Пять пуль

Дверь захлопнулась, но ещё несколько минут из-за нее доносились надсадные крики и удары. Хорошо, что достаточно крепкая, выдержит даже спецназовца — проверял на себе — а уж этого задохлика тем более. Стоять рядом и слушать было невыносимо, но заставить себя уйти не получалось, слишком сложным было отношение ко всей ситуации. И только когда в коридоре воцарилась полная тишина, удалось сдвинуться с места. Единственная обжитая комната больше всего напоминала волчье логово, им по сути и являлась; из обстановки только стол, диван и сваленные в углу мишени, из необходимого — оружие, бутылка рома и ещё несколько в задвинутой в угол сумке. Олег поднял ту, что стояла на полу, и устроился на диване, закинув ноги на край столешницы. Пары глотков хватило, чтобы расслабиться и подавить желание вернуться к двери и убедиться, что пленник — это слово лучше всего описывало нынешнее положение некогда лучшего друга, потом нанимателя и в конце концов совсем поехавшего психа — не разбил себе голову. Уже посмотрел, что жив, ну и хватит пока. Олег отставил бутылку и запрокинул голову. Врачи настоятельно рекомендовали ему не пить и желательно вообще не шевелиться, слишком серьезное ранение и слишком долго вытаскивали с того света. Не то чтобы он особо учитывал их мнение. Жить со всем случившимся на трезвую голову было трудно, и ещё труднее объяснить хотя бы себе, зачем в очередной раз полез в пекло. Ради чего. Ради кого. В детстве Серёга был слабее многих детдомовских, за что регулярно от них огребал — такой себе козел отпущения для утверждения превосходства. Но впечатляло, что он не ломался и вставал снова, и снова, и снова, даже когда весь в синяках. Уж точно заслуживал уважения больше, чем шпана, которая понимала только силу, на этом и сошлись, став сначала просто друзьями, а потом маленькой стаей, скалящей зубы на остальной мир. Олег уже тогда имел опыт в уличных драках и щедро делился им с Серёгой, чтобы тот не оставался беззащитным даже в одиночестве. Как потом выяснилось, заниматься почти профессионально он продолжил и в институте, и после него. Все это пригодилось уже взрослому Сергею Разумовскому, с которым они не виделись, кажется, несколько лет; который за это время стал тем ещё маньяком, разнесшим Питер. Само собой, не наемнику напоминать ему о заповеди «не убий» — Олег и не собирался, давно привыкнув, что у человеческой жизни есть цена, в баксах ли, евро или рублях, и назначает ее тот, у кого есть деньги. Молодой эксцентричный миллиардер, как вариант. Но есть вещи, которые не поддаются оценке и не забываются благодаря кинутой в лицо зелёной пачке. Ошейник с бомбой на шее. Пять почти смертельных ранений. Предательство. Зачем после этого вытаскивать человека, который плюнул на доверие некогда единственного друга, обменяв его на эффектную реализацию плана? Олег и сам не знал. Ту связь, которая тянется ещё с детства, просто так не разорвать, но простить можно все, кроме предательства. Возможно, он просто хотел сам разрядить в Разумовского магазин, а не доставлять такое удовольствие российской полиции. Выстрел. Первая пуля попала под ключицу. Выстрел. Вторая пуля осталась где-то в районе печени. Выстрел. Третья прошла сквозь сердце. Выстрел. Четвертая оказалась в животе. Выстрел. Руку свело судорогой, и пятая пуля вместо плеча улетела в стену, выбив искры. Олег опустил пистолет, подумав, сунул в поясную кобуру — все это время всегда держал под рукой, особенно когда относил еду пленнику — и подошёл к мишени. Неплохой результат… для непрофессионала. Нужно было точнее, да и с руками необходимо что-то делать — толку с него, если они трясутся, и толком стрелять не получается. Огнестрел, конечно, не единственное оружие, но в большинстве случаев самое эффективное. Отложив расстрелянную фигуру, Олег поднял поднос и пошел к запертой «камере». Разумовский сидел на полу и поднял голову на открывшуюся дверь; вид у него был полубезумный, но в глазах читалось некое осознание или его подобие. — Олег, — он сглотнул, но даже не пошевелился и больше ничего не сказал. Похоже, накричался в прошлые разы, голос звучал почти так же хрипло, как у самого Олега. Олег поставил поднос на пол и, поколебавшись, достал пистолет. Простое, в сущности, решение, которое позволит отвести душу и отомстить за обманутое доверие. Своих не предают, иначе в этой чертовой жизни останется только одно: вечно оглядываться за спину, видя врага в каждом. Не худшее свойство, но в любой момент может перерасти в помешательство, массовые убийства и теракт в центре города. За примерами далеко ходить не надо. — Я, знаешь, никак не решу, что с тобой делать. Ты же не будешь спорить, что сейчас ситуацией управляю я, — он сел на корточки напротив Разумовского, прямо глядя ему в глаза, но пистолет не наставляя. Вот если кинется, тогда да, выстрелить все равно успеет. — Я тебя давно знаю, но потом ты решил меня расстрелять. Предложения? — У меня нет предложений, я просто рад, что ты жив. Хочешь отомстить? Имеешь право. Я уже раз пять умирал за прошедшие полгода и давно не знаю, кем или чем стал. Не буду возражать, если эта смерть окажется последней, — и Разумовский сделал то, что со всей своей эксцентричной натурой мог сделать только он: поднял руку Олега с оружием и уткнулся лбом в дуло. — Прости меня. Не скажу, что не хотел, но больше всего сожалею именно об этом. Олег выстрелил. Но в последний момент сам отдернул руку, в очередной раз попав в стену. Разумовский завалился вперёд, но успел выставить руки и не упасть лицом в пол. Рыжие отросшие волосы почти полностью скрыли лицо. — Жестоко, — сдавленно сказал он. — Наверное, милосердной смерти не заслужил. — Точно. Только пять пуль, и оставить подыхать в подвале. Я даже тренировался, — безэмоционально сказал Олег и поднялся. — Но твоими стараниями я не могу попасть даже в упор. Можешь сказать себе спасибо. В логове он первым делом перезарядил пистолет и навёл его на бутылку. Рука затряслась, как будто он перестарался с тяжестями, и мышцы отказывались слушаться. Стекло разлетелось только с третьего выстрела. «Не знаю, кем или чем стал». Кажется, в этом они похожи — Олег и сам не знал, кем вышел из больницы. Вернуться в наемники он уже не сможет — человек, не способный попасть в бутылку с трёх метров, в этом деле бесполезен, а ничего другого не умеет. И не важно, сколько времени займет реабилитация, полностью он уже не восстановится, а сломанным оружием много не навоюешь. Не напрашиваться же в самом деле в тренеры какого-нибудь подпольного бойцовского клуба. Хотя рекомендация: «Единственный выжил в бойне, устроенной самим Сергеем Разумовским, признанным психом и террористом» — звучит неплохо. Оставалось только одно, и оно сейчас сидело рядом под замком и полчаса назад предлагало себя застрелить. Пусть это глупость, но, кажется, Олег вытаскивал Серёгу не из мести; просто хотелось поверить в него — они в очередной раз стали единственным, что было друг у друга. Инстинкт самосохранения и здравый смысл могли бы возразить и заставить одуматься, но они, увы, погибли на операционном столе. Вытекли вместе с кровью в том особняке. Открыть дверь и подождать, бежать Серёге отсюда все равно некуда, а вот мозгов, если он их не растерял, хватит, чтобы придумать, как им обоим жить со всем этим дерьмом. Но сперва — хорошенько выспаться и всегда под рукой держать заряженный пистолет.