Золотая пыль

— Я... Я обещаю, что не дам Коко забыть тебя! Это были последние слова Мигеля в Мире Мёртвых. Как только золотой лепесток коснулся его руки, мальчишка исчез в яркой вспышке, на миг ослепившей всех скелетов на крыше. А за этой вспышкой последовала другая - Гектор вновь скорчился от болезненной судороги, кости вспыхнули оранжевым светом, а изо рта вырвался слабый стон. Имельда держала мертвеца за руку, поглаживая его кисть большими пальцами. Из её обычно строгих и отчуждённых глаз одна за другой скатывались слезинки, - сдерживать эмоции при этом оборванце у женщины никогда не получалось, ни до смерти, ни после неё. Да она и не пыталась. В то, что Мигель сможет что-то исправить, Имельда не верила. Ей, конечно, очень этого хотелось, но как её праправнук поможет Коко вспомнить об отце? Глупый мальчишка сам себе поставил невозможные условия, можно сказать, проклял себя - обещание, данное мёртвому, имеет слишком большой вес. И хоть таких обещаний насчитывалось всего единицы, из всех известных женщине ни одно не заканчивалось ничем хорошим для живого... Вновь проснувшиеся чувства к Гектору были обречены расколоться на мириады острых осколков вместе с его второй смертью. А может эти чувства никогда и не засыпали, а лишь были примяты обидой, да скрыты за маской безразличия? Какая теперь разница... И снова судорога, сопровождаемая адской болью и золотисто-оранжевым сиянием, которое можно даже было бы назвать красивым, если не знать его природу. Гектор протянул свободную ладонь к лицу жены и дрожащими пальцами вытер слезу. Его трясло. Всё тело било мелкой дрожью, силуэты расплывались перед глазами, удерживать взгляд, хоть и с трудом, получалось только на этом любимом родном лице. Сколько всего он хотел ей сказать! Сколько всего хотел сделать! И исправить... — Имельда, я... Я люб-блю тебя. Тебя и Коко. Вс-сегда любил. Я так хотел вернуться, я... Язык отчаянно не хотел слушаться, а его почти дважды мёртвый хозяин желал как можно скорее сказать всё, что хотел, всё, что должен был, пока челюсть не сведёт будущая судорога. Но женщина лишь грустно улыбнулась, крепче сжимая ладонь своего мужа. Она всё понимала. Понимала и жалела, что не узнала всю правду раньше, тогда, когда на шее тугим узлом затянулась фальшивая мысль о том, что её любимый человек, отдававший себя ей и дочери полностью, без остатка, и уехавший однажды, мог по собственной воле просто бросить семью ради славы. Ради музыки. И теперь, видя перед собой последствия своей обиды, Имельда винила себя, хоть здравый смысл робко шептал, что её вины здесь нет и на её месте наверняка каждый бы захотел забыть человека, который его бросил. Но ведь Гектор не бросал. — Я знаю, Гектор. Теперь знаю. Музыкант оставил бесполезные попытки совладать с речью и обессиленно смотрел в глаза, которые всегда сводили его с ума, выворачивали наизнанку, в которых он тонул при жизни. Сейчас двум влюблённым, чья любовь с самого начала была обречена на несчастья, не нужны были слова. Но если бы скелету дали хотя бы ещё один день, да что там день, - хотя бы час, он мог бы поклясться, что много чего сказал бы Имельде. Даже если бы она не захотела его слушать, он бы всё равно не ушёл в надежде, что любимая даст ему шанс позже, как делал это многие десятилетия, а взял бы её за руку и говорил, говорил... А лучше бы спел. Только в песне можно выразить свои истинные чувства, вырвать свою душу и отдать человеку, которому поёшь. Но ведь он так и делал поначалу - с самых первых дней как Имельда попала в Мир Мёртвых, он распевал ей серенады под её окном. А она и слушать не желала, но кто ж знал, что она себе напридумывала, когда Гектор не смог вернуться домой... Да и какая теперь разница? Чуть в отдалении стояли притихшие родственники. Никто из них до этого момента никогда не видел смерть после смерти. В Мире Живых были хоть какие-то смутные данные о том, куда попадает человек после своей кончины - в «лучший мир, место, где душа избавится от проблем и неудач», люди к этому относились спокойно, свято веря, что почивший родственник обязательно заглянет к ним в День Мёртвых, нужно лишь не забыть поставить его фотографию на алтарь. А вот куда отправится уже однажды умерший - не знал никто. Поэтому здесь и сейчас все мёртвые члены семьи Риверра знали, что видят Гектора в последний раз. Того, чьё имя почти стёрлось из их памяти под строгим взглядом Имельды, и о ком младшие поколения вообще не знали. Того, кто на протяжении долгих лет считался образцом лжи, тщеславия и легкомыслия. Того, из-за чьего поступка музыка стала табу для их семьи. Но разве их родственник заслуживает такого конца? Особенно теперь, когда выяснилось, что музыкант не собирался оставлять свою семью на произвол судьбы. Близнецы молча переглядывались, не решаясь заговорить, но они и так понимали друг друга - и Оскару, и Фелипе было жаль Гектора. Они знали его ещё при жизни, намного дольше других, не считая Имельду. Помнили, как отчаянный парнишка завоёвывал сердце их сестры, а они, ещё будучи мелкими проказниками, делали ставки - получится у него или нет. Помнили, как он давал им по очереди подержать гитару и сочинял с братьями смешные стишки, а потом сам же нараспев зачитывал их под музыку. Помнили, как Гектор не выдавал Имельде их маленькие шалости вроде разбитой тарелки или ворованных яблок у соседей, а они рассказывали ему о привычках их сестры - какие песни она больше всего любит, какие ей нравятся цветы, где она любит проводить свободное время... Они помнили его. Но, как и все Риверра, обязаны были забыть. Розита в отчаянии заламывала руки, тихонько всхлипывая. Гектора она не знала. Конечно, кроме той истории о нём, которая передаётся из поколения в поколение в их семье. Но благодаря её доброму нраву и всепрощаюшему характеру, тесно граничащему с наивностью, она верила в то, что музыкант был намного лучше, что, возможно, у него были очень, ОЧЕНЬ серьёзные причины, чтобы уехать и не вернуться, а не просто жажда славы и всемирного признания. Женщина искренне жалела его, особенно когда встретила Гектора в Мире Мёртвых. Впервые это случилось, когда после смерти Розиты прошло два месяца. "Женщина сметала пыль с полок на первом этаже, активно орудуя пипидастром, когда вдруг оживился колокольчик над входной дверью. Этот милый предмет интерьера Розита повесила самолично, считая, что многим покупателям в различных лавках нравится видеть подобные вещички. А вот Имельда каждый раз раздражённо морщилась, когда комната наполнялась радостным переливом, поэтому дверной колокольчик недолго выполнял свои обязанности. Но в тот день Гектор появился именно под весёлый перезвон, сияя улыбкой во все свои, пусть и не тридцать два зуба, но числом близким к этому. Розита, со свойственным ей гостеприимством, встретила покупателя, ещё даже не подозревая, что перед ней стоит её горе-родственник. А тот вёл себя хоть и дружелюбно, но чересчур самоуверенно, будто заглянул к себе домой. И это совсем не вязалось с его внешним видом - оборванная грязная одежда, которая непременно нуждалась в ремонте, да старые башмаки, держащиеся на честном слове - носки сбиты, а правая подошва и вовсе начала отрываться, хлопая по земле при каждом шаге скелета. — Новенькая здесь? — посетитель плюхнулся на небольшой синий диванчик, раскинув руки на всю длину спинки. — Да, и конкретно здесь новенькая, и в этом мире в целом. Всего два месяца как пришлось отправиться сюда, к брату и его тёще. И... — женщина, не чуя подвоха, подхватила разговор, попутно выкладывая сведения, о которых стоило бы промолчать. Но она вовремя спохватилась, — Ох, а как вы узнали? — Прекрасная сеньора, я здесь частый гость. — скелет подмигнул женщине, скулы которой мгновенно покрыл румянец, — И я был бы рад перекинуться парой слов с моей старой знакомой. А «старая знакомая» уже поспешно спускалась по лестнице, заслышав голос «частого гостя». Едва зайдя в комнату, она сразу же обрушила на Гектора праведный гнев: Сколько ещё раз я должна тебе повторить, чтобы ты не смел приходить сюда?! — Имельда, я... — мертвец как-то сразу растерял половину запаса своей уверенности, но всё ещё старался держаться непринуждённо. — Ты всех покупателей так встречаешь? — Пошёл вон! Розита лишь удивлённо переводила взгляд с одного на другую, не понимая, что происходит. Перепалка продолжалась ещё минут пять. В последствии Гектор всё же был выставлен за дверь, а Имельда, подобно урагану, вновь влетела наверх и не спускалась до следующего дня." Через несколько дней после того происшествия Розита и Гектор вновь встретились, уже на улице, «по чистой случайности» - как говорил последний. В лице родственницы музыкант видел возможного союзника, а потому рассказал ей о себе и Имельде, о том, как уже долгое время он безуспешно пытается воссоединиться с ней, ведь до сих пор её любит всем сердцем, которого у него по сути и нет. В этот раз его план «не был столь блестящим» - скелет надеялся, что на правах покупателя Имельда не посмеет его выгнать и тот наконец сможет поговорить с ней. Потом он попросил у Розиты помощи. Но что она могла? Женщина пыталась говорить о Гекторе с Имельдой, сначала робкими намёками, а после почти в открытую. Никакого результата это не дало. Розита, как и все остальные, обязана была забыть о Гекторе Риверра. Рядом с ноги на ногу переминался Хулио, прижав свою широкополую шляпу к груди. Он пытался одновременно утешить свою сестру и самому совладать с нервами. Визит Мигеля в их Мир, затем поиски сбежавшего сорванца, открывшаяся правда о Гекторе... Всё это для него было противоестественно, не нормально. Хулио всегда был лишь сторонним наблюдателем, стараясь не вмешиваться в дела семьи и не принимать серьёзных решений, - просто плыть по течению. Ещё при жизни он спокойно принял к сведению то, что отец Коко редкостный мерзавец, и то, что музыка это зло, да ему, честно говоря, было как-то всё равно. Только вот сама Коко каждый раз, когда Имельды не было рядом, твердила обратное. Хулио тогда согласно кивал своей жене, а сам придерживался мнения тёщи. Может, потому что побаивался её. Или потому, что словам Имельды было прямое доказательство - отсутствие Гектора. Тем удивительнее для Хулио было наблюдать за музыкантом в Мире Мёртвых - здесь он и правда частично походил на того хорошего парня, каким его описывала Коко. Сегодняшний день изменил многое. Здесь и сейчас мужчина готов был сделать что угодно, лишь бы помочь бедолаге. Но он попросту не мог. Как и никто другой. Оставалось лишь, как бы печально это не звучало, дождаться конца и забыть. Забыть о том, какого это - разбивать принципы и стереотипы, самостоятельно принимать решения. И забыть о Гекторе. Виктория не смотрела в сторону Имельды и её умерающего мужа, но невольно вздрагивала при каждой золотой вспышке. Женщина стояла, опустив голову, и очки грозились съехать с несуществующего носа. Никто по её виду не догадался бы, о чём она думает. Лишь едва заметные слезинки за бликами стёкол выдавали её эмоции. Всех их объединяло то, что Гектор, как показали события уходящей ночи, вовсе не чужой для них человек. А солнце уже поднялось над горизонтом. Злорадно и торжествующе оно, во всех красках, освещало семью сапожников, да не успевшего прижиться в этой семье музыканта. Имельда мысленно проклинала светило за то, что оно вышло слишком рано, слишком несвоевременно, ведь будь у них ещё немного времени, возможно, удалось бы отыскать фотографию Гектора, удалось бы... Сделать хоть что-нибудь! Сам Гектор между тем прикрыл глаза, признеся короткое «Прощай», и его тело вновь засветилось, на этот раз без вспышек и судорог, просто мерным, ровным светом, будто соревнуясь с самим солнцем. Женщина обняла мужа за плечи, чувствуя, как его кости медленно начинают превращаться в пыль. В то, во что суждено превратиться каждому забытому. Ещё миг - и Имельда сжимала в объятиях пустоту, а ветер уносил в воздух облако той самой золотой пыли.