«Я - Арсений Попов, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы Пионеров Советского Союза».
В тот день он бежал домой быстрее всех, выпячивая грудь, чтобы все видели его красный галстук. На тот момент девятилетний Арсений не представлял, какой подарок судьбы преподнесет ему переход в эту новую школу.***
Закончив с галстуком, мальчик надел рубашку и поверх повязал шейную косынку. Он подошел к небольшому трюмо с зеркалом и оглядел себя. Одет он был с иголочки, все чистое, аккуратно выглаженное и, конечно, на белоснежной рубашке, с левой стороны, в области груди красовался всем известный значок «Будь готов!». Идеальный образ Попова портило лишь несколько вещей - это избитые в кровь колени, торчащие из-под школьных шорт и несколько внушительных синяков, что также «украшали» его ноги. Было это домашнее насилие? Нет, правильней будет сказать, школьное насилие. Именно поэтому почти каждое утро Арсений старался аккуратно стащить из маминой косметички тональный крем «Балет» и замазать им хотя бы синяки. Однажды, его чуть не заметил отец за этим занятием. В тот момент Попов настолько испугался, что почти упал в обморок. Дело в том, что Сергей Попов был человек строгий, жестких консервативных взглядов. Не принимал искусство и полагался только на науку. Дорога до школы занимала у Арсения минут пятнадцать и, так как сейчас был месяц май, Попов любил выходить из дома пораньше, чтобы не идти короткими путями, а проходить через городской парк, который был особенно красив в период теплой весны. Так было и сегодня, мальчик шел по аллее, уткнувшись в книгу с французской литературой. Ему нравился французский язык, как по звучанию, так и по изучению. Тем более, что Попов мечтал поступить в театральный институт, где ему как раз пригодился бы этот красивый язык. Но, увы, любовь к театру с мальчиком разделяла только мама. Отец же считал, что это глупости, и ничего хорошего из этого не выйдет, именно поэтому почти каждый день агитировал сына в том, что поступать нужно на физико-математическое отделение, ну, или инженерное, но никак не на театральное. «Цирк уехал, клоуны остались» - однажды процитировал он, и эту фразу Арсений запомнил надолго. Подойдя к школе, Арсений убрал книгу в портфель, и, окинув здание школы взглядом, он тяжело вздохнул. Мысленно посчитав в голове до трех, он зашел в обитель знаний. Класс выглядел так же, как и обычно. Темно-зеленая доска, на которой аккуратным и красивым почерком были выведены число и тема урока. Цветы в горшках, стоявшие в углу и открытая форточка, через которую просачивались лучи утреннего солнышка. Арсений направился к своей парте и уже собирался сесть, как из-под него вытащили стул и он с грохотом рухнул на пол. Попов обернулся и поднял голову. А вот и он, тот самый школьный насильник - Антон Шастун. Антон был высокий худощавый парень, с красивыми зелеными глазами и оттопыренными ушами. Был он троечником. Как его взяли в пионеры, оставалось большой загадкой. Шастун являлся полной противоположностью Арсения. Мятый пионерский галстук и такая же слегка мятая, не заправленная в шорты, рубашка. Почему он доставал Арсения уже почти год, для всех тоже оставалось загадкой, как и для самого Попова. Который искренне желал это понять, но никак не мог. — Доброе утро, граф Попов, Вам помочь встать или Вы продолжите валяться на полу? — саркастично прыснув, сказал Антон, при этом улыбаясь, как чеширский кот. Кинув на Шастуна холодный взгляд, Арсений промолчал, но поднялся, после чего отряхнул свои шорты. «Чудесно начался день» - подумал Попов, надеясь, что больше никаких выходок со стороны одноклассника не будет. Арсений думал так каждый раз и каждый раз ошибался. После третьего урока, когда была перемена перед литературой, Попов сидел и читал книгу. Расслабленно и непринужденно, он перелистывал страницу за страницей. И вдруг, бац! Ему прилетает подзатыльник. От неожиданности Арсений даже вздрогнул. Не сложно было понять, кто распускает свои руки. Адреналин в крови Попова поднялся, зубы сжались, на шее выступили венки. Никто не смел его отвлекать во время чтения, тем более какой-то задиристый одноклассник. Арсений сжал в руках книгу и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, замахнулся и ударил Шастуна по голове. В классе повисла тишина, все с любопытством смотрели, что же произойдет дальше. Антон сидел неподвижно. Его зеленые глаза округлились, брови приподнялись. Такого поворота событий никто не ожидал. Вдруг он вскочил и вцепился в Арсения. Губы его сжались в тонкую полоску, а глаза приобрели настолько темный оттенок, что в них было страшно смотреть. Арсений вжался в стул. — Ты совсем страх потерял?! — прошипел Шастун, замахиваясь кулаком на Попова. Но что-то было во взгляде Антона не то. Какое-то сожаление, возможно? Арсений уже был готовый получить фингал под глаз, но с конца класса послышалось: — Бьет - значит любит! — произнес парень в очках, сидящий за последней партой. Весь класс лопнул от смеха, словно воздушный шарик, тем самым вгоняя в краску Попова и, на удивление, даже Шастуна. Хватка его ослабла, и вот, Арсений, уже как ни в чем не бывало, спокойно сидел за партой. Он обернулся в сторону того парня в очках, проще говоря, Димы, и с легкой улыбкой кивнул. В тот день Попов был благодарен Позову, как никогда.***
Вернувшись после уроков во вторник, Арсений вошел в свою комнату. Аккуратно поставил портфель возле стола. Снял галстук и подошел к окну, чтобы его открыть. На удивление Попова, его ждало послание, оставленное с другой стороны окна. И хоть этаж был первый, но дотянуться до карниза было не просто. «А значит, у человека высокий рост» - подумал Арсений. Он аккуратно взял конверт и ветку пышной фиолетовой сирени, что лежала на нем. Подойдя к буфету в гостиной, он достал граненый стакан и набрал туда воды. После чего поместил туда цветы. И, поставив эту красоту на стол, аккуратно вскрыл конверт и начал читать.Я вас люблю, — хоть я бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь! Мне не к лицу и не по летам… Пора, пора мне быть умней! Но узнаю по всем приметам Болезнь любви в душе моей: Без вас мне скучно, — я зеваю; При вас мне грустно, — я терплю; И, мочи нет, сказать желаю, Мой ангел, как я вас люблю!...
pour toi, mon mort.
Арсений улыбнулся и хмыкнул, он положил признание в задний карман шорт. На следующий день, на удивление, насильника не было в школе, как и на последующий. Честно признаться, поначалу Арсения это радовало. И всю оставшуюся неделю Попов чувствовал себя так спокойно, как не чувствовал уже давно. Но, несмотря на это спокойствие, все же, чего-то не хватало. Внимания, ему не хватало внимания. Кротких взглядов зеленых глаз. Поэтому на выходных Арсений просто не мог усидеть на месте. В понедельник утром он встал раньше, чем обычно. Не успел отгладить свой галстук и, забыв замазать синяки, понесся в школу. В класс Арсений заходил с чувством надежды. Которые быстро обрушилось, когда он увидел пустующее место Шастуна. «Ладно, времени еще мало, может, придет» - пронеслось в голове у Попова. Но окончательно Арсений потерял надежду, когда прозвенел звонок на первый урок. В кабинет заглянула классная руководительница Татьяна Вячеславовна. — Ребята, кто из вас был у Шастуна? Весь класс молчал. — Неужели за всю неделю никто не навестил больного товарища? Ребята, ну так не делается. Я вас прошу, сегодня же навестите Антошу!.. После уроков было собрание класса, на котором должны были решить, кто пойдет навещать Шаста. — Я, как звеньевая класса, назначаю Арсения сходить проведать Антона! — сказала на вид приятная девочка, которую звали Оксана. Арсения прошибло. — Оксана, почему сразу я, почему не Сережа, он же его друг? — взмолился Попов. — Да потому, что, как ты себе представляешь, что Сережа объясняет Антону алгебру! Интересное зрелище, — прыснула Оксана, – Сереже самому кто-нибудь алгебру бы объяснил! Извини, Матвиенко, но это правда. – Закончила она. — На правду не обижаются, красотка! — Донеслось из конца класса. Получив внимание девушки, сказавший это парень подмигнул Сурковой. Оксана закатила глаза и, положив руку на плечо Попову, продолжила: — Пожалуйста, Арсений, сходи ты к нему! Он, честно, неплохой парень. Я просто не знаю, что с ним творится в этом учебном году. Поговори с ним, я думаю, у вас все разрешится. — Ладно, — хлопнув от недовольства в ладоши, сказал Попов, — давай его адрес. Арсений, конечно, хотел встретиться с Антоном, но только в стенах школы, никак не лично у него в квартире.***
Поднявшись на третий этаж, Попов позвонил в звонок. Дверь открыла приятная женщина с полотенцем в руке. — Мальчик, ты к кому? — К Антону Шастуну. — Достаточно односложно ответил Арсений, смотря на женщину, что, кажется, совсем недавно занималась какими-то домашними делами. — Ой, к Антошеньке? – на лице женщины появилась улыбка и она будто засияла. – Как хорошо, а то он вторую неделю уже один... Антон лежал на диване в гостиной. Он был укрыт льняной простынкой. Его оттопыренные уши так и горели. Рядом стоял небольшой столик, на котором лежала салфетка с вышитыми розами, и стоял графин с водой. Когда Арсений вошел в комнату, Шастун закрыл глаза и повернулся на другой бок, к стене. — Тошенька, — тихо, почти шепотом, сказала женщина, наклоняясь к сыну, — к тебе пришли. Женщина поцеловала сына в лоб. Шастун молчал. Женщина обернулась и сказала: — Он спит, температура опять поднялась. Ты подожди немножко, — продолжила она, — Думаю, скоро проснется, очень обрадуется! Пойдем пока на кухню, я чаю тебе сделаю. Кухня была обычная, как и у любого советского человека. Стены покрашены голубой краской, рыжий деревянный пол, обвалившаяся штукатурка с потолка. Форточка была открыта и из нее дул теплый майский ветерок. На холодильнике стояло радио, из которого тихо играла какая-то музыка. Яркие солнечные лучи пробирались сквозь легкие занавески и освещали всю комнату так, что в воздухе были заметны пылинки. Женщина хлопотала возле плиты. Арсений подошел к подоконнику. — Какие у вас красивые цветы в горшках! — с восторгом произнес он. — Ой, да, это все благодаря Антошке! Он так любит ухаживать за ними! — С гордостью в голосе произнесла женщина. Только что поступившая информация о Шастуне не укладывалась в голове у Арсения. В коридоре скрипнул пол, Попов обернулся. Красное ухо Антона скрылось за стеной. — Не обращай внимания, это кошка ходит, — сказала женщина, – Вот знаешь, я без Антошки, как без рук. – Продолжала она – Он такой помощник у меня! За цветами ухаживает, сестру из садика забирает, в магазин бегает. Не дает мне тяжелые пакеты таскать. Хороший он! Правда, хороший! — Она поставила на стол перед Арсением граненый стакан в серебряном подстаканнике. Придвинула блюдце с пряниками и тоже села за стол. — Ты ведь так и не представился, — сказала женщина. — Арсений... Арсений Попов, — слегка смущенно представился парень, что все ещё переваривал информацию, которую он узнал от матери Антона. — Ой, правда?! — Вдруг воскликнула женщина, — нам Антоша столько про тебя рассказывал. Говорил, какой ты умный и добрый, и как бы он хотел с тобой дружить! Арсений сидел и не понимал, что происходит. Ладошки вспотели, а в голове проносилась единственная мысль «Он говорил обо мне?!» Теперь Попов сидел и думал, точно ли к тем Шастунам он пришел. Женщина взглянула на часы, что висели на стене. — Мне же Вику, нужно идти забирать! — Вновь воскликнула она и побежала собираться. Вскоре женщина ушла. Арсений с Антоном остались одни. Попов перевел дух и направился в сторону гостиной. По спине пробегал холодок, а колени, недавно избитые Шастуном, дрожали. Арс заламывает пальцы и, задержавшись в дверном проеме комнаты, стоит, но все же решается и заходит. Аккуратно подходит к дивану и садится на рядом стоящий стул. Тяжело вздыхает и говорит, почти шепотом: — Антон, хватит притворяться! Я знаю, что ты не спишь. — Чего тебе надо, граф? — Донеслось ему в ответ из-под простыни. — Мне тебе нужно…мне нужно с тобой поговорить. – продолжал Попов. Вдруг больной зашевелился под простынкой, перевернулся на другой бок и сел, поджав под себя колени. Теперь на Арсения пристально смотрели два зеленых глаза. В комнате повисла тишина. Попов еще раз от смущения оглядел комнату, и нарушил тишину: — Слушай, может, я какой-то глупый, но мне не понятно, почему ты так ко мне относишься? В чем причина? У меня колени уже болят от твоих ударов. — Почти взмолился Арсений. Зеленые глаза потускнели, и будто наполнились пеленой слез. — Арс, прости меня, пожалуйста, — дрожащим и хриплым голосом говорил Антон. Он положил свою горячую руку на отбитые колени Попова, от чего Арсений вздрогнул. — Я знаю, мои поступки не поддаются никаким объяснениям, но я не умею по-другому выражать чувства. Можешь меня жечь, можешь меня бить, я все равно тебя буду любить! — Прокряхтел Шастун и залился удушающим кашлем. Арсений смотрел на Антона и не верил его словам. В груди щемило и было тяжело дышать. Тогда Попов начал жадно глотать воздух. Он чувствовал, как к его лицу приливает кровь, а щеки горят. И самым разумным на тот момент решением, ему показалось - закрыть лицо ладонями, что, собственно, он и сделал. Просидев так, наверно, с минуту, он взглянул на своего одноклассника и, придвинувшись к нему, Арсений потянулся к лицу Антона и легонечко, очень нежно поцеловал его в губы. Потом он уставился своими небесно-голубые глазами на Шастуна. — Знаешь, твое признание было очень милым! – произнес Попов, доставая из заднего кармана бумажку. — С чего это ты решил, что это мое признание — ухмыльнувшись, сказал Антон. — Потому, что ты полный балбес и ничего не смыслишь во французском! — расхохотался Попов, – Смотри, ты написал мне «pour toi, mon mort», — что в переводе: «для тебя, моя смерть,» но, я предполагаю, что ты имел ввиду «моя любовь» – m’amour. Да, они немного созвучны, но, Антон, как так можно было перепутать! — Так же радостно произносил Арсений. — Черт! — выругнулся Шастун и упал лицом в подушку. — Я, когда прочитал, сразу подумал о тебе, m’amour, — краснея, сказал Попов, поглаживая Антона по голове.