Кафель

Шаг. Шаг. Шаг. Медленно. Слезы застилают глаза. Пеленою. Ничего не видно, всё размыто. Будто под водой. Но вода на глазах, ручьями. Гермиона прислонилась к стене, всхлипывая. Глупый, глупый Рон! Ну зачем тебе эта безмозглая расфуфыренная дурочка? Что она может тебе дать, кроме тупых прозвищ? «Мой БонБон» — как глупо! Это не любовь! А впрочем, о какой любви она может говорить? Мир жесток, и чудес не бывает. Но как порою хочется! Шаг. Шаг. Шаг. Трясущейся рукой хватает дверную ручку. Туалет Плаксы Миртл. Уже давно, на втором курсе они варили тут Оборотное зелье с Гарри и Роном. Рон. Опять. Никуда не деться от назойливых мыслей. Впереди большое окно. Небо серое, как и настроение последние несколько лет. Может, выброситься? Хотя, там же дети. Возьмет и испортит психику. А впрочем, у нынешнего поколения психика не сильно крепкая, подбитая постоянной смертью людей. Но когда она задумывалась о состоянии других? Пофиг! Шаг. Шаг. Шаг. Те, кто думает, что подростковые проблемы — глупости, ошибаются. Жестоко ошибаются. Но какое людям до неё дело? В этой жизни судьба определила ей вторые роли. Роль той самой девочки-энциклопедии, которая придет на подмогу если нужно. Если. А так… Она всегда прятала нечто большее под маской отличницы. Хорошие отметки и прекрасное поведение всего лишь маскировка для безразличия, полного безразличия ко всему. Она смеялась, глотая слезы, улыбалась и шутила, а в глубине глаз скрывалось горе. Всё началось, когда ей было всего девять лет. То был тяжелый год — умерла мать. А потом — полная апатия. Отец полагал, отправляя дочь в Хогвартс, что там ей будет легче. Наивный. Шаг. Шаг. Шаг. Гермиона села на подоконник и закурила. Никто бы не поверил, что отличница и староста школы Грейнджер курит. Но факт есть факт. Едкий дым заполнял легкие, но не пустоту в душе. Её никогда не воспринимали больше чем ходячую энциклопедию, чем строгую старосту, чем напарника и товарища. Её никогда не воспринимали как девушку, никто не думал, что у Гермионы могут быть чувства. А может, они и правы? Вдруг она услышала всхлипы из-за одной из кабинок. Затем послышались голоса: — Ну же, расскажи мне, что случилось? Может, я могу помочь? — Вопрошал тоненький капризный голосок, в котором безошибочно узнавалась Плакса Миртл. — Отстань от меня, глупое привидение! — Хрипло ответил какой-то знакомый голос. — Я же говорю, ты мне ничем не поможешь! Мне никто уже ничем не поможет! Тихие всхлипы переросли в глухие рыдания. Кто-то с силой ударил изнутри по стенке. Привидение с негромким вздохом смылось в унитазе. А тот, кто сидел в кабинке продолжал яростно бить кулаками по стенам. Дверь не выдержала и слетела с петель. Чертыхаясь из кабинки вышел… — Малфой? — Грейнджер? — одновременно воскликнули оба и неприязненно уставились друг на друга. — Что ты здесь делаешь? — Наконец спросил Драко. — Могу тоже спросить про тебя. — Фыркнула Гермиона. Она оценивающе оглядела мальчика. Растрепанные волосы, мятая рубашка, на фоне бледного лица выделялись красные глаза с фиолетовыми мешками под ними. — Почему ты плакал? — Девочка и не ждала ответа, вопрос, как говорится, риторический. — Тебя не касаются мои проблемы, грязнокровка! — Озлобился Малфой. — Оу, у папенькиного сыночка есть проблемы? Не знала. — Жестоко усмехнулась Гермиона. — Не смей так говорить! Я всё расскажу отцу! — Крикнул он. — То, что рыдаешь в женском туалете напару с привидением? Драко не нашел, что ответить. Он подошел к раковине и уперся в неё руками и посмотрел в зеркало. Там отражался какой-то незнакомый Малфой. Не было привычной усмешки на губах, не было больше уверенности во взгляде. На него глядел жалкий, сломленный проблемами мальчишка, который попал в ловушку и не может из неё выбраться. — Ты умная, Грейнджер. — Тихо сказал он. Это не было комплиментом — сухая констатация факта. — Ты бы разобралась. А я… — Продолжил он. — Кто я теперь? Всего лишь марионетка. Он выглядел таким несчастным, что Гермионе даже стало жаль его. Она спустилась с подоконника на холодный кафельный пол и затушила сигарету. Малфой неподвижно стоял, обреченным взглядом глядя в одну точку. — Почему именно я? — Снова начал он. — Почему именно моя семья? Что я такого сделал? — Драко перешел на крик и яростно ударил кулаком по раковине. С руки посочилась кровь. — Эй, тише! Раковину ты не разобьешь, а руку — ещё как! — Нахмурилась Гермиона. — Легче не станет! — Может и станет! — Пробурчал Малфой, разглядывая окровавленную кисть. Грейнджер невесело усмехнулась, достав палочку, призвала плитку кафеля и передала её Драко. Тот повертел кафель в руках и с силой бросил его об пол. Плитка разлетелась вдребезги, на тысячу маленьких частичек. Малфой хмыкнул. Ещё одна плитка и ещё. На лице мальчишки появляется улыбка. Это совсем не то счастливое выражение как у всех нормальных детей. Это тяжелая, вымученная улыбка, как улыбка пленника, который уже почти сошел с ума. Кафель летел на пол, разбиваясь. Драко смеётся. Хрипло и надрывно, словно старик. Гермиона улыбается, берет плитку и тоже изо всех сил кидает её. Кафель звенит и разлетается, девочка хохочет. На пол летят осколки и кровь. Каплями, растворяясь в воде подтопленного помещения, оставляя розоватые разводы. Дети хохочут, будто сумасшедшие. В глазах горит маниакальный блеск. Вокруг звон битого кафеля. Завтра они снова будут врагами. Он бросит небрежное «грязнокровка!», проходя мимо. Она вздернет нос и пойдёт дальше как ни в чем не бывало. Он завтра снова будет плакать в туалете, разрывая голосовые связки. Она с каменным лицом закурит сигарету, стараясь не думать о Роне. А сейчас они будут смеяться как ненормальные, судорожно хватаясь друг за друга. Будто утопающие, цепляющиеся за соломинку. И будет литься кровь и хохот. И будет биться кафель, как неокрепшие детские сердца…