Тепло

Осень пахнет сыростью, дымом, влажным деревом, холодным ветром. Шерстяным пледом, огнём в камине и корицей. Опускается серым небом на укутанные шарфом плечи, капает мелким дождём на нос и ложится туманом на ресницы. Сухие листья шуршат под ногами в такт шагам, жёлто-багряные, как яркий густой ковёр. Се Вану нравится этот звук: он точно шелест папье-маше, если скомкать в ладони, или морось дождя по крыше, когда сидишь в тепле дома с чашкой кофе в руках, наблюдая, как ифу сосредоточенно выводит кистью иероглифы на плотной, слегка желтоватой бумаге. Уютно. И он намеренно делает шаг шире, шелестя ещё сильнее и подбрасывая листья в воздух носками кроссовок. Ифу смотрит на него сквозь линзы очков и тепло улыбается, а Се Ван улыбается в ответ, крепче сжимая его ладонь в своей. - Моему Се-эру нравится осень? - Нет, - тот с готовностью качает головой в бесформенной тёмно-лиловой шапке. Сейчас, на прогулке по вполне заурядному парку за городом, они с ифу – обычные люди, оттого и выглядят соответственно, не желая привлекать внимание. Глава крупнейшего фармконцерна Чжао Цзин и его первый – и единственный! – помощник, а по совместительству приёмный сын – не бог весть какие известные личности в стране. Подобные прогулки хотя бы раз в месяц стали для них маленьким ритуалом и большой ценностью. – Мне абсолютно не важно время года, когда ифу рядом. Пусть хоть небо упадёт на землю! Се Ван смеётся, очаровательно щурясь, и Чжао Цзин придерживает его за руку, останавливая, наблюдает за ним, наслаждаясь лучистой светлой улыбкой, а потом касается кончиками пальцев его щеки, и Се-эр тут же замолкает. Глядит на него бездонной чернотой глаз, манящей, хранящей блеск звёзд, и прижимается щекой к ладони. В подобные моменты он безумно счастлив и готов сделать всё, что угодно, чтобы сохранить своего ифу рядом. - Ты такой красивый, мальчик мой, - мягко шепчет Чжао Цзин, и слова эти расцветают щемящим теплом в груди Се Вана, трогают его щёки смущённым румянцем. Он опускает ресницы и улыбается тонко-сдержанно в противовес своему порывистому горячему сердцу, выпрыгивающему из груди. Лёгкое прикосновение к подбородку заставляет вновь приподнять лицо и посмотреть в лукавые лисьи глаза, хитрые, тёплые, такие родные. Если бы… если бы они сейчас были вдали от чужих взглядов, то уже целовались бы, жарко прижимаясь друг к другу, но Цзин лишь проводит большим пальцем по его губам, а у Се-эра едва не подкашиваются ноги от нахлынувшего возбуждения. Это всё, на что можно рассчитывать сейчас, и неважно, что вокруг совсем мало людей, да и часть из тех, что есть, - замаскированные под обывателей «Скорпионы», ненавязчиво, но внимательно бдящие за спокойствием хозяина и его ифу. - Хочешь сладкой ваты? – спрашивает вдруг Цзин, указывая на лоточников дальше по аллее. – Может, там есть клубничная? Знает, что нравится его приёмному сыну, точно знает. А ещё ему прекрасно известно, что нравится Се-эру в постели. Вздохнув, Се Ван отгоняет непрошенно возникший перед глазами образ их недавней ночи. Прячет вздрогнувшие от нетерпения ладони в карманы чёрной болоньевой куртки. - Хочу. «И тебя хочу, ифу». Но это уже потом, после прогулки. - Тогда пойдём? Цзин берёт его под руку, и они идут к лоткам со всевозможными сладостями. И, глядя на этих двоих со стороны, вовсе не скажешь, что высокий мужчина в золотисто-бежевом пальто – успешный предприниматель, политик и глава крупной преступной триады Китая, а пацанёнок, на первый взгляд такой по-детски наивный и светлый, на деле контролирует рынок наркоторговли. А те, кому это известно, либо мертвы, либо их союзники.