«Уж лучше буду получать за это всё необходимое, чем позволю другим делать это бесплатно»
Вот что она тогда подумала. Мужские руки на своём детском теле чувствовать было неприятно. Чувствовать, что тебя буквально втрахивают в кровать с шёлковыми простынями было мерзко. Но это всяко лучше, чем быть ещё раз изнасилованной в подворотне. При чём за просто так. Здесь же ей платят. И очень неплохо. Теперь она не перебивалась чёрствым хлебом и молоком. Теперь в её комнате в публичном доме всегда стояли вкуснейшие фрукты и блюда, что потрясающе пахли, лучшие напитки и всё это было получено за востребованность её тела. В общей сложности ей было за тридцать. А больно было так, будто ей действительно тринадцать. С каждым новым клиентом панические атаки усиливались. Су Ю несколько раз находила её в предобморочном состоянии на деревянном полу, а после приносила в покои местного лекаря. Тот разводил руками. Это вам не двадцать первый век с психиатрами, хмыкала про себя тогда девочка. Она понимала, что её панические атаки не прекратятся просто так. А способа лечения она не знала. Поэтому мирилась с этим, успешно подавляя симптомы. Хотя, на самом деле, Цинхуа их просто скрывала от чужих глазах. В своих покоях она захлёбывалась в рыданиях. Её знобило, грудь сдавливало, перед глазами всё плыло, будто отражение на речной глади от ветра. Голова сильно кружилась, будто она только что прокатилась на карусели на огромной скорости. Её преследовали бессонница, тревога и беспокойство, с которыми сил справляться не было. Поэтому Цинхуа пришлось просто смириться. А в пятнадцать её приняли в ученицы на пик Аньдин. Больше на своём теле чужих рук она не допускала.***
Цинхуа сидела за своим рабочим столом в замке Мобэй и внимательно вчитывалась в отчёты, сильно щурясь. Ох уж эти демоны с непонятным почерком, вздохнула женщина, немного ёжась. В помещении хоть и было холодно, но Цинхуа буквально завёрнута в шубу и ханьфу как капуста, да и окна плотно закрыты. А после её начало знобить. Она тут же поняла, что это очередной приступ. — Да ебать же всех вас… — прохрипела женщина, хватаясь за шею от удушья. Она начала дрожать, а от страха слёзы хлынули горячим потоком, обжигая светлую кожу щёк. Сердце забилось чаще, чем обычно, перед глазами всё поплыло, грудь привычно сдавило, будто на неё положили что-то очень тяжёлое. Снова ощущались чужие горячие большие ладони на изгибах тела, во всех его местах, и слышался обжигающий вожделенный шёпот около уха. Это казалось настолько реальным, что начало тошнить от омерзения. Последнее, что она запомнила перед тем, как потерять сознание, это холодные руки на своём лице, что очень нежно гладили её кожу. И первое, что Цинхуа увидела, когда вновь с диким трудом разлепила тяжёлые веки, это лекарь с кучей трав и медикаментов и Мобэй, стоящая рядом с ним. Женщина снова прикрыла глаза и насмешливо хмыкнула, когда услышала от лекаря очень знакомое «это не похоже на болезнь, все её жизненные показатели в норме». Хотелось громко рассмеяться от этой фразы, что за многие годы успела въесться в мозг, но лишь кривая улыбка исказила её лицо. Цинхуа, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения чужого неприятного тепла, совсем не заметила того, что лекарь ушёл, а Мобэй села рядом с ней, как-то нехорошо глядя. Женщина чуть вздрогнула от этого, но всё тут же ушло на второй план, стоило приступу возобновиться. Удушье вернулось, лицо Мобэй размывалось, а грудь снова будто придавили. Слёзы хлынули с новой силой, падая на тёплое одеяло, которое совсем не грело из-за озноба. Мобэй не знала и не понимала, что нужно сделать, чтобы прекратить страдания своего человека. Женщина перед ней была на грани того, что снова потеряет сознание. Единственное, что она могла сделать, это прижать заклинательницу к себе и гладить по спине. Лекарь разводил руками, не понимая, что происходило с горной леди. В ту секунду ей хотелось разорвать это никчёмное существо на кусочки. Лишь лежащая рядом Цинхуа останавливала её. Руки, что отдавали приятным и успокаивающим холодом, на её спине, подействовали как панацея — ей стало легче. Цинхуа резко глубоко вдохнула, в удивлении открывая глаза и обнаруживая рядом с собой Мобэй, которая с невозмутимым лицом успокаивала её. — М-моя королева… — в ужасе пролепетала женщина, отскочив на другой край кровати. Теперь, когда сознание прояснилось и она может здраво мыслить, не погружаясь с головой в своё прошлое, вся странность ситуации до неё дошла. — Не стоит, — немедленно прервала её Мобэй, — Ты лучше потрудись мне объяснить, что с тобой происходит. И, судя по твоему взгляду, с тобой такое не в первый раз. От этих слов заклинательница вздрогнула и понурила голову, усердно пытаясь придумать себе отмазку. Не смотря на свою любовь к этой женщине, она не могла вот так просто всё выложить. Это всё равно что вывернуть себя наизнанку и вынести на свет все свои скелеты из шкафа. А к таким действиям Цинхуа была не готова. — Эм… это… переутомление и простуда, — с неловкой улыбкой выдала на, сжимая в своих тонких руках одеяло. — Лекарь так не считает, — тут же обрезала всевозможные оправдания Мобэй, прожигая взглядом подчинённую. Цинхуа чуть не застонала от отчаяния. Пиздец, просто тотальный пиздец, мрачно подумала женщина, надеясь, что проблема рассосётся сама собой. — И ты явно знаешь, что с тобой происходит, — продолжила демонесса, буквально пригвоздив заклинательницу к кровати своей устрашающей аурой. Вот что мне, блять, ей сказать, мысленно спросила себя Цинхуа, начиная скучать по тем временам, когда начальнице было плевать на неё с высокой колокольни. Было не страшно. Было неприятно и смешно одновременно. Поэтому она не смогла удержаться от лёгкого смешка, который с удивительной скоростью разнёсся по огромной спальне и эхом отразился от стен полупустой комнаты. — Мне долго ждать объяснений? — устало спросила Мобэй, потирая переносицу. — М… мне нечего вам сказать, моя королева, — непривычно спокойно и уверенно ответила Цинхуа, всё ещё сжимая мягкую поверхность одеяла. Не могу скорее, моя королева, поправила себя в мыслях та, незаметно хмыкая. — Ты прекрасно знаешь, что лгать мне — дело бесполезное, — свернула глазами демонесса, заставляя заклинательницу напрячься. — Знаю, — неожиданно выдохнула Цинхуа, как-то отчаянно и печально улыбаясь, — А что я могу сказать? Правду? Я, знаете ли, не совсем идиотка, если таковой кажусь. Поверьте, моя королева, этой правды лучше никому не знать. Даже я предпочла бы её не знать, — продолжала женщина, совсем не замечая на лице такую ненавистную влагу. Дура, тут же мелькнуло в её голове. «Что. Я. Блять. Сделала.». Вот что она подумала в ту секунду. Слова срывались с языка неосознанно, будто только и ждали этого. В то мгновение она не смогла сдержать разочарованного и отчаянного стона. — Я предлагаю забыть всё то, что произошло, — тут же тихо прошелестела женщина, очень надеясь на положительный ответ. — А я предлагаю тебе всё рассказать, — холодно отчеканила Мобэй. — Н-не могу, моя королева, — на автомате ответила Цинхуа, тут же прикрыв рот ладонью. Мне точно пора отдохнуть, решила женщина, заметив своё рассеянное и несобранное состояние. — И почему же? Ну, хуже ведь не будет, подумала заклинательница, махнув на всё рукой. — Не каждую свою тайну можно вытащить на свет без последствий, моя королева, — вздохнула Цинхуа, — А… свою тайну… я бы предпочла не… больше никогда её не вспоминать. А лучше вырезать из себя и сжечь. А после снова заплакала. Сколько бы дерьма она не пережила, всё равно останется плаксой и размазнёй. Её чувства, как это должно было быть, не притуплялись, а лишь обострялись. С каждой новой проблемой боль только усиливалась, а внутри будто появлялся новый шрам, который уже никогда не исчезнет, как напоминание о пережитых страданиях. Она сама не заметила, как прижалась к чему-то мягкому и успокаивающе холодному, что очень мягко гладило её по волосам и спине. Это была Мобэй-цзюнь. Она уже сожалела о своих словах. Пусть не говорит, не важно. Пусть молчит, пусть не доверяет, но только не плачет и улыбается мягко, как полная луна одаривает всех своих серебристым светом. — Вы правы, моя королева, — прошептала заклинательница, уткнувшись носом в плечо, — Я знаю что со мной происходит. И это не в первый раз. И я знаю причину. Но… не могу об этом рассказать. Слишком… слишком больно. — Я понимаю, — учтиво ответила та, — Сейчас тебе лучше отдохнуть. И легла рядом с ней, укрыв их одеялом. Цинхуа, уже забыв о всём на свете, обняла Мобэй и постепенно стала засыпать, больше не ощущая чужого тепла. Ей всегда больше нравилась прохлада, как и сама демонесса. Мобэй лишь улыбнулась и прижала своего человека ближе к себе. Уж лучше пусть она будет под её присмотром, чем как раньше. — Ты действительно бедная леди, — хмыкнула демонесса заклинательнице куда-то в волосы и погасила свет.