Я забываю, как меня зовут

      Радостную тишину мартовской ночи прорвал звон аккордов вперемешку со взрывами фейерверков .       - Ура! – голоса подвыпивших сотрудников смешались с разнообразными звуками. Уютные посиделки на Серёжиной даче в честь дня рождения строго-непробиваемой начальницы превратились в привычную веселуху только когда вечерние сумерки упали комом на землю, совершенно незаметно, но очень закономерно.       Каждый поднял бокал и все затараторили, каждый о своём. Все разбились на пары или мини-группы, по трое-четверо человек. Майский, вроде бы, случайно, заметил, что в одиночку остались только он и виновница торжества.       Не то, чтобы он не знал чем заняться – дача-то его, вон мангал, где стоят капитаны-капитаны – основательно пьяные Рита и Данилов, можно шашлычка поесть, прибиться к стайке, например, к той, что состоит из трёх лаборантов. Послушать вполуха болтовню Тихонова или тоже поспорить о чём-нибудь с кем-нибудь. Но не хотелось отчего-то.       Уставившись на начальницу, он уловил запах её духов, отдающий тающими ледниками и нежным ароматом мартовских цветов, прямо как она сама. А он раньше и не замечал, как пахнут её духи. Мысль отошла куда-то, и Серёжа даже на миг забыл, где находится и о чём думает.       И то ли свежий воздух так влиял, или… об этом «или» он и думать не хотел, - но по лицу расползлась довольная улыбка, и мозг понемногу стал отключаться от мира. И поэтому он продолжил сидеть, уставившись на Галину Николаевну. Она вскоре это заметила, и, посмотрев ему в глаза, немного вспыльчиво отвернулась. Это на миг отрезвило. Но всего на миг.       Заставив себя всё таки оторвать взгляд, он отошёл за гитарой, которую с наступлением времени для поболтать откинули куда-то через «окно» в беседке и забыли.       Он хотел сыграть что-нибудь. Не что-то из его репертуара – не афгано-чеченскую пластинку, не хиты Агаты Кристи, не какие-нибудь малоизвестные группы металликов, нет. Он хотел что-нибудь сыграть для девушек. И для Гали. Для неё в особенности.       Его гитара не знала ничего, кроме русского рока и тяжёлого металла, и, конечно, исключения – новогодней песенки про пять минут для Гали. И парочки песен про любовь – чтобы на новый год не сидеть в слезах или по полной не отрываться от рока, хотя к этому все успели привыкнуть. Как минимум потому, что Майского, поющего детские песенки из мультфильмов или фильмов, представить не мог даже Тихонов с его больной фантазией.       - Серё-ё-ёг.? – Круглов подкрался внезапно и попросил: – Одолжи гитару, а. Хоть споём, что ли.       Майский протянул ему инструмент, и, осушив очередной бокал шампанского, которое только и осталось на даче, принялся слушать песни. Детские напевы из прекрасного кинофильма заполнили пустоту с самого начала. Майору было непривычно слышать это из своей гитары, которая, опять же, раньше этих песен не знала:       - Никуда-никуда нельзя укрыться нам,       Но откладывать жизнь никак нельзя,       Никуда-никуда, но знай, что где-то там,       Кто-то ищет тебя среди дождя… Потом последовали попытки научить Тихонова обращаться с гитарой, к слову, вперемешку с алкоголем не кончившиеся ничем хотя бы чуток хорошим, и только драки не случилось – переругались все. В итоге, гитару у него выхватила Власова и что-то шепнула Степану. Спустя пробные аккорды, очередная композиция музыкального мира топила тишину. - Ты говоришь, что пьян?! Да, я сегодня пьяный! Налей в бокал вина! Какая жизнь поганая! Слов этого «шедевра» музыки, который капитаны-капитаны избрали лучшим для исполнения на даче в честь дня рождения начальницы, Майский не знал от слова «совсем», и отчего-то не удержался от комментария: - Прости, Стёп, вина не осталось. – Сергей чуть улыбнулся, удаляясь из беседки. - Серёг, ты куда? Он пошёл за вторым инструментом, чтобы что-нибудь побренчать, а после исполнить уже в голос, для всех, но особенно для Гали. Вспомнив аккорды, он начал припоминать и слова. Но вспомнить их до конца не мог, помимо первой строки. И помогла ему, как ни странно, песня от начальницы. Он услышал смутно знакомую песню, наделённую шармом голосом Гали, и мигом вспомнил все слова. - Серёг, ты такое пропустил! – воскликнул Круглов, завидев шагающего в сторону беседки хозяина. - Ну, почему это пропустил? - А ты разве слышал? Короткая перепалка закончилась мгновенно, и уже очередные аккорда рассекали ночную радостную тишину. Никто не мог припомнить, когда последний раз они праздновали чей-нибудь день рождения так бурно, что даже Серёжа забывал про очередную «лапушку» или «заю». Перед тем, как начать, Майский только и сделал, что посмотрел Гале в глаза и прикоснулся пальцами к всё ещё тёплому после её рук грифу. Вздохнув, он тихо запел: - Я забываю, как меня зовут, Когда тебя я вижу, ангел мой, Пусть в моей жизни даже птицы не поют, Лишь только б слышать этот голос неземной! Что такое на него нашло? Почему он не затянул извечные истёртые афганские откровения о водке и войне? Почему, когда пел, еле перемещал пальцы и вообще выпал из мира, потонув в её глазах? И почему кровь потекла по венам с двойной скоростью, когда она ответила на его пение улыбкой и громко похлопала заодно со всеми гостями? Слишком много в мире вопросов, на которые не дано получить ответов.