Тетива

      Пётр — тетива лука, упругий, тянущийся всеми мышцами, от икр до пальцев рук вкладывающий своё напряжение во взмах меча. Женя смотрит на него из-за кулис, пропускает вздохи с каждым новым поворотом, под брошенным из-за завесы светлых прядей диким взглядом замирает и сглатывает. Эта энергия, эта сила не покорится никому. Кроме него. Пётр делает ещё одно движение, в вихре музыки не слышно его вздоха, а потом по телу пробегает новый импульс, и он падает. Изгибается весь, напрягаются бёдра, проступает под съехавшей вверх майкой пресс с полосой тёмных волос.       Женя может видеть со своего места идеальный силуэт от ягодиц через сужающуюся часть спины, крылья лопаток, плечи, напряжённую шею, запрокинутый подбородок до каскада светлых волос. В его воображении лицо Петра отражает наслаждение, пухлые губы едва приоткрыты, веки смежены, брови сошлись над переносицей, придавая всему выражению немного страдания. Истома и боль от невозможности получить всё и сразу. Смесь удовольствия и зашкаливающего желания. Женя обещает себе повторить этот силуэт позже, оглаживает начавшую напрягаться плоть сквозь джинсы, встряхивает головой и пытается отвлечься. Концерт продолжается.

***

      Женя толкает Петра в грудь, даже от этого простого касания получая больше, чем просто чувство власти, упругие мышцы — весь Пётр, навалившийся на стену, наблюдающий за ним, подходящим вплотную. Зубы вцепляются в нижнюю губу, Женя дышит шумно, тянет в поцелуй. Язык скользит по языку, зубам, нёбу, собирает вкус и возвращает его, приглашая повторить. Они не борются, это объединение, обещание быть внимательным и нежным перед предстоящей сессией. Сухие ладони забираются под толстовку, гладят, ощупывают сначала изгиб поясницы и бока, потом выше. Упруго, упруго, тетива, оружие. Женя вспоминает, как руки, что сейчас лежат на его спине, держали меч, а мышцы растягивались и напрягались, проступая отчётливее. Он мычит в поцелуй, нетерпение и жар скапливаются, не находя выхода, но ещё рано, ещё наступит время получить всё.       Касания губ спускаются по шее, кадык не проступает, но если прижаться к этому месту и надавить ногтем на сосок, то можно почувствовать, как он двигается под кожей. Как весь Пётр двигается, вжимаясь пахом в пах любовника, подтягивая его ближе за ягодицы, скрытые так мешающей сейчас тканью. Оторвавшись от желанного тела, Женя тянет прочь чужую одежду, открывает взгляду больше, запинается на вдохе, сжимает широкие плечи, скользит пальцами по бицепсам, задерживается на внутренних сторонах локтя, предплечьях, окольцовывает запястья и заставляет свести руки над головой. Почти распятый, прекрасный, обездвиженный бог.       Грудь Петра тяжело вздымается, глаза потемнели, он подчиняется, уязвимость делает его чувствительнее к ладони на животе, к языку и губам вокруг соска, укусам. К возбуждению Жени, его дыханию, светло-голубой, искрящейся радужке, золотистой коже. Не задерживаясь долго на одном месте, Женя снова выпрямляется и целует, расстёгивая чужие брюки, начиная спускать их вниз вместе с бельём. Он оттягивает момент, когда будет вынужден отстраниться и стать жёстче, но Пётр нетерпеливо мычит и приходится прервать прелюдию.       Обнажённый человек перед Женей — живое произведение искусства. Женя понимает, что помешался, когда от одного вида у него перехватывает дыхание и пересыхает во рту, когда от светлых прядей, обрамляющих лицо и спадающих до ключиц хочется завыть, от сильного торса, плавно перетекающего в бёдра — задрожать, от полувозбуждённого члена, чуть темнее кожи вокруг — упасть на колени и доставить удовольствие. Бёдра, колени, икры... Женя оглядывает любовника, скидывает с себя футболку и ведёт его вглубь комнаты. Чёрная металлическая рама с широкими подпорками и мягкими кольцами тканевых наручников стоит ближе к противоположной от них стене. Пётр покорно, повинуясь давлению ладоней на плечи, падает в неё на колени, позволяет сковать себе руки и ноги, остаётся почти в той-самой-позе.       — Приступим, — Женя открывает стоящую рядом коробку, внутренне распаляясь от мыслей о подчинившейся ему силе, обходит раму, ставшую сейчас для тела-тетивы будто бы плечами эльфийского лука.       На беззащитную спину опускается удар, не сильный, оставляющий только немного красноватый след. Стек совсем простой, но эта неожиданная вспышка, заставившая нервы заискрить приятной болью, вышибает воздух из лёгких. Женя ведёт концом игрушки по выемке позвоночника, словно раздумывая замахнуться ли в следующий раз выше или ниже, и выбирает поясницу, ждёт, когда выгнувшееся тетивой тело снова расслабится, бьёт по ягодицам.       Полосы покрывают кожу, шрамов не останется, ничего не останется кроме удовольствия и близости, когда они закончат. Член Петра напряжённый, похожий на нацеленную вверх стрелу, налившийся кровью, дёргается от каждого удара, яички отчётливо видны в поджимающейся мошонке. И когда Женя обходит любовника, чтобы переместиться к груди, прозрачная смазка тянется к полу, а пара капель блестит на стволе, так удобно, чтобы смазать стеком. Женя осторожно давит снизу, поглаживая, а потом резко садится на корточки, подхватывает плоть рукой и достаёт из коробки рельефное перо-расширитель.       Холод металла кусает и жжёт разгорячённую кожу, Пётр стонет громко, на надрыв, ему хочется кончить, но игрушка медленно погружается в уретру, обильно смазанная лубрикантом, распирает, блокирует и замирает в ней, фиксированная собственной формой. Женя не использует её, чтобы доставить удовольствие, но его ловкие пальцы массируют основание члена, прощупывая, где заканчивается перо, словно издеваясь. Свободной рукой он сжимает пряди на затылке Петра, тянет его назад, заставляя подставить шею, кусает, оставляя метку, и зализывает её грубо, не сдерживая собственных диких порывов.       Вставая на ноги, Женя уже знает, что собирается делать дальше, высвобождает твёрдый, пульсирующий член и приставляет его к припухшим губам. Власть — надавить на затылок, войти до горла, проскользив уздечкой по языку. Ещё и ещё, всё больше ускоряясь и не боясь задушить. Пётр сжимает губы как можно сильнее. Язык упирается в щель уретры, давит, обводит. Женя чуть притормаживает, оставляет в жаркой полости только головку, сквозь прикрытые веки жадно рассматривая вид меж собственных бёдер.       — Вот так, возьми его, — в голосе нетерпение, желание.       Плавное, но настойчивое движение, пока член не упрётся, а на глаза любовника не навернутся рефлекторные слёзы. Пётр сглатывает, принимая до конца. Покорность — поток удовольствия без необходимости контролировать себя.       Женя не может больше сдерживаться, трахает партнёра в рот, яички ударяются об подбородок, щетина царапает чувствительную кожу. Жар вокруг сокращается, ладонь последний раз с силой давит, сперма выстреливает глубоко, но Женя чуть выходит и помогает рукой, оставляя последние мутно-белые капли на языке и пухлых губах.       Пётр хрипит, трясётся и дрожит, окружённый звуками, вкусами, запахами. Его бёдра конвульсивно напрягаются, член то прижимается к животу, то чуть расслабляется в сухом оргазме, из-за блокирующего выход спермы пера возбуждение не спадает, яички чувствуются тяжёлыми и переполненными. Медленно остывающий, пошатнувшийся от онемения в ногах Женя опускается на колени, целует-кусает, оглаживая покрытое испариной сверхчувствительное тело, прослеживает пальцами проступивший рельеф мышц, сжимает основание плоти и медленно натягивает кожу на головку. Пётр извивается, стараясь отстраниться, плотно закрывает глаза, с всё ещё влажными от слёз после минета ресницами. Нервные окончания не справляются, а любовник не собирается облегчать ему жизнь, наклоняется, шепчет на ухо: «Хочу твой член в себе». И дрочит быстрее.       Пётр кончает снова, с воем и судорогой, сводящей икры, красный от прилившей крови член во вспотевшей ладони Жени как будто увеличивается ещё и остаётся каменным, увитым вздувшимися венами. Даже случайное движение воздуха слишком острое, удовольствия слишком много.       Женя отстраняется, убирает с глаз непослушные кудри и закусывает губу. Любовник перед ним обессилено висит в раме, голова опущена, на подбородке блестит слюна, волосы на теле как после душа и на фоне живых, горячих цветов кожи металлический блеск шарика, словно целующего головку члена, выглядит сюрреалистично.       — Петь, — зовёт, расширившиеся зрачки затопили голубую радужку, продолжающие сокращаться в паху Петра мышцы завораживают. — Смотри на меня.       Пётр едва поднимает голову, чтобы проследить, как Женя медленно стягивает с себя оставшуюся одежду, как оглаживает рельефное тело, дразня невозможностью прикоснуться, разворачивается, подставляя льдисто-серому взгляду спину с острыми лопатками, узкой талией и упругими ягодицами. Всё из той же коробки рядом Женя достаёт уже открытый лубрикант, прохладная прозрачная субстанция покрывает пальцы. Он заводит руку между широко разведённых бёдер, выгибается дугой, кружит подушечками по сжимающемуся кольцу мышц и медленно входит в себя. Выдох-стон. Давление на простату нагнетает напряжение, Женя мычит и плавно двигается.       А Пётр не может оторвать глаз от раскинувшегося перед ним зрелища. Ногти впиваются в ладони, звенят потревоженные неосознанной попыткой приблизиться цепи. И Женя, словно издевается, поднимая задницу выше, показывает, как в нём скользят уже три пальца, как он снова заведён, со стекающим по промежности лубрикантом, бархатной мошонкой и торчащим под острым углом к телу членом, с головки которого к полу тянется липкая нить естественной смазки.       Чувствуя, что готов, Женя оборачивается к шелесту дыхания, подползает к любовнику и снова прихватывает снизу тяжёлый ствол. Ощущения всё ещё острые, но уже не такие прошивающие по нервам. Пётр облизывает губы, ловит своим напряжённым взглядом чужой игривый. Женя не собирается останавливать сладкую пытку, с любопытством тянет за шарик, немного вытаскивая расширитель, и тут же погружает назад, наблюдая заворожённо, как перо заметно движется внутри плоти, и мошонка сокращается после каждого скольжения внутрь-наружу — тело пытается вытолкнуть помеху.       Петру кажется, что он кончает бесконечно, распирающий изнутри металл давит, выходит с облегчением, но тут же возвращается обратно. Его тело не знает, что делать, и только напружиненные мышцы мелко дрожат, как тетива в уставшей руке. В конце концов, перо снова замирает глубоко внутри уретры.       Наигравшись и убедившись, что смазки достаточно, Женя распаковывает приготовленный презерватив, немного плотнее и больше, чем они используют обычно. Он бы хотел надеть его ртом, взять в губы насыщенно-красную головку, сжать их под ней и вырвать ещё один хриплый крик, но терпения не хватает. И вместо этого он быстро раскатывает резинку до основания, поворачивается, отирается ложбинкой между ягодиц, помогая Петру вставить в себя.       И этого много, наконец-то получая возможность насаживаться на твёрдую плоть, Женя запрокидывает голову и стонет долго, раскачивается, приноравливаясь и подбирая угол. Пётр беспомощно смотрит, как тёмное кольцо мышц медленно опускается по стволу его члена, чувствует, как к давлению изнутри прибавляется давление снаружи, мягкие горячие стенки тянут его глубже, сжимаются, когда любовник начинает поглаживать себя в такт толчкам. Из-за фиксации он почти не может ничего сделать сам, только выгибаться навстречу, встречая бёдрами, пахом влажные ягодицы.       Сильное, гордое создание — сейчас буквально покорная игрушка для удовольствия Жени. И эта полная зависимость, отсутствие ответственности за себя, понимание, что твоё тело — инструмент, лучшая машина для наслаждения — сводит с ума. Пётр теряет себя в перегружающих стимулах, забывает о внешнем мире. Существует только Женя, насаживающийся быстро и развязно, только его стоны, только распирающее удовольствие в отрыве от реальности, перешедшее в какой-то новый, только их, Петра и Жени, мир.       Вены увивают напряжённую руку, Женя разрывается между восхитительно скользящим по простате членом и собственным судорожно дёргающимся кулаком, упирается лбом в пол, сжимает освободившейся рукой яички и продолжает резко подаваться назад.       — М, м, м, м — при каждой фрикции, пот щиплет глаза, кожа раскалена. — Бля-я-я…       Женя кончает. Голос красиво срывается, семени почти нет, только несколько капель пятнают пол под ним, нервные окончания горят от удовольствия. Всё ещё продолжая раскачиваться, Женя слышит, как скулит и задыхается за ним Пётр. Чувствует, как он запальчиво толкается, насколько может позволить рама-плечи, как особенно сильно вздрагивает и рычит, почти хнычет, снова сотрясаясь в сухом оргазме. Пётр остаётся переполненным, тяжёлым и болезненно чувствительным, потерявшим всякую связь с реальностью, готовой лопнуть от натяжения тетивой.       Осторожно, насколько позволяют отказывающиеся повиноваться мышцы, Женя слезает и стягивает использованный презерватив, его пугает наступившее молчание, но, к счастью, оно длится недолго.       — Стрела...       Пётр насильно выталкивает из себя стоп-слово, и Женя тут же подскакивает и начинает освобождать из рамы затёкшие руки. Внимательно осматривает на предмет повреждений, старается быстро растереть и опустить, заботливо придерживая заваливающегося на него Петра. Помогает подняться, шаг за шагом подойти к кровати и опуститься на неё. Последним остаётся перо, Женя тянет его максимально медленно, вслушиваясь в учащённое дыхание, уходящее на стоны.       — Всё хорошо, я люблю тебя, всё хорошо, — повторяет, как мантру, понимая, насколько уязвим и эмоционально истощён после сеанса партнёр.       Распирающее уретру чувство пропадает, но Пётр не может пошевелиться и помочь себе, доверяясь Жене. Его ласковым рукам, массирующим промежность, и мягкому языку, едва касающемуся уздечки, пружинящему по ней. Из-за перегруженных нервных окончаний оргазм накатывает неожиданно, растягивает тетивой тело. Яички сокращаются, упруго выстреливает сперма, пятная живот и грудь. Пётр кончает долго, сжимая зубы и обильно изливаясь на глазах у восхищённого Жени, наконец-то чувствуя расслабляющее опустошение. Несколько раз кажется, что это прекратилось, но член снова и снова напрягается, и белые капли уже стекают вниз по боку Петра. Женя слизывает их, прекратив стимуляцию, проводит языком по косым мышцам, наслаждаясь солёным густым вкусом.       — Всё хорошо? — уже не уверение, но вопрос.       Пётр судорожно облизывает губы и кивает с закрытыми глазами. Женя устраивается рядом с ним, приобняв одной рукой, чувствуя, как постепенно выравнивается ритм сердца.       — Я люблю тебя, — прижимается губами к виску.       — Люблю тебя, — Пётр шепчет, поворачивает голову, соединяя их лбы, и устало улыбается.