ее на весы, как черная чаша качнется и нанесенные на донце чернила отпечатаются на пропускной бирке. И тогда уже ничего нельзя будет сделать. Конечно, красная чаша добрых дел была довольно тяжелой, так что пребывание в Аду будет не самым ужасным, и, возможно, не очень долгим, хотя наказания для самоубийц, как Посланник знал, весьма суровы. И стоящему перед ним человеку придется испытать ужасающую боль и страдание. Хотя, кажется, его совсем это не волновало. Он выглядел отрешенным, как будто бы не ожидал ничего плохого. Обычно, попав на свой небесный суд, самоубийцы испытывали страх за свою дальнейшую участь. Не все они при жизни верили в загробный мир, многие считали, что после смерти просто ничего не будет. Так что, осознав, что это не так, и что им сейчас придется ответить за все их дела и поступки, они пугались, иногда даже начинали кричать и метаться. Этот же человек стоял спокойно и смотрел куда-то в сторону. Как будто ничего страшного в стоящем перед ним Посланнике не было. Такое тоже было редкостью. Люди, оказавшиеся перед ним удивлялись, пугались, плакали от отчаяния или радости, кричали, злились, молили о пощаде, благодарили за милосердие, но почти никогда они не выглядели столько отстраненными и умиротворенными. Лицо Посланника было скрыто маской, и сейчас он впервые за долгое время был этому рад. Обычно его лицо оставалось спокойным, и маска была всего лишь формальностью, но сейчас он чувствовал, как его брови чуть приподнялись от изумления. Что неприемлемо для его должности. Но тут было, чему удивляться. Посланник не торопился, он читал каждую бирку внимательно, аккуратно выкладывая ее на чашу весов. Чтобы иметь возможность как следует рассмотреть стоящего перед ним человека. Он выглядел усталым и казался старше своих лет. Под глазами его залегли глубокие тени, кожу испещрили морщины, но если мысленно стереть их, то можно было представить, какое красивое лицо они скрывают. Мужчина был высоким, худым, даже, можно сказать, исхудавшим. Мешковатая одежда скрывала когда-то статную фигуру, широкие плечи теперь были опущены, так что мужчина казался ниже, чем был на самом деле. Посланник зачем-то представил его в праздничном парчовом одеянии, и уголки его губ дрогнули. Верхушка его высокой церемониальной шапки возвышалась бы над многими при дворе Небесного Императора. Когда Посланник почитал на одной из бирок "Защита слабых от несправедливости", в его сердце зажегся слабый огонек надежды. Это ведь практически гарантированный пропуск в Рай. И если черная бирка – это не самоубийство, а что-то другое, то отпечаток на пропускной бирке будет красным, и святые проводят нового гостя к столу Небесного Императора. Возможно, они даже еще встретятся там, хотя у Посланника почти не было времени на светские приемы. Конечно, он не был прикован к весам, но бесконечные вереницы умерших, чью участь он должен был определить, не давали ему передохнуть. Впрочем, ему хватило бы и знания о том, что у стоящего перед ним человека все хорошо. Как выяснилось из надписей на некоторых бирках, на его долю выпало немало страданий, которых он явно не заслужил. Посланник редко испытывал к кому-то сочувствие, и обычно это была лишь легкая тень отстраненного переживания, но сейчас он больше всего на свете хотел, чтобы красная чаша перевесила. Он хотел этого даже больше, чем снять маску, выпить чашечку свежезаваренного ароматного чая и провести хотя бы полчаса за чтением поэзии. Красных бирок на столе оставалось все меньше и меньше, и Посланник читал их все медленнее и медленнее. Стоящий перед ним человек был последним на сегодня, так что можно было потянуть время. И полюбоваться им немного дольше. Ведь после адских пыток даже от тени его былой красоты ничего не останется. Что было весьма прискорбно. Умственным усилием Посланник восстановил его облик в молодости, этому он тоже научился за долгие тысячелетия на своей должности. И ему весьма нравилось то, что он себе представлял. Конечно, он сохранит этот образ в своей памяти, будет время от времени доставать его, чтобы полюбоваться, но это совсем не то же самое, что смотреть на настоящего человека. Посланник не смог удержаться от короткого вздоха, и тут же отругал себя за это. Впрочем, стоящий перед ним мужчина, похоже, ничего не заметил. Он вообще, как будто бы не замечал Посланника, совсем на него не смотрел и просто смиренно ждал. Что еще нужно было бы для святого, как не бесконечное терпение? Когда красных бирок на столе совсем не осталось, Посланник замер. Он не хотел брать в руки черную бирку, хоть и знал, что ему придется. Он мог бы простоять так целую вечность, лишь бы не произошло того, что должно было, по его мнению, произойти, но тогда перед Небесными Вратами скопилась бы огромная очередь из умерших. Некоторые из них, возможно, вернулись бы в мир живых, стали бы призраками, и тогда начался бы серьезный переполох. Посланник не мог этого допустить. Поэтому он тщательно поправил рукава, разгладил сладки, отвел в стороны длинные полы, чтобы они не мешали, и, наконец, взял со стола последнюю черную бирку. Самоубийство. Все, как он и предполагал. Сердце пропустило удар. Вдруг Посланник подумал, что ошибся, он ведь работал уже довольно долго и сильно устал. Но перечитав бирку еще раз, он понял, что никакой ошибки нет. И ему не оставалось ничего, кроме как положить бирку на черную чашу весов. Как только он это сделает, весы качнутся, и черные чернила отпечатаются на пропускной бирке. Изменить этого будет уже нельзя. Посланник снова едва слышно вздохнул. Ему хотелось отшвырнуть эту бирку подальше, но он не мог этого сделать. Как можно более медленно и аккуратно он опустил бирку на весы. Всего лишь одна маленькая бирка была тяжелее, чем огромная гора красных бирок на чаше добрых дел. Весы качнулись. Сердце Посланника снова пропустило удар. Он неотрывно смотрел туда, где должен был появиться черный оттиск. Но так и не дойдя до самого низа, чаша вдруг дрогнула и пошла вверх. Значит, все-таки, пропуск в Рай? Это, конечно, небывалое событие, но раз в несколько тысяч лет... Почему нет? Взор Посланника метнулся к красной чаше. Еще немного, совсем чуть-чуть. Но и она не дошла до самого низа и тоже не оставила никакого оттиска. Посланник нахмурился. Такого он тоже никогда раньше не видел. Весы продолжали качаться. Чаши по очереди опускались и поднимались, но ни одна из них не касалась подложенных под них пропускных бирок. Такого просто не должно было быть. Люди отправляются в Ад или в Рай, иначе просто не может быть. Куда деться человеку, если он не может попасть ни в Рай, ни в Ад? А как ему попасть куда-то без пропускной бирки? Это было настолько удивительным, что Посланник даже приоткрыл рот от изумления. Еще какое-то время весы продолжали качаться, пока чаши не пришли в равновесие. Они замерли точно на одном уровне. Черная бирка весила столько же, сколько и все красные. Посланник даже представить себе не мог, что так бывает. Конечно, это означало, что в Ад стоящий перед ним человек не попадет. И это, без сомнения, радовало Посланника. Но и в Рай он тоже пройти не сможет. И куда же ему идти? Оставаться здесь в Чистилище? Но тут нет места смертным. Тут нет... да почти ничего тут нет. Бесконечная пустошь небытия и Библиотека, где хранятся книги жизней всех людей во Вселенной. Смертные не могут в нее входить. Но и никто из них до этого не оставался в Чистилище. Посланник взглянул на стоящего перед ним человека. Тот выглядел таким же отстраненным, как и раньше. Что же с ним делать? Посланник перевел взгляд на весы. Чаши не двигались. Как хорошо, что сегодняшняя очередь уже кончилась, и он сможет спокойно решить, что делать дальше. Впрочем, идей у него не было. Нельзя же просто так взять и оставить человека в Чистилище. Это против всяких правил. Но и никаких других вариантов тоже не оставалось. Но что он будет тут делать? Тут ведь нет ни демонов-мучителей, ни прекрасных сладкоголосых дев, играющих на цинях и подносящих вино. Конечно, есть библиотека. В которую ему нельзя. И жилище самого Посланника. Крохотный домик, где и всей утвари циновки да котел для кипячения воды. Посланник снова взглянул на весы. Чаши не двигались. Значит нужно что-то решать. Он ведь никогда ничего не решал сам. Это всегда делали весы, а он только оглашал приговор и вручал пропускную бирку. Теперь же он должен был принять какое-то решение. Хотя, какое? Он же не может сам отправить человека в Ад или в Рай. Все, что он может, это только сообщить ему, что тот остается в Чистилище навсегда. И что с ним делать дальше, Посланник не имеет никакого представления. В таком затруднительном положении он не оказывался, пожалуй, никогда. Но и тянуть бесконечно тоже нельзя. Вскоре приведут новых умерших, поднесут новые бирки. Посланник вздохнул и снова взглянул на весы. Убедившись, что нет совершенно никакого намека на то, что чаши снова начнут раскачиваться, он поправил рукава и взял со стола свиток. Пожалуй, стоило познакомиться с человеком, который, видимо, теперь станет его соседом. Его звали Цзян Ян. Звучное имя. Красивое. Посланнику понравилось. Он прочитал его историю в кратком изложении и снова испытал сочувствие. Его жизнь была тяжелой. Практически невыносимо тяжелой. Но он убил себя ради справедливости для тех, кто не мог себя защитить. Редкое, почти невиданное событие. Но в какой-то мере это объясняло, почему чаши весов застыли в равновесии. Конечно, Посланнику было бы интересно прочитать всю историю его жизни в подробностях, но вдруг он понял, что испытывает стыд перед этим человеком за свое любопытство. Вряд ли он, конечно, захочет что-то рассказывать сам, но заглядывать в его книгу – это как постыдное подглядывание, за которое, несомненно, дают черную бирку. Посланник закусил губу. Его собственные чувства стали для него открытием. Цзян Ян. Цзян Ян. Цзян Ян. Он несколько раз повторил имя про себя прежде чем произнести его вслух. – Цзян Ян. Мужчина поднял голову и посмотрел на него. Смирение сменилось обреченностью. Посланник понял, он давно был готов к своему приговору, которого, видимо, и ожидал – пропускная бирка с черным оттиском. Он знал что его ждет, но все равно совершил то, что совершил, невзирая на тяжесть расплаты. Нечасто встретишь подобное среди людей. – Цзян Ян, – повторил Посланник. Он не знал, как сказать то, что должен был. Обычно он просто читал приговор, а сейчас... Ему нужно было сказать что-то самому. Он давно забыл, как это делается. – Цзян Ян, – повторил он снова и поправил рукава. – Это... наверное, ты ждешь совсем не этого. Но... Я не могу зачитать тебе твой приговор, потому что его нет, – он развел руки, указывая на весы. – Чаши весов в равновесии. Ты не попадешь ни в Рай, ни в Ад, – на этом Посланник замолчал, пытаясь придумать, как ему сформулировать то, что он собирался сказать дальше. На лице Цзян Яна застыл немой вопрос. – Понимаешь... – он глубоко вздохнул и вышел из-за своего стола, на котором стояли весы и лежали свитки. – Так не бывает... Весы обязательно должны качнуться, но этого почему-то не происходит, – он снова посмотрел на застывшие в равновесии чаши. – Просто не происходит, и все. Обе твои бирки чистые, – он достал из-под весов две абсолютно чистых дощечки. К одной была привязана красная ленточка, к другой черная, но никаких знаков на них не было. – И... В общем... – он повертел дощечки в руках. – Видимо, ты остаешься здесь. С каждым словом Посланника на лице Цзян Яна все отчетливей и отчетливей отражалось изумление. Явно не это он готовился услышать. – Но... Что же... – его голос звучал так тихо, что Посланник с трудом мог его расслышать. – Не знаю, – ответил он на невысказанный вопрос. – Такого никогда не было, и я не могу припомнить ни одного предписания на этот счет. Хотя, конечно, стоит убедиться, но... Я знаю все десять тысяч предписаний наизусть. Ни в одном из них не говорится о том, что делать, если чаши весов застынут в равновесии. Так что... Я не знаю, – он покачал головой и с сочувствием взглянул на Цзян Яна. – Но как же... – Цзян Ян сглотнул и переступил с ноги на ногу. Его плечи еще больше опустились. – Похоже, ты остаешься здесь, – развел руками Посланник. – Здесь, конечно... не увеселительный двор, но... Пытать тебя тут тоже некому. Это преимущество. Хотя тут довольно скучно, – он пожал плечами. – И... по человеческим меркам, наверное, довольно одиноко. Ведь кроме меня тут никого нет. Есть, конечно, духи-прислужники, но... Выполнив свои обязанности, они возвращаются в свою обитель. Говорят, что атмосфера Чистилища слишком на них давит. Ну... тут, конечно, мрачновато. Думаю, они правы. Я просто привык. Начав говорить, Посланник не мог остановиться. Осознав, что кто-то останется с ним рядом, он вдруг понял, как одиноко ему было до этого. И даже если Цзян Ян все время будет молчать, в этом совсем ничего страшного. Это гораздо лучше, чем быть совсем одному. Вот только Чистилище, и правда, не слишком гостеприимное место. И оно вряд ли может сделать счастливым того, кто был несчастен почти всю свою жизнь. Но ничего другого все равно не остается. Легко подхватив Цзян Яна под локоть, Посланник повел его к своему жилищу. Они оба устали, и им совершенно не помешает выпить по чашечке ароматного чая. Цзян Ян не сопротивлялся. Он просто шел рядом с Посланником, такой же обреченный, как и прежде, но с каждым шагом его походка становилась чуточку легче. Или Посланник просто хотел так думать. Он, удивляя самого себя, болтал без умолку, и тут же забывал то, что только что сказал. С ним никогда раньше ничего подобного не происходило. Может, только давным-давно, в его далекой юности, когда он только попал ко двору Небесного Императора. Но Посланник уже и забыл, каково это. Но теперь его сердце переполнялось радостью. Хотя, наверное, это было и неподобающе. Пламя под котлом весело занялось, затрещало, засвистело, обдавая Посланника и Цзян Яна волной тепла. Не самый изысканный отдых, но после бесконечных верениц умерших Посланнику было вполне этого достаточно. Он омыл чайник горячей водой и насыпал на дно щепотку высушенных листьев. В воздухе разлился первый аромат чая, в теплом чайнике, согретые паром, сморщенные листочки начали распускаться. Цзян Ян протянул руки к огню. В Чистилище не было ни холодно, ни жарко, но Цзян Ян тянулся к теплу, как цветок к свету. И от этого сердце Посланника начинало биться чаще, а губы сами собой складывались в улыбку. Пока чай заваривался, он нашел на полке вторую чашку, стер с нее пыль, ополоснул. И когда чай настоялся в нужной степени, наполнил и протянул Цзян Яну. – Спасибо, – тот принял ее из рук Посланника, и тень как будто бы сошла с его лица. Теперь он выглядел лет на десять моложе, и его природная красота все сильнее проступала сквозь следы тех невыразимых страданий, которые ему пришлось вынести. – У меня нет ни сладостей, ни фруктов, – Посланник виновато развел руками. – Это ничего, – едва заметная улыбка тронула губы Цзян Яна, и это согрело сердце Посланнику. Он не мог оторвать взгляда от того, как тот держит чашку длинными красивыми пальцами, какие обычно бывают у музыкантов. Как он касается губами глиняного края, как двигается его горло, когда он глотает. Красная полоса на его шее постепенно бледнела и страдание, причиненное удавкой, как будто бы отступало. С каждым глотком его морщины разглаживались, посеребренные сединой волосы темнели, а плечи расправлялись. Посланник и не знал, что его чай обладает таким целебным действием. Когда Цзян Ян отставил пустую чашку, перед Посланником на циновке сидел вовсе не усталый старик, а красивый молодой человек. Именно такой, каким Посланник его себе и представлял. Только его платье стоило бы сменить. Но на это потребуется время. Впрочем, вот уж чего тут предостаточно, так это времени. – Почему ты носишь маску? – вдруг спросил Цзян Ян, подняв на Посланника взгляд. Его глаза сияли, словно звезды. – Я должен быть беспристрастным, – Посланник вдруг понял, что все это время оставался в маске. Он не привык снимать ее перед кем-то. Обычно после исполнения своих обязанностей он оставался один. Вот только не сегодня. И маска все еще была на нем. Впрочем, наверное, перед Цзян Яном он может ее снять? – Моя должность требует этого, – он пустился в объяснения, все еще не решаясь снять маску. – Люди, чью участь я определяю, не должны видеть на моем лице ни жалости, ни сострадания, ни гнева. Я должен оставаться безучастным. Конечно, я ничего такого не испытываю. Почти никогда... Но маска... Просто так... так принято, наверное. Я снимаю маску только тогда, когда остаюсь один. А сейчас... – Прости, я могу уйти, – Цзян Ян виновато отвел взгляд. – Нет-нет! – Посланник вдруг так испугался, что тот уйдет, что даже тронул его за плечо. – Я не знаю, могу ли я просить об этом, – после недолгого молчания Цзян Ян снова заговорил. – Но не мог бы ты... снять маску? – он взглянул на Посланника. – Ведь ты уже... не решаешь мою участь. Посланник закрыл глаза. Он не знал, что на это ответить. Тысячи лет никто не видел его лица. И теперь он хотел бы... Впрочем, с желанием пришел и страх. Что будет? Как отреагирует Цзян Ян, когда увидит его лицо. Он не решался развязать удерживающие маску ленты. Но и тянуть слишком долго он тоже не мог. Ему не хотелось отказывать Цзян Яну. Поэтому, набравшись смелости он, наконец, опустил маску. Ему было страшно, он не знал, чего ждать. Но ничего ужасного не произошло. Цзян Ян только улыбнулся. Впервые по-настоящему. Его улыбка была теплей, кажется, даже огня в очаге. И Посланник почувствовал, как предательский румянец заливает его щеки до самых кончиков ушей. Он спешно надвинул капюшон но было, кажется, уже слишком поздно. – Без маски ты гораздо... симпатичней, – Посланник не видел, но, судя по голосу, Цзян Ян улыбался. – Вот, – вдруг перед лицом Посланника возникла рука Цзян Яна с шариком на палочке, обернутым в фольгу. – Что это? – он удивленно уставился на предмет. Поднял голову, и капюшон слетел, но Посланник не стал его поправлять. – Это конфета, – Цзян Ян развернул фольгу. – Ты сказал, что у тебя тут нет сладостей. Я нашел в кармане. Не знаю, откуда там взялся этот леденец, но это вкусно. – И... что с ним делать? – Посланник взглянул на Цзян Яна с недоумением. – Есть, конечно, – тот поднес леденец к его губам и прижал к ним чуть липкий шарик, который тут же разошелся сладостью. – М! – Посланник никогда не пробовал ничего подобного, даже на редких пирах у Небесного Императора, на которые ему доводилось попасть. Сладость на языке тут же разлилась сладостью в сердце и осознанием того, что никто из них больше никогда не испытает горечи одиночества.