Атриум

Сон смешивался с реальностью, как синие чернила с водой. Дракула перевернулся на бок, повел плечами, открыл глаза. В окна спальни било яркое весеннее солнце. Сев на кровати, Дракула некоторое время смотрел на него прищурясь. Вот уже пять лет, как он выяснил, что солнце не может причинить ему вред, но до сих пор каждый день это золотое сияние, его первое касание ранним утром казалось чудом. В тысяча восемьсот девяносто седьмом году, успев спастись с горящей «Деметры», Дракула не ожидал, что сон под водой продлится дольше недели. Может быть, двух. Поэтому когда, выбравшись из ящика, он вышел на берег, добрался до ближайшего города и увидел магазины со странной одеждой, проезжающие по улицам (ярко освещенным глубокой ночью) автомобили, о каких в девятнадцатом веке можно было узнать разве что из фантастических книг, он понял, что проспал не менее полстолетия. А оказалось – больше. В этом новом мире все было ярким, эффектным, пылким и быстрым. Все, в общем, как он любил. Дракула понял довольно скоро, как добывать еду, не будучи пойманным, – помогли дискотеки и Tinder, а когда после одного из ночных приключений все же был схвачен полицией, он вспомнил о работавшей на его семью много лет адвокатской конторе. Новый представитель компании Фрэнк Рэнфилд вытащил Дракулу из участка за пятнадцать минут, и в целом оказался просто находкой. Рэнфилд был тем, кто ему подсказал, что, собственно, в двадцать первом веке, когда тебе на дом привозят буквально все, включая еду, не нужно постоянно охотиться, тем более, – кусать добычу до смерти. С помощью новосозданной фирмы-прокладки Рэнфилд обеспечил Дракуле свободный доступ к фонду донорской крови, и с того времени холодильник в лондонской квартире Дракулы был всегда полон. Дракула все же охотился, – но, как и большинство современных охотников, – ради спортивного интереса. Это было почти так же забавно, как охотиться для пропитания. Чаще всего его жертвами становились политики, пресыщенные жизнью аристократы или подростки, во все времена увлекавшиеся мужчинами в черных плащах и отличавшиеся буйной фантазией. Таким даже не надо было особо выдумывать сны: они прекрасно сами справлялись. Нехорошо получилось с той девочкой – Люси Вестенра. Дракула встретил ее в клубе в первые несколько месяцев после своего пробуждения. Он был голодным, растерянным, слегка раздраженным, а Люси – жадной до впечатлений и оглушительно молодой. Дракула не любил вспоминать о том, как выпил ее за месяц, а потом попробовал обратить. Он не мог знать, что в семье Вестенра десятилетиями кремировали умерших. Когда Люси, сбежав из печи, пришла к нему, обгоревшая и готовая к вечной любви, Дракула был совершенно не против. Но взгляд в зеркало разрушил идиллию и почти свел с ума несчастную Люси. Дракула убил ее, не дожидаясь просьбы, и на вечеринки и дискотеки ходил с тех пор сытым. Дракула выбрался из постели и несколько минут стоял, нежась в солнечном луче. Его жизнь в новом времени была полной, разнообразной, он имел все, что только мог пожелать. И все же ему было скучно. Он не сразу осознал это, не сразу признался даже самому себе в том, что мелькавшие мимо ночи и дни не оставляют следа, стираются в памяти, как те первые протянувшиеся за ним на берегу моря отпечатки в песке. Как пепел, развеявший Люси Вестенра. Как воспоминания о давних боях. Он узнал и приручил Лондон, через несколько лет поехал в Париж, путешествовал по Европе и Азии, побывал в Америке. Ходил пешком в Гималаи, учился игре на лютне в Италии, ездил на джипах в Африке, пересек с караванами весь континент. Ему. Было. Скучно. Рэнфилд старался развлечь его изо всех сил. Глядя на его старания, Дракула едва сдерживался, чтобы не пошутить, какая удача – иметь столь преданного слугу, готового чуть не отдать свою кровь хозяину – слишком буквальная вышла бы шутка. Дракула сердился на новый мир. Ну что за время – одно дурновкусие! Спустившись в столовую, Дракула привычно прошествовал в кухню, достал из холодильника пакет свежей крови, плеснул в бокал, отпил и поморщился. Американец. Куинси Моррис, двадцать семь лет, не женат, держит ферму в Техасе. Мечтает жить в Лондоне. Пишет «корова» через «а». Рубаха-парень. Дракула вернулся в столовую и включил ноутбук. Открыл интернет, проигнорировал новостные ленты. Телефон рядом с компьютером пискнул двумя сообщениями от Рэнфилда. Лениво их просмотрев, Дракула еще раз приложился к бокалу с кровью и принялся от нечего делать листать буклеты с рекламой очередных путешествий. Буклеты оставил Фрэнк неделю назад, в надежде, видимо, порадовать «темного лорда». Дракула усмехнулся нелепому обращению, отучить от которого Рэнфилда за много месяцев так и не смог, и тут его взгляд упал на обложку одной из брошюр. «Новое экстремальное развлечение для тех, кто может это себе позволить», – гласила украшавшая ее яркая надпись. Дракула скептически хмыкнул и перевернул страницу. «Космический туризм – незабываемо, экстравагантно, дерзко!» «Стань первооткрывателем нового мира!» «Дотронься до звезд!» «Эксклюзивный неповторимый тур!» «Только сейчас!» Солярис. *** Рэнфилд был в восторге от его идеи. После разговора с адвокатом выяснилось, что буклет о Солярисе затесался среди прочих случайно, – в поисках лучшего для темного лорда Рэнфилд ходил по туристическим выставкам, разглядывая пестрые стенды и собирая рекламные брошюры, и, вероятно, взял у агента эту не глядя. Дракула никогда особо не интересовался космосом, поэтому на произошедший несколькими годами ранее прорыв в этой сфере не обратил внимания. Со слов Рэнфилда выходило, что экспедиции и проекты по изучению не только Солнечной системы, но и отдаленных галактик, давно не новость. Особенно после того, как в начале двадцать первого века была открыта технология гиперпрыжков. Рэнфилд не вдавался в подробности, но если Дракула правильно понял, она позволяла покрывать огромные расстояния буквально за сутки или часы. Отрасль развивалась, галактика стремительно обрастала сетью промышленных и транзитных, потенциально – торговых трасс. Большая часть производств переехала на инопланетные базы. Первая экспедиция – так называемый проект Равинтцера – отправилась на Солярис в две тысячи двадцать третьем. Через несколько месяцев решено было создать на планете исследовательскую станцию. Около четырех лет на ней кипела бурная жизнь, но постепенно активность ученых утихла. – Сейчас на станции «Солярис» ведется рутинная работа по наблюдению за местным плазменным океаном, – говорил Рэнфилд, выкладывая на стол перед Дракулой фотографии золотистого моря под по-земному синим небом, простирающегося до самого горизонта. – Проект фактически забыт. На станции остались двое энтузиастов. Думаю, парадоксальным образом, это и привлекло организаторов тура. – Возможность заработать на чужой бестолковости, – кивнул Дракула. – Вся инфраструктура готова, – порывшись в фотографиях, он нашел среди них изображавшую переплетение футуристических коридоров, – усмехнулся, – можно сказать, отель среди звезд. Осталось добыть лицензию – или поговорить с кем нужно, – и зарабатывай на пресыщенных толстосумах. – Толстосумы-то как раз туда не спешат, – смущенно сказал Рэнфилд. – Но да, темный лорд, вы правы, к их лицензии есть вопросы. В прошлом году на них, кажется, даже подали в суд... Вроде бы, первый клиент, купивший тур, остался им недоволен. – Рэнфилд сверился со своими записями. – Утверждал, что чуть не умер со скуки, цитирую: «пялясь на этот их океан». Взгляд Дракулы вернулся к фотографиям золотистых волн, расплескивающих сверкающий свет. В отчете Рэнфилда, который тот прислал ему на почту, собраны были все заслуживавшие внимания данные о Солярисе и океане. И ничего из этого даже близко не описывало того, что он видел сейчас. – Я хочу туда, Фрэнк, – промолвил Дракула. – Разберись с формальностями. *** На станции было холодно и пустынно. Дракула не боялся холода, и в целом предполагал, что это место, в которое ни NASA, ни ушлый туроператор не спешили вкладывать средства, окажется не самым комфортным. И все же его удивило, насколько мрачными и безжизненными оказались обшитые металлическими пластинами коридоры. Выбравшись из одноместного шаттла, в котором провел пять часов, Дракула покинул стыковочный шлюз и, не снимая гиперкостюма, двинулся дальше по лестнице, ведущей куда-то вверх. Насколько он помнил из материалов, добытых Рэнфилдом (фирма делиться планами станции не спешила), за ней должен был находиться уровень техперсонала. Им должны были сообщить, думал Дракула, шагая по отливающему серебром в люминесцентном свете узкому проходу. Через несколько метров проход расширялся и резко забирал вправо, открывая взору цепочку однотипных дверей. Дракула двинулся вдоль нее, рассматривая двери и номера кают. Если это были каюты. Впрочем, судя по плану... Тут из дальней части коридора раздался оглушительный грохот, крики и звон стекла. Нахмурившись, Дракула ускорил шаг. Звуки доносились из четвертой каюты. Забыв о сенсорном звонке на панели управления, Дракула постучал в дверь. Некоторое время внутри ничего не происходило, затем повторился грохот, и послышался хруст – словно кто-то с трудом пробирался по крупным осколкам. После этого – шелест, тихая ругань, и створки двери разъехались. В образовавшемся проеме показался мужчина, одетый в мятые джинсы и футболку не первой свежести. Он был небрит, и взгляд у него был какой-то затравленный. На вид мужчине было лет шестьдесят, – может, немного меньше. Пару мгновений мужчина молча смотрел на Дракулу, будто пытаясь вспомнить, для чего вышел. Потом тряхнул головой и ступил за порог. Автоматические двери за ним закрылись. Прежде, чем створки сомкнулись полностью, Дракула успел заметить, как за ними мелькнул силуэт, худощавый и низкого роста, похоже, принадлежавший ребенку. Дракула нахмурился. – Кто вы такой? – спросил мужчина. Голос его, больше жалобный, чем угрожающий, звучал устало и хрипло. – К кому... – он запнулся, закашлялся. – К кому вы пришли? – Я – граф Дракула, – окинув странного собеседника недоверчивым взглядом, ответил Дракула. – И я хотел бы узнать, куда могу заявить о вашем отвратительном сервисе. – О сервисе? – мужчина недоумевающе сморщил лоб. – Так вы не... – Послушайте, – Дракула начал терять терпение. – Я добирался сюда неделю. Четыре гиперпрыжка и три звездолета, плюс этот шаттл, после которого меня до сих пор тошнит. За мои деньги я рассчитывал, что меня хотя бы встретят любезно. Лицо мужчины медленно прояснялось. – А, – протянул он. – Так вы – турист. – Острое облегчение рябью прошло по всему его телу. – Вы должны были получить сообщение, – холодно сказал Дракула. – И принять груз. За три недели до того, как Дракула вылетел на Солярис, Рэнфилд отправил техническим шаттлом два ящика с трансильванской землей и годовой запас донорской крови. – Груз... да, конечно, – словно очнувшись, проговорил мужчина. – Меня зовут Гордон Снаут, – в упор посмотрев на Дракулу, неожиданно добавил он. – Я кибернетик и местный... местный связист. Дракула кратко кивнул, пожимая Снауту руку. Что-то во всем этом было не так. – Мистер Снаут, – произнес Дракула, переведя взгляд на дверь. – Сколько еще людей, кроме вас, на станции? – Только я и Сарториус. Виктор Сарториус, – быстро ответил Снаут. – А почему... Из-за двери снова раздался грохот и глухие удары, словно кто-то бросал в стену крупный мяч. Снаут побледнел и облизнул пересохшие губы. Шум за дверью усилился. – Прошу... Прошу, уходите, – взмолился Снаут. Голос его истончился, ломкий, словно пергамент, просвечивающий насквозь. Дракуле окончательно перестало все это нравиться. – Как я могу найти Сарториуса? – спросил он. Может, тот более адекватен, подумал Дракула. Снаут опять облизнул губы и посмотрел испуганно. – Дальше по коридору, десятая, – видимо, рассудив, что спорить не стоит, тихо ответил он. Помедлил и произнес, так же хрипло и быстро: – Вы… вы – турист, понимаю. Вы ничего не знаете. И не можете знать. Располагайтесь и… Но как только… – Снаут взъерошил волосы и рассеянно провел рукой по двери позади себя. – Если вы… Что бы вы ни увидели… Не удивляйтесь. И ничему не верьте. Дракула поднял бровь. – Если кто-то появится… Если к вам придут… гости, – Снаут явно с трудом подбирал слова. – Не я и Сарториус. Не удивляйтесь. И не доверяйте… им. С обратной стороны в дверь прилетело хрустальной вазой. У Дракулы такая была, он знал, с каким звуком они разбиваются. Снаут оперся о дверь ладонью, словно боялся упасть. – Вы поймете, – уже развернувшись, услышал Дракула за спиной его голос. – Поверьте, вы все поймете. Потом. Но я не могу вам сказать. Выругавшись беззвучно, Дракула двинулся в сторону десятой каюты. Дверь была такой же безликой, неотличимой от остальных. Теплый свет придавал им бежеватый оттенок. На этот раз Дракула коснулся звонка на панели. Прислушался. Тихо. Звонок короткий, неприятная высокая трель. За ней опять тишина и шаги – легкие, медленные. Как будто кто-то подкрался с той стороны и выжидает – в надежде, что звонивший уйдет. Из-за двери послышалась глухая возня, потом женский смех, пение, речитатив густым басом. Дракула позвонил снова, сильней и настойчивей. Правая сторона двери засветилась, и на ней появился экран. С экрана смотрело на Дракулу мужское лицо с трехдневной щетиной и ввалившимися глазами. Падающий откуда-то слева свет обесцвечивал коротко стриженые седоватые волосы, делая голову похожей на голый череп. Белый линялый халат довершал картину. С ума посходили все, подумал Дракула. А вслух спросил: – Мистер Сарториус? – Доктор, – сипло ответил ученый. – Чем я обязан? – Вы знаете, кто я? – уточнил Дракула. – Ну, разумеется, – Сарториус передернул плечами. Он сделал паузу. – Теперь они присылают туристов. Слишком горько для пренебрежения, подумал Дракула, а для насмешки – сердито. Что происходит на этой станции? Он чувствовал, как тело начинает зудеть под костюмом, – тот был не рассчитан на ношение за пределами шаттла. Последний – в сущности, просто капсула для гибернации, составлял с костюмом единое целое. Во время полета пассажир, облаченный в этот комбинезон, сделанный из материала наподобие сверхтонкого латекса, плавал в заполнявшей капсулу питательной жидкости. Без контакта с ней костюм, высыхая, неприятно прилипал к коже. Дракуле страшно захотелось под душ. – Мистер Сарториус... – промолвил он, – доктор. Не знаю, что вы скрываете от меня и почему не удосужились встретить. Но на ближайшие полгода мы с вами... соседи. Так что советую... – Уровнем ниже есть несколько свободных кают, – прервал его тихо Сарториус. – Там вам будет... удобно. – Он прикрыл глаза. – Может быть. Простите, я должен идти, – добавил он, и экран погас. Нащупав заклепку воротника на шее, Дракула расстегнул его, насколько было возможно, и, развернувшись, пошел назад к лестнице. Каюты на нижнем уровне были без номеров. Вместо них на дверях красовались выключенные экраны-таблички. Когда-то, должно быть, каюты занимали ученые, для своей работы не нуждавшиеся в лабораториях и наборах химических реактивов. Историки, философы, теоретики-соляристы. Дракула выбрал вторую справа каюту, набрал стандартный код на двери. Войдя, снял наконец надоевший костюм и, приняв с наслаждением душ, улегся на широкую выдвижную кровать. Отправил сообщение Снауту по внутреннему телефону, с указанием, куда нужно переместить его вещи, и, несколько минут понаблюдав рассеянно за проникавшим в иллюминаторы золотистым сиянием, закрыл глаза. *** Сон смешивался с реальностью, как синие чернила с водой. Дракула сел на постели. Она сидела в кресле напротив окна, освещенная сзади желтовато-янтарным светом Соляриса. В монашеском платье, руки сложены на коленях. Без вуали, темно-рыжие волосы рассыпались по плечам. Он молча смотрел на нее, не сознавая толком, проснулся или все еще спит. Она встала и подошла к постели, опустилась на край. Солнце Соляриса покинуло ее волосы и теперь доставало только до нижней кромки. Дракула протянул руку и потрогал их. Кончики волос выпрямились, ведомые статическим электричеством. Агата смотрела на него с легкой улыбкой, – как тогда, в самом первом сне, в нише винного погреба. Улыбалась весело и с ласковым ожиданием. Что происходит? Сон слетел с Дракулы так резко, что он удивился, как не подпрыгнул на месте. Все предметы в каюте обрели ясные и реальные, четкие до болезненности черты. Дракула посмотрел на Агату, по-прежнему не сводившую с него глаз. – Агата? – позвал осторожно. Она вздрогнула, как будто очнулась. Уставилась на него, на собственные руки, на обстановку комнаты. Медленно сказала: – Граф Дракула. Снова упало молчание. Словно никто из них был не в силах выразить странное чувство, объединившее их. Агата выпрямилась, нахмурилась, как если бы хотела сбросить с себя сонливость, опять оглянулась по сторонам. – Где мы? – спросила требовательно. – На «Деметре»? – она замолчала. – Вы... неужели вы еще живы? Я не смогла?.. Она закусила губу, напряженно задумавшись. Дракула следил за ней, не отвечая, не двигаясь – тоже пытаясь понять, что она помнит. – Я взорвала корабль, – сказала Агата. – Вы схватили меня... – тут ее лицо исказилось, и она заплакала. – Почему я не помню, что было дальше? – сквозь слезы спросила она. Дракула потянулся к ней. – Все в порядке, Агата, – шептал Дракула. – Все в порядке, – прижимая ее к себе и перебирая длинные волосы, твердил он. *** – Вы меня снова морочите! – Агата, клянусь, нет. – Как будто вам есть чем клясться! – нервно мерившая каюту шагами Агата остановилась и посмотрела на Дракулу. – Чем вы докажете, что сейчас двадцать первый век? – увидев, что он не пытается спорить, спросила она. Вместо ответа Дракула встал с кровати, вышел из спальни и тут же вернулся с небольшой коробкой в руках. Поставив коробку на стеклянный кофейный столик перед Агатой, Дракула взял стакан и сунул его в небольшую выемку в передней части коробки. Затем нажал кнопку, и коробка зажужжала. Когда жужжание смолкло, Дракула вытащил стакан и подал Агате. Агата осторожно взяла стакан и принюхалась. – Кофе. Со сливками, – сказала. – Без кухни? Без огня, без плиты? Дракула сел в кресло у столика. – Кухня там, – он кивнул в направлении, откуда принес коробку. – И там все такое. Можете сами пойти и проверить. Нахмурясь, Агата снова поднесла стакан к носу. – Пахнет вкусно, – сказала растерянно. Сделала пару глотков, выпила до конца. – Дракула, что происходит? – спросила она, поставив стакан на столик. Дракула провел рукой по растрепанным со сна волосам. – Хотел бы я сам это знать. *** Ему удалось дозвониться до Снаута с третьей попытки. Странный ученый отвечал с неохотой, на просьбу прийти бормотал что-то о сильной занятости. Встряхнуться его заставило только гневное: «Снаут, у меня “гости”!». В трубке повисло молчание, после чего, сопровождаемый грохотом на заднем фоне, послышался шелестящий, отчаянно-горький голос: – Я буду через десять минут. Появившись, Снаут не хотел заходить в каюту, и, кажется, удивился тому, что Дракула пригласил его внутрь. – Не испытывайте моего терпения, Снаут, – раздраженно промолвил Дракула, отходя от двери. Снаут с опаской, будто боясь, что в комнате поджидают дикие звери, оглянулся назад и вошел. Дракула ухмыльнулся. В конце-то концов, так и есть. Страшно недоставало Рэнфилда. Надо же, как привыкаешь к людям, когда живешь, как они. – Проходите сюда, – сказал Дракула, видя, что Снаут топчется у порога. – Проходите и познакомьтесь, – он развернулся к креслу в глубине спальни. – Агата Ван Хельсинг. Агата встала и протянула руку. Снаут ее не принял. В напряженном молчании прошла пара секунд. Опустив руку, Агата села обратно в кресло. На лице ее впервые за все время, что знал ее, Дракула увидел румянец стыда. Он разозлился. – Что вы себе позволяете, Снаут? – подойдя вплотную к ученому, прорычал он. – Дракула, подождите! – сказала Агата. Она поднялась и приблизилась к ним. – Мистер... Снаут, – проговорила, обращаясь к онемевшему от ужаса визитеру. – Агата коротко посмотрела на Дракулу. – Мистер Снаут, я рада познакомиться с вами. – Снаут искоса взглянул на нее и дернулся. – Почему вы… боитесь меня? Дракула пристально следил за обоими. Кожа Снаута, и без того болезненно бледная, сделалась иссиня-серой. Губы его дрожали, под носом выступили капельки пота. Он сейчас упадет в обморок, подумал Дракула. Он вспомнил, как Агата стояла у иллюминатора, глядя на Солярис, переливчатыми золотыми волнами сверкающий внизу. Какой потрясенной выглядела, узнав, что они в космосе, за сотни световых лет от Земли. Она знала, что такое световой год. Как согласилась сменить одежду и распечатать простое летнее платье («В этом времени одежду делают на печатном станке, Агата. Не удивляйтесь – хотите еще кофе?»), как увлеченно углубилась в чтение электронных книг. Она была такой настоящей. Такой смешной, порывистой, яростной. Такой... Агатой. – Снаут, – прикрыв глаза, сказал Дракула. – Это – Агата Ван Хельсинг, я знаю ее много лет. Единственное существо, для которого она здесь представляет опасность, – я сам. Так что прекратите вести себя как идиот и объясните, что за чертовщина творится на вашей станции. От этой небольшой речи Снаут как будто очнулся. Он насупился как ребенок, полез в карманы, достал сигарету. Посмотрел на Агату. – Я не могу говорить при ней. – Придется, – холодно сказал Дракула. Снаут достал зажигалку. Не спрашивая разрешения, закурил. – Она – не Агата Ван Хельсинг, – выпустив дым изо рта, произнес ясно и четко. – Это копия, обманка, фантом. Как и другие «гости». Я говорил вам, – темп, с которым Снаут произносил слова, ускорялся, он как будто выталкивал их. – Предупреждал, чтобы вы не верили ничему. – Вы сказали, чтобы я не удивлялся. Что не можете объяснить. Что я увижу все сам. – Вы увидели, – Снаут пожал плечами. Он выглядел так, как будто ему уже все равно. Словно встреча с Агатой отняла у него последние силы. – Она – Агата Ван Хельсинг, – в наступившей тишине сказал Дракула. Снаут затушил сигарету. – Как она может быть здесь? Она умерла. Когда прозвучало последнее слово, Дракула инстинктивно повернулся к Агате. Он был готов к слезам, крику, истерике. К презрению, ненависти, обвинениям. Агата молчала. – Так вот значит что, – тихо сказала она. Раздалось короткое щелканье. Снаут, стоя посреди комнаты, включал и выключал зажигалку. Он посмотрел на Агату, на Дракулу и зашагал к двери. – Она не настоящая, – промолвил каким-то стеклянным тоном. И вышел. Они остались вдвоем. Когда за Снаутом закрылась дверь, Агата прошла обратно к креслу и села. – Как ты это сделал? – не глядя на Дракулу, спросила она. Дракула потер руками лицо. – Агата... – Я же не помню, – с какой-то жуткой рассудительностью сказала Агата. – Я вспомнила все, что было со мной. И монастырь, и вояж на «Деметре». А после взрыва на палубе – ничего, пустота. В несколько широких шагов Дракула оказался рядом. Он опустился в соседнее кресло, посмотрел на нее через стол. – Почему я не помню? Это было настолько ужасно? – она подняла на него глаза. – Ты что, меня обратил? Обратил бы – не умерла бы, подумал Дракула. Его потряхивало и мутило – полузабытое ощущение из человеческой жизни. – Я спустился в трюм и закрылся в ящике с трансильванской землей, – сказал он, глядя в лицо Агаты. – Ты осталась на палубе. И ушла на дно с кораблем. Наступило молчание, во время которого Агата сидела, уставившись в одну точку. Наконец она обернулась к нему и спросила: – Как ты можешь быть уверен, что я – это... она? Он плохо понял, что произошло дальше. Знал только, что подошел и заставил ее встать из кресла, подхватил на руки и прижал к себе. Растерзал это дурацкое платье и уволок ее в спальню. И там делал с ней все, что хотел. И она была счастлива. Они были счастливы оба. «После всех этих лет... – шептал он сорванным от крика голосом, – после всех этих лет... как ты могла подумать... Как... ты... могла...». А потом они лежали обнявшись, и какое-то время Дракула не различал верха и низа. Он ненавидел и обожал Солярис, который сотворил с ним такое. Ненавидел, и, кажется, впервые захотел простить себя. Они были счастливы. Дракула повернулся набок и посмотрел на лежащую рядом женщину. Темно-рыжие волосы закрывали ее до пояса, светлая кожа блестела от пота в сиянии падающих из иллюминатора золотых лучей. Агата отбросила назад пышные пряди, села и потянулась. Он поднялся следом, обнял ее, коснулся губами макушки. Отстранился, провел рукой по ее плечу и спросил: – Ты позволишь?.. Она кивнула. Может, он тоже умер, думал Дракула, проникая заново в ее плоть. Может, это его рай. Или ад. Он обхватил ее обеими руками, погружаясь дальше и глубже. Чувствуя, как она раскрывается полностью, пуская его туда, где не бывал прежде никто. Где она сама могла потеряться, заблудившись какой-нибудь одинокой ночью. Он пил ее кровь, узнавая не вкус, а звуки, огни и краски, слова и музыку, тень и свет. Она улыбалась, плакала, встречала пятнадцатый день рождения, впервые влюблялась, падала в небольшой овраг возле дома, играла, дергала непослушные волосы, не поддававшиеся расческе, писала дневники, изучала легенды о вампирах, разговаривала с Джонатаном Харкером, стояла на бочке с петлей на шее, и снова и снова бросала вызов ему самому. Это была Агата Ван Хельсинг. До самой последней клеточки, до мельчайшей детали. В каждом движении, в каждой капле, в теле, разуме и душе. Дракула оторвался от нее и закрыл пальцами длинную рану. Все еще держа Агату в объятиях, смотрел, как тут же затягивается и становится почти незаметен шрам. Затем поднял взгляд и увидел, как новая, незнакомая прежде улыбка разгорается у нее в глазах. *** Агата собрала волосы в хвост и перевязала резинкой. Все это было так непривычно. Десять лет в монастыре не проходят даром. Каждый раз, когда Дракула начинал подтрунивать над ней из-за какого-нибудь современного агрегата или мелкой ежедневной рутины, которая ей не давалась, она напоминала об этом ему. Агата расправила хвост и улыбнулась, тряхнув головой. Все это было непривычно и – странно. И она не знала, что больше: то, что она оказалась здесь, или то, что произошло между ней и ним. Прошло около месяца с того дня, когда приходил Снаут. Никто из обитателей станции – по словам Дракулы, их должно было быть человека четыре, включая «гостей» Снаута и его коллеги, если не больше, – ни разу не заглядывал к ним. Про них словно бы все забыли. Но это было неважно, потому что они были вдвоем. Агата никогда не думала, что то, что началось в монастыре в Будапеште, от чего она так старательно пряталась на «Деметре» и что до последнего часа жизни – прежней жизни – скрывала сама от себя, окажется вдруг таким понятным, радостным и простым. Первые несколько дней они никуда не выходили. В кухне имелось еды достаточно для Агаты, а Дракула запасся большим количеством донорской крови, улетая с Земли. Поэтому значительную часть времени они проводили вначале... думая о том, что они делали, Агата краснела. И при этом она не помнила, чтобы когда-нибудь прежде говорила так много, так много спорила, играла, смеялась, у нее появилось столько новых историй и прочитанных книг. Когда прошло возбуждение первых дней, к Агате вернулась природная склонность исследовать непонятное, и она занялась Солярисом. Выяснилось, что планету изучали лет десять, не меньше, хотя большим успехом похвастаться не могли. Перерыв вместе с Дракулой практически все данные по «соляристике», они убедились в одном: никто, – ни физики, ни биологи, ни антропологи, ни химики до сих пор не сумели понять, что же такое Солярис. Планета несомненно была обитаемой, – электромагнитные датчики фиксировали присутствие органической материи, хотя, вероятно, существующей в другой форме, нежели на Земле. На Солярисе не было гуманоидов, как и условий, пригодных для существования таких, как они. Это ставило в тупик Агату и тем более – Дракулу. Если Солярис не знал человеческой формы, как смог он ее воссоздать? И для чего это сделал? Слишком много вопросов. Ответы на часть из них, возможно, знали ученые станции. Но к их помощи Дракула прибегать не спешил. Агата догадывалась – почему. Но вечно продолжаться так не могло. Вечером в первый понедельник лета (так этот день называл Дракула – на станции все они были похожи один на другой) позвонил Сарториус. Агата знала, как его зовут, потому что Дракула упоминал о нем несколько раз в их беседах – всегда в негативном смысле. Сам он видел Сарториуса лишь однажды, но утверждал, что ему хватило. Заявив, что выяснил нечто важное о «гостях» и возможности «выхода из их положения», как он витиевато выразился, Сарториус сказал, что ему, Дракуле и Снауту необходимо все это обсудить, – сегодня же, в восемь в кают-компании, – и отключился. Дракула сперва собирался взять Агату с собой. Но она настояла, чтобы он пошел на встречу один. Опыт ее общения со Снаутом говорил о том, что так будет лучше. Но сейчас, когда Дракула отсутствовал уже больше часа, Агату охватило вдруг беспокойство. Она не могла сказать, что именно это было. Что мучило или смущало ее. Может быть, то, что она хорошо знала Дракулу – если бы встреча пошла так, как ему хотелось, – чем бы это «хотелось» ни было, она бы закончилась уже давно. Подумав об этом, Агата встала из кресла, в котором сидела, листая очередной «соляристский» электронный журнал и, отложив чтение, зашагала к дверям. Станцию, очевидно, планировали таким образом, чтобы на ней не мог заблудиться даже тот, кто впервые сюда попал. Поэтому найти кают-компанию оказалось несложно. – Как вы не понимаете, – едва разъехались автоматические двери, на Агату обрушился незнакомый голос, нетерпеливый, упрямый и ломко-сухой. – «Гости» – не люди и даже не их подобие. То, что вы видите, осязаете, – маска, до самой последней структуры, до молекул и клеток, до атомов в глубину. Я провел максимально подробный анализ. Это нейтринная форма, поверх которой – фантом. Агата оглядела комнату. Говоривший – высокий худой мужчина в белом халате, весь какой-то неровный, будто бы сложенный в несколько раз и расправленный снова, как лист бумаги, стоял у стола. На сухощавом лице его блестели очки, которые он поправлял то и дело. В кресле ближе к большому окну сидел Снаут и держал в руке незажженную сигарету. Дракула стоял с противоположной от худого мужчины стороны стола, спиной к двери, и потому не видел Агату. С ее появлением худой мужчина умолк, но тут же заговорил вновь, повышая голос и наставив на нее палец. – Может, она и напоминает вам вашу возлюбленную, может быть, в этом и есть его цель. Но мы здесь не для того, чтобы вязнуть в дешевых романах. Если мы так поступим, он уничтожит нас. Вам не понять. Я и Снаут – ученые. Наша задача – не мямлить, а познавать мир. Дракула медленно обернулся и посмотрел на Агату. – А она, – намеренно произнеся последнее слово с той же презрительной интонацией, с какой это делал... Сарториус, вспомнила имя худого мужчины Агата, сказал он, – она – препятствие? Ухаб на пути прогресса, – нарочито любезно добавил он. – Именно так, – не заметив иронии, отрезал Сарториус. – Я не садист, – сказал он, обращаясь то ли к Дракуле, то ли к Агате; Снаут вертел головой, словно ища, от чего бы ему прикурить. – Не собираюсь устраивать тут камеру пыток. Моя установка генерирует солнечный ветер. Он разрушает нейтринные формы за доли секунд. Она ничего не почувствует. Агата увидела, как на лице Дракулы проступает то выражение, после которого единственным верным решением для большинства оказавшихся на его пути становилось бегство. Срочное и без рассуждений. Она вдохнула и выдохнула. – Мистер Сарториус, я прошу... Сарториус повернулся к ней с таким видом, будто с ним заговорил стол или кресло. Будто его изумила наглость предмета мебели, рискнувшего обратиться к нему. Дракула обошел стол кругом и остановился напротив Сарториуса. – Умоляю, не принимайте поспешных решений! – почти в отчаянии закричала Агата. Дракула и Сарториус обернулись. Подумав секунду, Дракула едва заметно кивнул и отошел от стола. Некоторое время он молча стоял, опершись о дальнюю стену. Затем произнес: – Сарториус, вы ничего обо мне не знаете. Видит Бог, так лучше для вас. Можете почитать как-нибудь на досуге. Поисковый запрос: «Влад третий». – Дракула помолчал. – А это, – он указал на Агату, – Агата Ван Хельсинг. И вы не станете ее убивать. Сарториус засунул руки в карманы халата. Несколько минут продолжалась холодная тишина. – Виктор, – послышался голос Снаута. – Виктор, оставь ты его в покое. Видишь же, он ее любит. Пусть их. Даже если она – не она. – Снаут, пожалуй, ваш интеллект выше среднего, – Дракула усмехнулся. – Я ошибался на ваш счет. Специально для вас повторю еще раз: Агата... – Хватит сентиментальничать! – взорвался Сарториус. – У нас нет выбора. Нет, понимаете? Она неживая. Она просто морочит вас. Той, кого вы любили, давно нет больше. Мы должны ее уничтожить. Дракула оскалился. – Деревянные предметы на станции есть? – вдруг спросил он спокойно. – Нет, – осторожно ответил Сарториус. – Тогда вначале попробуйте убить меня. – Что он несет? – удивился Снаут. Но прежде чем Агата или кто-то еще успел произнести хоть слово, раздался грохот упавшего стула, мелькнул короткий блик от стекла, и запахло чем-то колюче-острым. В следующее мгновение, обернувшись, Агата увидела, как, тихо поскуливая, ползет по обшитому пластиком полу ошалевший от страха Сарториус. Она подняла голову и посмотрела туда, куда ученый, трясясь и рыдая, указывал полусогнутым пальцем. Дракула стоял у стены, как и прежде, полностью освещенный золотым светом. С одной стороны его лица кожа облезла и стекала, словно расплывшийся воск, внизу собираясь неровными складками. В верхней же части, чуть выше обнажившейся скуловой кости, медленно нарастала новая – молодая и чистая. Дракула улыбался. Агата подошла к Сарториусу и, присев, обняла его за плечи. – Что он такое? – стуча зубами, сказал Сарториус, все так же глядя на Дракулу; похоже, он даже забыл, что обращается к созданию Соляриса. – Что он такое? Почему... Он что, тоже?.. – Он вампир, – устало сказала Агата. – И все такой же любитель эффектных зрелищ, – добавила, послав Дракуле раздраженный взгляд. – Не бойтесь, он ничего вам не сделает. Он просто хотел... так сказать, обозначить границы. В горле Сарториуса что-то забулькало и захрипело. – Дайте воды, мистер Снаут, – проговорила Агата. – Ну же, – она подняла глаза. – Разве не видите – ему плохо? Снаут сидел неподвижно, кажется, не совсем понимая, что происходит, и едва ли услышав Агату. Отойдя от стены, Дракула взял с одного из стоявших в кают-компании тут и там небольших столиков стакан с водой и, присев с другой стороны от Сарториуса, протянул Агате. – Не думаю, что он примет что-нибудь от меня, – сказал он, пожав плечами и стерев со щеки остатки едкого вещества и расплавленной кожи. – Что это было? – спросил у Сарториуса. – Серная кислота! – Агата закатила глаза. – Недурно. А ты почему никогда не пробовала... – Дракула, не сейчас! – Агата, тщетно пытавшаяся напоить Сарториуса, дернула нетерпеливо плечом. Сарториуса била мелкая дрожь; он уже не старался уйти или отстраниться, лишь отворачивался и тихо стонал. – Посмотрите на меня, Сарториус, – негромко сказал Дракула. Его голос, обычно певуче-насмешливый или обманчиво легкий, сделался властным, уверенным и глубоким. Сарториус вздрогнул и поднял больные глаза. – Вам ничто не грозит, – спокойно промолвил Дракула. – Ни вам, ни вашим «гостям», ни Снауту. До тех пор, пока вы не трогаете Агату, я не намерен вмешиваться в вашу жизнь. Мне все равно, что вы делаете и от чего бежите. Я плевать хотел на ваши фантазии, мне безразличны ваши страхи и комплексы, я вас вообще не хочу знать. Но если с головы этой женщины, – он кивнул на застывшую рядом Агату, – упадет хоть один волос, вы пожалеете. Вам ясно, что я сказал? Сарториус посмотрел на Дракулу удивительно осмысленным взором. С его лица исчезли следы безумия, боли и страха, он даже будто помолодел. – Я понял вас, Дракула, – проговорил он спокойно и четко. Затем поднялся, высвободившись из рук Агаты, оправил покосившийся белый халат и твердой походкой вышел из комнаты. Агата села на пол и закрыла глаза. *** В каюте царил полумрак. Световые фильтры опущены, в иллюминаторах теснится искристая мгла, и в комнату проникает сдержанно-золотистая ночь Соляриса. Агата лежит на спине, укрывшись одеялом почти что до подбородка. В каюте не холодно, но ей хочется завернуться во что-нибудь, почувствовать касание ткани – так уютнее. Спать не выходит – Агате кажется, что она лежит пару часов подряд, глядя рассеянно на сочащийся через пуленепробиваемое стекло жидкий свет. Она задается вопросом, бывает ли вообще темно на Солярисе. Что за странное место, думает Агата, – планета, вся будто сделанная из света. Сплошной световой океан. Как в видениях древних мистиков, – она усмехается. Мысль, неожиданная, страстная, важная – словно остро заточенная, мелькает так близко, что Агату пробивает легкая дрожь. Но мысль ускользает. Агата закрывает глаза и поворачивается на бок. Ссора в кают-компании не идет из ее головы. Едва комнату покинул Сарториус, в ней как будто стало легче дышать. Встав с пола, Дракула протянул руку Агате и помог ей тоже подняться. Тихо жужжал автоматически сработавший пылесос, убиравший остатки серной кислоты и осколки разбитого пузырька. Глядя на восьмерки, выписываемые роботом на гладком пластике, Агата спросила, не обращаясь особенно ни к кому: – Почему он говорил про солнечный ветер? – она отрешенным взглядом окинула комнату. – К чему подобные сложности? Разве... удавка, нож или яд... Оцепеневший Снаут очнулся в кресле. – «Гостей» нельзя уничтожить обычным способом, – глухо промолвил он. – Мы испытали все. Агата вспомнила рассказ Дракулы о голосах, доносившихся из каюты Сарториуса – мужских и женских, о низкорослой фигуре, которую собой загораживал Снаут. Ее затошнило. Все еще держа ее за руку, Дракула двинулся к дивану в другой части комнаты. – «Гости» не только не умирают, – сказал он, садясь на диван и увлекая с собой Агату, – они излечиваются от любых травм. Агата тут же подумала о непривычно быстро зажившей ране на шее в первый вечер ее пребывания здесь. – И даже если их выбросить прямо со станции, – продолжил Дракула, – вместе с техническим мусором, – он сделал паузу, – они вернутся опять. С ужасом Агата посмотрела на Снаута. – Они ничего не помнят, – сказал тот бесцветным тоном. – И начинают... заново. С чистого, так сказать, листа. Гигантская золотая волна поднялась за центральным иллюминатором и осветила кают-компанию потусторонним огнем. Крепче сжав руку Дракулы, Агата обернулась к нему. Дракула улыбался печально, одними глазами. Золотая волна опала, и от нее остался только налет отраженного света, лежащий на всем. Он превратил силуэт поднявшегося из кресла Снаута в абрис причудливого животного из древних легенд. Не попрощавшись и не глядя на Дракулу и Агату, Снаут прошел к двери, и она закрылась за ним. «Кто же несчастен более – драконоборец или дракон?» – тихо промолвил Дракула ему вслед. …Тихий стук заставил Агату выбраться из постели. В образовавшейся между разъехавшимися дверными створками полосе бледного света она увидела Снаута. – Что вам нужно? – без приветствия спросила Агата. Она чувствовала, что начинает несколько уставать от сложных взаимоотношений Дракулы и персонала станции. – Поговорить с вами, – ответил Снаут. – Просто поговорить, – он поднял руки, давая понять, что его намерения не враждебны. – А если бы я и хотел другого, – он усмехнулся, – вы сами знаете. Здесь мне не уйти от него. Агата потерла лоб и кивнула. Сделав Снауту знак подождать, она набросила на плечи синтетический плащ и вышла из комнаты, закрыв дверь за собой. В каюте Снаута было прохладно и пусто. – Ваш «гость»... – оглянувшись, начала было Агата. – Спит как младенец, – перебил ее Снаут. – Не надейтесь, я вам его не покажу. Агата безмолвно пожала плечами. Несколько минут они молчали. Подойдя к иллюминатору, Агата принялась следить за взвихрениями волн на поверхности Соляриса. Снаут курил. – Как давно вы его знаете? – спросил наконец Снаут. Она улыбнулась. – Лет сто. Или сто двадцать. Какой сейчас год? – Две тысячи тридцатый. – Значит, сто пятьдесят три. – Он всегда был таким? – Хуже. Вновь наступило молчание. Снаут подошел к иллюминатору. – Смотрите, – он указал сигаретой на поднимающуюся километрах в шестидесяти гигантскую переливчатую волну. – Я думал, – он умолк на мгновение, – думал о вас, Агата. Думал, вы – как эта волна. Бесполезная, красивая и столь же хрупкая. В том смысле, что... – он улыбнулся печально. – Вы понимаете. – Я понимаю. – Я шесть лет на Солярисе. Дольше Сарториуса. – Снаут коротко затянулся и посмотрел на нее. – Шесть лет наблюдаю... его. Поэтому когда появились «гости»… Агата, вы не должны думать... – Снаут остановился, словно бы подбирая слова. – Не осуждайте Сарториуса, – сказал неожиданно. – Он молод, и ему тяжело. Агата кивнула. – Чего вы хотите, Снаут? – она обернулась и посмотрела на бледного в свете раннего утра ученого. Лицо его пересекали тонкие тени от солнцезащитных фильтров. Снаут долго молчал. – Вы знаете что-нибудь о фонде Джонатана Харкера? – О фонде Харкера? – изумилась Агата. Она ожидала чего угодно, кроме упоминания этого имени – здесь, на Солярисе. – Фонд Джонатана Харкера был основан в тысяча восемьсот девяносто девятом, – сказал Снаут, – некой Миной Мюррей и вашим братом, Тобиасом Ван Хельсингом. Они занимались исследованиями вампиров, развернули бурную деятельность. Собирались искать место исчезновения Дракулы. Видимо, безуспешно. Агата развела руками. – Я представления не имела... – Я нашел их архивы, – Снаут затушил сигарету и закурил новую. – После того, как увидел... После того, что произошло между Дракулой и Сарториусом, я решил собрать информацию. Она улыбнулась и молча кивнула. Как все это знакомо. – Это правда, что он умеет читать мысли? – тихо проговорил Снаут. – В записях фонда этот пункт отмечен как остающийся под вопросом и требующий уточнения. – Нет, – сказала Агата. – Нет, не читать... не совсем. А почему вы спрашиваете? – она подняла глаза и уставилась в измученное лицо Снаута. – Я понимаю ученых фонда. Но вам-то это зачем? Снаут усмехнулся и раздавил пальцами горящую сигарету. – Затем, что я хочу узнать, откуда берутся «гости». *** – И ты пошла с ним? Агата, я говорил тебе... – Он ничего мне не сделал! И не собирался. Дракула, подожди! Агата спешила по коридору за несущимся вперед Дракулой, чудом успевая вписываться в повороты. Когда перед ним раздвинулись двери кают-компании, и Дракула ворвался внутрь, она собрала все силы и ринулась наперерез. И вовремя. От того, чтобы схватить за горло ничего не подозревающего Снаута, Дракулу отделяла какая-то пара футов. – Он ничего мне не сделал! – еще раз проорала она. Дракула замер. – Ему нужна помощь, – уже нормальным тоном сказала Агата. – Пожалуйста, выслушай его. Снаут за ее плечом закашлялся. Звук подозрительно напоминал сдавленный смех. Агата глубоко вздохнула и отступила в сторону. – Я искренне надеюсь, что вы оба станете вести себя как взрослые люди, – опускаясь в ближайшее кресло и скрестив на груди руки, сказала она. Снаут и Дракула обернулись к ней и синхронно кивнули. Агата потянулась к столику рядом с креслом и пододвинула к себе стоящие на нем чайник и чашки. ... – Вы хотите, чтоб я залез в вашу голову, но при этом намерены прятать от меня вашего «гостя»? – в голосе Дракулы звучало любопытство. – Вы сами сказали, что не читаете мысли и даже, в общем, не видите всё. Но вам доступны смысл чувств и поступков, вы видите страхи, желания и мечты. Дракула сидел на диване в центре кают-компании, держа на коленях планшет, на котором были открыты файлы из фонда Харкера. Снаут устроился рядом в кресле и подался вперед, почти нависая над ним. – Это всегда по-разному, – отмахнулся Дракула. – Но, допустим, вы правы. Я все еще не понимаю, зачем... – Думаю, мистер Снаут хочет найти контакт со своим «гостем», – неожиданно вмешалась Агата. С тех пор, как утром она побывала в каюте у Снаута, она не переставала думать об их разговоре, и это было единственной причиной, почему тот мог хотеть, чтобы Дракула его укусил. – А для этого нужно лучше понять его. А чтобы лучше понять его... – ...нужно понять себя, – закончил Дракула раздраженно. – Очевидно. Но мне-то что с этого? Я выбираю жертв весьма аккуратно, – промолвил он, пристально глядя на Снаута. – Что мне можете предложить вы? – Как будто другие что-то тебе предлагали! – не удержалась Агата. – Они были мне интересны, – ответил Дракула. – Тебе ли не знать. Она махнула рукой. – Я думала, ты сразу уловишь идею. – Агата встала и принялась ходить взад-вперед. – Если нам удастся узнать, как появляются «гости», если мы сможем разговорить их... – Они не общаются? – Очень мало, – ответил Снаут. – Они не... они не как Агата, – продолжил он. – Ни один из них за все время не обратился к нам напрямую – ни мой «гость», ни... кто бы ни был там у Сарториуса. Сколько бы их там ни было, – добавил он. – Они как бы… просто присутствуют. И не хотят уходить. – Это уже интересно, – промолвил Дракула. – Что еще они делают? – И чего не делают? – подхватила Агата. Снаут смотрел на них, и на лице его читалось отчаяние и неспособность перебороть себя. – Не спрашивайте, – сказал он. – Не спрашивайте, Дракула. Посмотрите, если хотите. Очень медленно Дракула повернулся к Агате, а затем кивнул. *** Агата была совершенно уверена, что они предусмотрели все. Когда следующей ночью она и Дракула выбрались из каюты и отправились в спортзал на одном из нижних уровней, ничто на станции не говорило о том, что кто-то еще, кроме них, бодрствует в такой час. Даже шорохи и шаги в каюте Сарториуса, и те прекратились. Они договорились, что Дракула будет пить кровь Снаута не дольше трех минут, – Дракула заверил, что этого будет достаточно, а рисковать, растягивая сеанс, никто из них не хотел. Они предусмотрели все, кроме того, что у Сарториуса бессонница и среди ночи ему захочется покрутить педали, а вся автоматика станции настроена на голоса персонала. Поэтому когда в половине третьего двери в спортзал разъехались, и появился Сарториус, произошли одна за другой три вещи: погас свет, сработала противопожарная сигнализация, а полы комнаты раздвинулись наподобие огромного люка, открывая обширное пространство под ней. ... – Вы не могли прокричать что-нибудь определенное? – устало спросил Дракула, входя в кают-компанию. В руках у него было полотенце, а вместо обычного черного костюма он был одет в банный халат. – Сами же целее остались бы. – В ловушке для воров пол мягкий пол, – буркнул Сарториус. Он сидел на диване, держа чашку с чаем, о которую грел дрожащие руки. – Вы сами виноваты, – огрызнулся он. – Надо было предупредить меня. Что я должен был подумать? И правда, признала Агата. Она попыталась увидеть их небольшую компанию со стороны, глазами Сарториуса: пустой спортзал, полумрак, на кожаном мате в углу лежит бессознательный Снаут, в горло которому вцепился Дракула, а рядом с ними сидит Агата с часами в руках. Неудивительно, что едва взглянув на это, Сарториус заорал: «Караул! Помогите!». Стандартная электронная охранная система, запрограммированная не давать злоумышленникам передвигаться по станции, немедленно погасила свет. Очутившись в темноте наедине с вампиром (о присутствии Агаты и Снаута он позабыл), Сарториус заорал еще громче, на этот раз: «Помогите! Я так и думал!» и почему-то: «Пожар!». Система отреагировала мгновенно. На Сарториуса и оторвавшегося от Снаута и к тому времени ругавшемуся то ли по-английски, то ли по-румынски Дракулу обрушились потоки воды, ничуть не отрезвившие бедного ученого. Увидев, как в свете сияющих в темноте огней противопожарной сигнализации к нему приближается мокрый Дракула, Сарториус возопил: «Убийца!». Тогда и открылся люк в полу, и все они провалились в оборудованную на станции, как и на всех подобных объектах, на случай вспышек агрессии и безумия среди экипажа ловушку для воров, после чего Сарториус наконец замолчал. – Я должен был заставить вас замолчать навсегда, – с наслаждением произнес Дракула, бросая неприязненный взгляд на Сарториуса. – Мир ничего бы от этого не потерял. Агата посмотрела на него укоризненно. – Мы сами во всем виноваты, – повторила она слова Сарториуса. – Надо было ему сказать. – Она повернулась к Снауту и спросила: – Мистер Снаут, а вы-то как? Вы в порядке? Снаут, который последние пять минут молча сидел, безуспешно пытаясь зажечь сигарету, меланхолично кивнул. – Разобрались? – проворчал Сарториус. Он обернулся к Дракуле. – Вы что-нибудь поняли? К тому моменту, как Дракула, после того, как им удалось выбраться из ловушки (когда названный Сарториусом пароль в третий раз оказался неправильным, и система заблокировала доступ, Дракула вышел из себя и просто пробил дверь кулаком), вернулся из ванной, Агата успела рассказать Сарториусу об их плане. – Ничего, – Дракула покачал головой. – Я говорил, что это каждый раз новый опыт, – сказал он, обернувшись и глядя на Снаута. – Вы сильный человек, Гордон. Я мало знаю таких. Но все, что я понял из ваших мыслей – то, что вы чертовски устали от них. И еще... – Дракула помолчал и, подойдя к креслу, где сидел Снаут, посмотрел на него сверху вниз. Отбросив в сторону полотенце, Дракула присел перед Снаутом. – Я не знаю, кто это, Гордон, – сказал он, глядя в глаза ученого, – и раз вы не хотели, не стал бы смотреть. Но вы его очень любите. Не сопротивляйтесь этому. Снаут закрыл лицо руками и зарыдал. *** Агата впервые поняла, что почувствовал Дракула при ее появлении на Солярисе, когда проснулась однажды утром в Карпатских горах. Лежа на короткошерстном ковре из густой травы, Агата смотрела в ярко-синее небо, вдыхая сочный аромат лаванды и чабреца. Подумав сначала, что она все еще спит – или по какой-то причине Дракула решил пошутить над ней, и это одна из его опиатных грез, она повернула голову вправо. – А ты не мог дождаться, пока я проснусь? Растянувшийся на траве рядом с ней Дракула, в легких пижамных штанах и полотняной футболке, смотрел на Агату внимательно и тревожно. – Это не я. Они поднялись и сели напротив друг друга. Всюду, насколько хватало глаз, простирался зеленый покров. Ниже по склону, уходя под углом в долину, выстроились ряды пирамидальных елей и можжевеловые кусты. Задрав голову, Агата увидела ласточек, парящих высоко над землей. – Carpatii Meridionali, – негромко проговорил Дракула. – Румынские Альпы, – добавил в ответ на ее вопросительный взгляд. – Ниже этого склона течет Арджеш. Агата вскочила на ноги. – Мы... Неожиданно все исчезло. Зелень лугов, далекие горные пики, запах карпатской весны. Агата стояла в каюте Дракулы на Солярисе, глядя на Дракулу, сидевшего на коричнево-красной циновке, покрывавшей пластиковый пол. – Что это было? – тихо спросила Агата. Дракула встал и направился к иллюминатору, за которым, как прежде, плескалось жидкое золото. – Свежая почта, – сказал он, глядя в окно. *** В следующие три дня видение повторилось – только на этот раз Агата и Дракула были в кают-компании, когда перед ними выросли кованая решетка с воротами и монастырский двор. – Только не это, – простонала Агата. Дракула подошел к решетке и дернул ее на себя. – Не поддается, – сказал задумчиво. Двор был пустым. В верхних окнах обители отражалось закатное солнце. Откуда-то издалека слышался лай собак. Она и Дракула стояли на том самом месте, где больше ста лет назад у ворот монастыря появился черный волк в окружении летучих мышей. Агата подумала, что это, должно быть, возмездие. Для них обоих, и каждому – за свое. Но почему такое? И почему сейчас? Видение рассеялось так же быстро, как предыдущее, и как новые после него. Теперь куда бы ни пошли Агата и Дракула, где бы ни находились и что бы ни делали, в любой момент они могли оказаться на русском судне, в голландской маленькой деревушке, в турецком стане или трансильванском лесу. – У меня ощущение, что он перебирает какие-то свои варианты, – сказала Агата, когда неделю спустя после первого случая они шли из кают-компании обратно к себе. – Ищет как будто что-то… Но что? Дракула безмолвно пожал плечами. Он выглядел раздраженным, рассеянным и усталым. Из-за повторяющихся видений он и Агата почти не спали – трудно заснуть, когда не знаешь, где проснешься и с чем. После того, как однажды утром Агата открыла глаза и увидела перед собой отрезанную голову турка в тюрбане, они условились спать по очереди. Но ни один не мог отключиться дольше чем на три-четыре часа. Сарториус и Снаут иногда появлялись – в кают-компании или звонили по телефону, столь же измученные и несчастные, как и прежде, если не больше, и по бросаемым ими отрывочным фразам ясно было, что их преследует та же напасть. – Я прочла сотни записей об океане, – продолжала Агата. – Большая часть исследователей сошлась на том, что океан обладает сознанием – может быть, сложным настолько, что превосходит все наши представления о сознании как таковом. Но ни в одной работе не говорится ни о человеческих формах, ни о подобных… видениях. Разве только у этого летчика… Бертона. В первую экспедицию он спустился один на планету. Потом он долго болел. Рассказывал о встреченных на Солярисе садах, бескрайних земных озерах, реках и водопадах, пустынях и городах. Но его сочли сумасшедшим. Может быть, мы… Замок опрокинулся на них резко, пасмурно, неожиданно. Агата и Дракула одновременно подняли головы вверх. – Трещина на голове дракона над лестницей. Даже она на месте, – проговорил Дракула. Агата молча рассматривала мрачный каменный столб. – Зачем? – прошептала. – Зачем он все это делает? Дракула повернулся к ней, улыбнулся. – А зачем он сделал тебя? – Он меня не... – Агата не ожидала сама, что вспыхнет так яростно. – Я знаю, знаю, – Дракула подошел, потянулся к ней, заключая в объятия. – Я все знаю, – промолвил тихо, – просто я тоже боюсь. Послышались отдаленные шаги Сарториуса. Замок схлынул, как будто его смыло волной. – Он исследует нас. Препарирует, – голос Сарториуса дрожащий, но не от страха или сомнения, – он всегда такой. – Держит, как крыс, в коробке. Дарит галлюцинации... Дьявольская планета... Агата увидела, оглянувшись, как коротко передернулись, как от удара током, узкие плечи Сарториуса. Он прошел мимо них, бормоча что-то себе под нос, неразборчиво. – Как крыс в коробке... – Дракула засмеялся. Развернув Агату к себе, он взял ее лицо в ладони, заставив поднять голову. – Что нам делать? Что нам делать, Агата? – спросил. – Поговорить со Снаутом и Сарториусом. Хватит с нас недомолвок, – Агата выпрямилась. – Нам нужно увидеть их «гостей». Она решительно отстранилась от Дракулы и двинулась в направлении отсека кают персонала. *** Три недели спустя после первого появления видения прекратились. Внезапно и без всяких причин. Просто однажды утром, проснувшись, Агата, взглянув на часы, поняла, что проспала всю ночь, глубоко и спокойно. Потянувшись к лежащему рядом Дракуле, она разбудила его. Выяснилось, что и он, утомленный долгими днями отрывочного и редкого отдыха, отключился прямо во время дежурства. Встревоженные, они встали и обошли станцию, готовые к новым неприятным сюрпризам. Но все было благополучно – насколько в такой ситуации вообще могло быть. Снаут и Сарториус, несмотря на жаркие уговоры Агаты так и не согласившиеся показать им «гостей», сидели каждый у себя, изредка выбираясь на кухню кают-компании или на продуктовый склад. В эти короткие встречи Дракула и Агата заметили, что ученые больше не кажутся такими измученными и подавленными, как раньше. Снаут набрал вес и помолодел, волосы его, прежде постоянно вздыбленные и грязные, стали чистыми и аккуратно расчесанными. А Сарториус сменил свой вечный грязно-серый халат на легкий свитер и полотняные брюки. Настроение на станции по-прежнему было тревожным. Но гнетущая боль и жгучая неопределенность ушли. На двадцать девятый день с момента появления видений, когда Агата и Дракула сидели в кают-компании, дверь неожиданно отворилась, и вошел Снаут, держа за руку мальчика лет шести. Он был высоким для своего возраста, одетым в джинсы, какие носили в конце двадцатого века, футболку с принтом и толстовку. Светлые волосы мальчика были аккуратно зачесаны назад. Агата и Дракула переглянулись и поднялись. Нетвердым шагом пройдя разделявшее их расстояние, Снаут остановился напротив них. – Это Джейсон, знакомьтесь, – сказал он, крепко сжимая руку ребенка. – Джейсон, скажи «добрый день». – Добрый день, – вежливо проговорил мальчик. Лицо его было уверенным и спокойным, – ни тени страха или тревоги не отражалось на нем. – Здравствуй, – отмерев первой, отозвалась Агата. – Меня зовут Агата Ван Хельсинг, – наклонившись и протянув руку мальчику, сказала она. – Джейсон Снаут, – мальчик пожал ее руку и обернулся к Дракуле. – А вы кто? Дракула посмотрел на Агату, затем – на Снаута и улыбнулся. – Привет. Я – граф Дракула, – сказал он. – Я читал о тебе, – мальчик сощурился. – Про тебя написано в материалах фонда Харкера. Ты вампир? У тебя есть клыки? – Простите, – Снаут залился краской, – он глотает все книги, что попадаются под руку. И от него ничего не спрячешь… – Все в порядке, – Дракула рассмеялся. Он повернулся к Джейсону. – Да, у меня есть клыки. – Здорово! – восхитился мальчик. – А можно… – Джейсон, – прервал его Снаут. – Нам с графом Дракулой и мисс Ван Хельсинг нужно поговорить. Можешь оставить нас? – он сглотнул. – Ненадолго. Мальчик кивнул и, развернувшись, убежал куда-то в сторону кухни. Несколько минут стояла полная тишина. – Кто это? – наконец решилась спросить Агата. – Мой сын, – отозвался Снаут. И посмотрел на Дракулу. – Он погиб десять лет назад. Дракула молча кивнул. – Я подумал… – Снаут запнулся и помотал головой. – Сколько можно от этого бегать? Мы ведь уже все перепробовали, и я… – Вы поступили правильно, мистер Снаут, – начала было Агата, но тут двери опять открылись, и вошла высокая красивая чернокожая женщина, одетая в цветастое летнее платье. Безмолвный Сарториус плелся за ней. – О, привет! – увидев Дракулу, Агату и Снаута, воскликнула женщина. – Надо же, сколько гостей! – Милый, почему ты меня не предупредил? – она повернулась к Сарториусу. – Ладно, я что-нибудь придумаю. Надеюсь, на кухне найдется… – сказала она и тут же перебила себя. – Ну что я за недотепа! – подойдя к стоящим на том же месте новым знакомым, она протянула руку Агате. – Летиция. Агата назвала свое имя. Затем настал черед Снаута с Дракулой, а когда все оказались представлены, Летиция повернулась к Сарториусу и, пропев: – А сейчас мне надо заняться готовкой. Не скучай, дорогой! – исчезла на кухне. – Сарториус, не ожидал от вас, – сказал Дракула, проследив глазами за исчезающей за кухонной стойкой пестрой юбкой. Сарториус только рукой махнул. – Вы были правы, – промолвил. – С самого начала правы, а я вел себя как болван. Ясно же, что нам от них никуда не деться. С кухни донеслось жизнерадостное пение Летиции. – Она была моей первой любовью, – глухо сказал Сарториус, хотя никто не спросил его о ней. – Я учился на последнем курсе. Мы познакомились в театре. Летиция была актрисой. Блестящим имитатором. Вы, – он усмехнулся, – вы, наверное, слышали… голоса. Мы должны были пожениться, когда… Летиция высунулась из кухни и, спросив у Сарториуса, где лежат специи, скрылась снова, послав ему воздушный поцелуй. – Ее убил пьяный грабитель за две недели до свадьбы, – проговорил Сарториус. – В полиции сказали, что скорее всего он собирался ее изнасиловать. Ее… платье было разорвано. Детектив сказал, поэтому у нее была рана на голове. Его… того человека… поймали. Он утверждал, что не хотел ее смерти. Просто не рассчитал удар. – Думаю, нам всем надо выпить, – сказал Дракула в наступившей абсолютной тишине. Минут через двадцать они сидели, устроившись на диване, потягивая изумительный кофе из крошечных чашек и доедая остатки лазаньи, которую Летиция умудрилась приготовить из обнаруженных на кухне полуфабрикатов. Дракула отказался и от первого, и от второго, но Летиция удивительным образом не обиделась – благодаря то ли обаянию Дракулы, то ли своей собственной щедрой и доброй натуре. Как и все остальные, кроме Снаута, Летиция впервые увидела Джейсона – и немедленно взялась его опекать. После ужина она заявила, что ребенку нужен здоровый сон, и они с мальчиком ушли в каюту Сарториуса. – Ее теперь не оторвешь от него, – со слабой улыбкой сказал Сарториус. Агата положила руку ему на плечо. Воцарилось молчание. – Как мы могли их избегать? – вдруг произнес Сарториус. Было видно, что этот вопрос мучает его уже очень давно. – Почему мы столько времени отвергали их? – Вы испугались, – сказал Дракула, – это естественно. – Вы же не испугались, – покачал головой Снаут. Дракула улыбнулся. – Да. Но не потому, что я смелее вас. Просто, в отличие от вас, я привык видеть встающих из гробов мертвецов. Агата закатила глаза, но Снаут и Сарториус неожиданно рассмеялись. – Что же, – сказал Сарториус после небольшой паузы. – Вы познакомились с ними. Они увидели вас. Приблизило это нас хоть на йоту к пониманию того, что происходит? Дракула задумчиво повертел в пальцах вилку. Положил на тарелку и снова взял. Вилка ему не требовалась, но подобные мелкие вещи всегда его завораживали. – Нет, – проговорил он медленно. – Видите ли, Сарториус, – он замолчал, словно пытаясь поймать важную мысль. – У меня ведь тоже были жена и ребенок. Они погибли пятьсот лет назад в Трансильвании во время очередной войны с турками. И они не вернулись. Разве я не любил их? В наступившей вновь тишине было слышно, как вилка постукивает по тарелке. – У меня были мать и отец, и любимый брат Раду, которого мои же бояре похоронили заживо, – продолжал Дракула, – их тоже здесь нет. – Какое это имеет... – начал Сарториус. – Он хочет сказать, что чувство вины тут ни причем, – тихо проговорила Агата. Снаут и Сарториус недоуменно уставились на нее. – Снаут, – удивилась Агата. – Вы же читали материалы фонда Харкера. – Там должно было быть написано, что произошло со мной. – В них сказано, что вы пропали без вести. Она улыбнулась. – Можно это и так сформулировать. – Чувство вины ни причем... – протянул Сарториус. – Не понимаю. Но тогда что? Дракула вздрогнул, словно очнувшись от сна. – У меня есть идея, – промолвил он. Он неожиданно повернулся к Снауту. – Гордон, как погиб ваш ребенок? Несколько мгновений Снаут молчал, будто не в силах заставить себя говорить. Дракула наблюдал за ним внимательно, не торопя и не повторяя вопроса. – Я... я не знаю, – наконец выдавил Снаут. – Меня не было дома. Я ушел на работу. В лаборатории было много дел... Вернулся за полночь. А жена... Она сказала, что отвлеклась всего на минуту... А когда вошла к нему в комнату, он был уже мертв. – Я так и думал, – качнул головой Дракула. Он поймал вопросительный взгляд Агаты, напряженный и острый – Сарториуса. – Все эти люди, – сказал он, – Джейсон, Летиция и Агата – не просто те, кого мы полюбили. Не просто те, кого выбрали вопреки всему – Джейсон ведь был нежеланным ребенком – Снаут, я прав? – Мои родители были против нашего брака с Летицией, – в изумлении прошептал Сарториус. На Снаута было страшно смотреть. – А сестра Агата была монахиней, – закончил Дракула. – Мы их выбрали, – повторил он, – не считаясь с волей других, с тем, кем были мы и они, и даже с самим здравым смыслом. А потом они умерли. Кто-то – по нашей вине, или же мы так думали, – он умолк, – кто-то – по чьей-то еще. А Солярис... – Дракула обернулся и посмотрел на Агату. – Видимо, он возвращает то, что мы просили вернуть. Пусть бессознательно, пусть не зная, о чем именно просим. Непонятно к кому обращаясь, мы видели их ночью во снах. И Солярис нас просто услышал. Потому что там, в наших снах, мы снова выбрали их. Некоторое время они молчали. – И все-таки... разве они настоящие? – бросив короткий взгляд на Агату, робко спросил Сарториус. Дракула пожал плечами. – Я годами пытался создать живое из мертвого. И потерпел неудачу. – Он обернулся к Агате. – Знаешь, я никак не мог понять почему. Они всегда были либо слабыми, либо безумными. Джонни – единственный, кто оказался другим. Но он ушел от меня. – Дракула улыбнулся. – И, кажется, я догадался, что было не так тогда и что изменилось теперь. Дело никогда не было в нем. Или в тебе. Это всегда был я. Только я. Так что, – он вновь посмотрел на Сарториуса, – думаю, да, они настоящие. Настолько, насколько настоящие мы. Мелодичный звук, последовавший за его словами, заставил всех вздрогнуть. Извинившись, Снаут достал из кармана телефон. Нажав кнопку приема вызова, он быстрым шагом вышел. С тихим шипением за окном поднялись световые фильтры. – Я много думала о том, что здесь происходит... – начала Агата. – Все время, что я тут, меня не оставляет странное чувство... – Не только тебя, – усмехнулся Дракула. – Я не об этом, – сердито отмахнулась Агата. – Я хотела сказать... Дверь отворилась, и внутрь ввалился Снаут. Он был бледен и снова выглядел так, словно его пытали несколько дней подряд. Пройдя через комнату, Снаут плюхнулся в кресло и принялся шарить по карманам в поисках сигарет. Достав сигарету из мятой полупустой пачки, он зажег ее с третьего раза. Пару мгновений безмолвно сидел, рассеянно выдыхая дым. – Что случилось? – чуть слышно проговорила Агата. Она чувствовала себя так, словно звук ее голоса, звук любого вопроса, разрушит хрустальную пленку, которой Снаут будто покрылся весь с головы до ног. Снаут поднял на нее глаза. – Проект «Солярис» сворачивают, – сказал он. – Поступления оборудования и средств прекращаются со следующей недели. Станция будет уничтожена через месяц, начиная с этого дня. *** – Фрэнк, что ты выяснил? – Дракула стоял, склонившись над включенным на столе небольшим монитором. Каюту заполнял матовый золотистый свет. На экране маячило взволнованное лицо Рэнфилда. – Информации крайне мало. И вся – в закрытых источниках, – прозвучал его запинающийся голос из динамика. Рэнфилд поправил очки. – Финансирование... обеспечение соляристских исследований было сведено к минимуму пять лет назад. Я имею в виду, государственное финансирование. – Американцы? – уточнил Дракула. – Под эгидой ООН. Покорение космоса, новый путь к звездам... Сами понимаете, это был важный... имиджевый проект. Дракула кивнул отрывисто. – Дальше. – Солярис обнаружили в две тысячи двадцатом совершенно случайно. Ошибка в навигационной программе беспилотного модуля. Планету изучали – долго и безуспешно… – Я знаю. Рэнфилд нервно сглотнул. – Нынешняя ситуация крайне странная. Государственные деньги перестали поступать на Солярис... в две тысячи двадцать шестом, – сказал он, сверившись с какими-то лежащими перед ним бумагами. – Ни Организации Объединенных Наций, ни NASA он был больше не интересен. Согласно их документам, станция уже много лет пуста. Вплоть до прошлой недели средства на счета приходили от частной компании. Неофициально, – он замолчал. – Они решили попробовать еще что-нибудь из него выжать и продали лицензию турфирме, – подойдя из-за спины Дракулы, сказала Агата, знавшая эту историю от него. – Именно так, – Рэнфилд взглянул на Агату и снова поправил очки. – Идея сделать из Соляриса... э-э-э... объект космического туризма, казалась, вероятно, выигрышной… – Но не сработала, – Дракула вспомнил единственный «отзыв» о пребывании на планете, который прочел на Земле. Рэнфилд кивнул. – Судя по документам, фирма… вообще не планировала массовых туров. Это потребовало бы серьезных вложений, а само путешествие для клиентов оказалось бы слишком дорогим. Скорее всего, в итоге компания использовала Солярис для уклонения от налогов. А когда все раскрылось... Наступило молчание. – Ты узнал, можно ли остановить консервацию? Так это называлось в официальном уведомлении, пришедшем на почту Снаута через пятнадцать минут после телефонного разговора. «Консервация с последующей ликвидацией в кратчайшие сроки». – Боюсь, что нет, темный лорд. Остановить нельзя, я хочу сказать – добавил Рэнфилд поспешно. – Я, разумеется, все узнал. Дракула медленно кивнул. – Деньги? – спросил отстраненно. – Ищу возможности, но их не так много, – покачал головой адвокат. Он вздохнул: – С точки зрения NASA, станция – просто груда дорогостоящего металла и пластика. Каждый следующий день ее пребывания на орбите... – Я тебя понял, Фрэнк, – перебил его Дракула. Он бросил короткий взгляд на Агату, затем посмотрел на Рэнфилда; тот выглядел совершенно несчастным. Весь его вид говорил о том, что он жаждет помочь, но не знает как. – Я тебе потом позвоню. Он коснулся значка на экране, и лицо адвоката исчезло. ... – Нам придется что-то придумать за эти... – Что, двадцать восемь дней? Как вы себе представляете... – Должен быть выход... – Возможно, Рэнфилд... Агата сидела на диване в кают-компании и следила за спорившими мужчинами. В другой части комнаты на удобных пуфах устроились Летиция с Джейсоном. Кажется, они собирали пазл. Тихо переговариваясь, они смеялись, полностью увлеченные своим занятием и друг другом. Окинув женщину и ребенка рассеянным взором, Агата слегка позавидовала их безмятежности. С момента, когда стало известно о планах уничтожении станции, Летиция и Джейсон были единственными, кто сохранял спокойствие. От них ничего не скрывали. Сарториус и Снаут, и без того пережившие слишком много, просто не нашли в себе сил. Агата их понимала. Прятаться, шептаться и лгать, – теперь уже «гостям», – улыбаться, натужно болтая о пустяках, было невыносимо. Однако из-за того ли, что были не в состоянии осознать опасность, или же потому, что безраздельно им верили, Летиция и Джейсон не только не упрекнули ни в чем ученых, но, казалось, убеждены были твердо, что все хорошо. Ей бы такую уверенность, подумала устало Агата. Дракула был вне себя от ярости. После того, как попытки решить дело с помощью денег, переговоров, закулисных интриг, скрытых угроз и еще раз – денег, одна за другой провалились, несколько дней Агата всерьез боялась, что он сорвется на Землю, отыщет владельцев туристической фирмы и перебьет. Но с учетом всех гиперпрыжков и пересадок путешествие заняло бы не меньше недели. А Дракула не хотел терять ни секунды. – Технически, – сказал он, садясь на диван рядом с Агатой, – провезти на планету трех нелегалов должно быть не так уж трудно. – Он посмотрел на Снаута, расположившегося за столом, по соседству с переполненной пепельницей. – Сколько на станции спасательных капсул? – Капсул достаточно, – вмешался Сарториус. Они со Снаутом обменялись мрачными взглядами. – Вы не слушаете? Нейтринные формы, – он сделал паузу, – нестабильны. Чем дальше они от... источника, тем слабее становится связь между частицами. – Сарториус отошел от стеклянного шкафа, на который опирался все время их бурного разговора. – Нет никаких гарантий, что мы довезем их живыми, – закончил он напрямик. Агата представила, каково это – распасться на атомы. Вспыхнуть и моментально исчезнуть. Солнечный ветер, так Сарториус тогда говорил? Она поднялась и принялась мерить шагами кают-компанию. Это всегда помогало ей думать. Напряженная тишина за спиной длилась и длилась, пока Дракула наконец не сказал: – Если мы не можем забрать их отсюда, значит, мы остаемся. Я остаюсь, – поправил он самого себя. – Вы можете поступать как знаете. Последовавшие за его словами возгласы двух ученых были полны такого негодования, что Агата улыбнулась невольно. Надо же, всего пять месяцев прошло. – Мы не можем бросить здесь наших близких, – донесся до нее голос Сарториуса. – И не можем с ними уйти. – Сарториус замолчал. – Что же нам остается? Медленно Агата подошла к центральному иллюминатору, полностью заменяющему восточную стену. Подняла руку и коснулась стекла. Несколько мгновений смотрела на сияющий золотом контур собственных пальцев. – Нам остается – остаться, – сказала она. Обернувшись, посмотрела на уставившихся на нее изумленных мужчин. Летиция с Джейсоном подняли головы от пазла и взирали на нее с любопытством. – Солярис непригоден для жизни, – тишину нарушил Сарториус. – Ядовитая атмосфера, нет плодородной почвы, девяносто восемь процентов суши занимает плазменный океан. – Орбита планеты стабильна достаточно для того, чтобы не быть притянутой собственным солнцем и для того, чтобы океан сохранял свой гомеостаз. Но если судить по геологическим данным, на Солярисе не было живых организмов последние сто тысяч лет, – сказал Снаут. – Живых организмов, – Агата все еще улыбалась. Она повернулась к Дракуле. – Именно что живых. Прикрыв глаза, Дракула выпрямился и слегка откинул назад голову. Агате было слишком знакомо это его выражение. Она терпеливо ждала. – Но почему ты думаешь?.. – прошептал он чуть слышно. Снаут с Сарториусом непонимающе смотрели на них. – Что… – начал Снаут. – Как только я увидела это, – сказала Агата, указав за окно. – В самый первый момент, когда ты показал мне. Океан, сны, видения, мысли. И золотистый свет. Я никогда не видела столько света. Дракула встал и приблизился к ней. – Агата Ван Хельсинг, я давно не боюсь ни креста, ни солнца, – проговорил; вернул ей улыбку. – Я даже умереть не боюсь. Но твои поиски Бога меня пугают. Агата смотрела на него спокойно и прямо. – Так поддержи меня, – сказала она. Он не ответил. Подошел совсем близко, помедлил, взял ее руки в свои. – Непременно, – выдохнул. – Располагай мной, пожалуйста. … – Дракула, вы понимаете, что собираетесь сделать? – голос Сарториуса был тревожен и терпелив. Кажется, он решил, что они помешались, подумала Агата. Боится, что обошелся с ними жестоко. Это ему больнее, чем то, сколько раз он успел на Солярисе надругаться над самим собой. – На планету нельзя спуститься. Солярис убьет вас. – Сарториус, – мягко сказала Агата. – Дракула – вампир. Его невозможно убить. Ладно вам, вы же сами пробовали, – не удержалась она. Сарториус покраснел. – Уничтожить не-мертвого – существо, умершее от руки вампира после того, как тот выпил его до дна, – продолжала Агата, – можно, только если вогнать осиновый кол ему в сердце. И больше никак. Не спрашивайте почему, – добавила. – Мне не нужно дышать, – сказал Дракула. – И сомневаюсь, что плазма может каким-то образом мне навредить. В крайнем случае, отлежусь на трансильванской земле. На лице Сарториуса отразилось сомнение. Повеселевший Снаут зажег сигарету. – А вы, Агата? – спросил он, затянувшись. – Мое тело создал Солярис, – просто сказала она. – Мне требуется еда и питье, и воздух, потому что он меня… спроектировал и адаптировал к условиям станции. – Она посмотрела на Дракулу. – Но изначально материя и энергия, из которых состоит мое тело, те же, из которых состоит и он сам. – Это может сработать, – вынужден был признать Снаут. – Вы спуститесь и останетесь живы. Но зачем? Агата рассмеялась. – А разве не ясно? Мы появились здесь потому, что он выполнил вашу просьбу, – видя, что все, кроме Дракулы, выглядят озадаченными, сказала она. – Вашу, Сарториус, вашу, Снаут, и Дракулы. Это так просто, что я не могла поверить. – Агата пожала плечами. – Со мной всегда так. Дракула смотрел на нее с обжигающей нежностью. – «Просите, и дастся вам»*, – процитировала Агата. – Здесь, на Солярисе, мы убедились, что это правда. Но если так, то правда и другое. – «Стучите, и вам откроют»*, – промолвил Дракула. – Да. – Переговоры? – Сарториус откинулся в кресле. – Хорошо, но о чем? – Не переговоры, а просьба, – Дракула посмотрел на Агату. – Или, вернее, ответ. Сарториус недоуменно нахмурился. – Все это время, – теперь уже тон Агаты звучал терпеливо, – все это время Солярис делал именно то, – она улыбнулась, – ради чего вы сюда прилетели. То, ради чего люди отправились в космос. Ради чего совершали паломничества во все времена. – Он предлагал нам контакт, – сказал Дракула и развел руками, словно бы поражаясь и своему скудоумию, и непонятливости друзей. – Не ультиматумы, не угрозы, не манифест и не демонстрацию силы. Ничего из того, о чем я думал вначале. Контакт. – Он прислал к вам нас и он создавал видения из наших прошлых жизней в течение многих дней, – мягко сказала Агата. – Очевидно, что он способен сформировать абсолютно любую среду. Разве не дал он понять это? Снаут с Сарториусом смотрели на них ошарашенно. Сарториус смущенно откашлялся. – Не может такого быть. И вы думаете, он нас… примет? – каким-то писклявым шепотом спросил он. Дракула усмехнулся. – Я думаю, что нам давно пора попросить. *** Станция «Солярис» была уничтожена пятнадцатого октября две тысячи тридцатого года, в двадцать часов по Гринвичу. Рэнфилд узнал об этом из утренних новостей. Сообщение не отличалось ни важностью, ни – соответственно, срочностью. Несколько слов перед прогнозом погоды. Технический прогресс переменчив, а новости вечны, подумал Рэнфилд и отправился в офис. Следующие пять недель прошли как в тумане. Рэнфилд ходил на работу, заводил новых клиентов, улаживал дела старых, пережил три дележа наследства и два развода, и к середине марта очнулся у себя дома с пузырьком антидепрессантов в руке. Чуть поразмыслив, Рэнфилд пошел на кухню, выкинул антидепрессанты в корзину для мусора, открыл шкаф и налил себе вина. Он не должен был чувствовать себя виноватым. Он это точно знал. Хорошо помнил, как Дракула во время последнего их сеанса связи, приказав прекратить операцию по спасению станции, помолчав, добавил: – Я понимаю, как это выглядит, Фрэнк. Не стану говорить, что это не то, что ты думаешь. Но прежде, чем все случится, тебе нужно узнать: винить себя тебе не в чем. Рэнфилд осушил бокал залпом и наполнил снова до края. Он привык слушаться повелителя. Он дал ему слово быть на его стороне всегда, – в первый день их знакомства. Резко поднявшись со стула, он отставил бокал. Не включая свет, прошел в комнату, упал на кровать и заснул. Сон уходил медленно, как старая боль. Дракула никогда не пил его кровь, но Рэнфилду отчего-то казалось, что это должно ощущаться именно так. Имя Дракулы скрипнуло в голове сломанной дверью. Рэнфилд поднял голову – и застыл. Одна из стен его спальни исчезла полностью. На ее месте открывался вид на зеленый буйно растущий сад с вымощенными камнем дорожками, нестрижеными кустами и пестрыми клумбами. Деревья повыше окружали сад наподобие чаши, вершинами устремляясь к ослепительно синему небу. Сплю, успокоился Рэнфилд. Он натянул на себя одеяло и принялся с любопытством рассматривать расположенные ближе всего к нему кусты роз и заросли наперстянки с лавандой. Их одуряющий аромат моментально заполнил комнату. Рэнфилд чихнул. – ...Снаут хочет фиалки и крокусы. Я отчаялся его переубедить. – Чем тебе не угодили фиалки? Голоса доносились из-за живой изгороди, справа пересекавшей видимую Рэнфилду часть сада. Женский ему приходилось слышать всего один или два раза в жизни, зато мужской... Они вышли из-за стены из веток и листьев настолько внезапно, что Рэнфилд подпрыгнул. – Фрэнк, – рассмеялся Дракула. Он выглядел совершенно таким же, каким его помнил Рэнфилд – высоким, остро-насмешливым и... живым. Посмотрев на женщину, затем снова на Рэнфилда, он вошел в спальню. – Темный лорд, вы погибли, – обвиняюще сказал Рэнфилд. На лбу его проступила испарина; он нервно комкал одеяло в руках. – Погибла станция, – отозвался Дракула. Он обернулся, посылая улыбку женщине. Та кивнула и, посмотрев еще раз на Рэнфилда, исчезла из виду. – Это не так легко объяснить, – сказал он, подойдя. – Вы могли попытаться, – проговорил Рэнфилд. – Мог, и, наверное, должен был, – не стал спорить Дракула. – Считай это проявлением малодушия. Надеюсь, последнего, – добавил, вздохнув. – Жаль, что вы только сон, – горько промолвил Рэнфилд. – Но вы хотя бы ушли вместе с ней. Повисла пауза. – Я ушел вместе с ней, – медленно сказал Дракула. – И это было прекрасно. Лучшее, что случилось со мной. Он оглянулся, и, проследив за его взглядом, Рэнфилд увидел, что синее небо над кронами лип и каштанов переходит в золотистое зарево, будто вдали над ними пылает жидкий огонь. – Темный лорд, – невольно подавшись вперед, поперхнулся Рэнфилд. Дракула смотрел с улыбкой, какой Рэнфилд не видел у него никогда. На которую не считал его даже способным. С оглушающей ясностью Рэнфилд понял: это – на самом деле. Не сон, не фантазия, не алкогольный бред. Обыкновенная правда, – как, видимо, все на Солярисе. Он потрясенно сглотнул. – Но... темный лорд... Темный лорд, вы... вернетесь? – пролепетал он, не помня себя. Дракула вновь улыбнулся и двинулся в сторону сада. Оттуда слышались голоса – мужские и женские. С ними звучал в унисон и спорил голос мальчишки-подростка. На месте отсутствующей стены Дракула на мгновение задержался. – Увидимся, Фрэнк, – сказал он. – Держи в порядке дела.