Воссоединение

Ты не могла долго смотреть в глаза своему сыну. Никто не мог ошибаться — ты любила своего маленького мальчика всем сердцем и душой. Он был для тебя зеницей ока — главной причиной твоего существования. И он, хвала небесам, унаследовал некоторые черты твоей внешности — тот же оттенок волос, прелестный изгиб губ и очаровательный носик. Тем не менее, более утонченные черты — впалость щек, форма бровей и овал его милого личика — намекали, кто еще одарил мальчика такой внешностью. И самой яркой чертой, свидетельствующей о его именитом происхождении, были его большие, ярко горящие глаза. Они напоминали раскаленную лаву, свежую кровь на блестящей поверхности меча каждый раз, когда солнечный свет преломлялся в этих малиновых радужках… И от этого тебя тошнило. Ты правда старалась изо всех сил заглушить дрожь своего сердца и спрятать подергивание губ, и ты каждый раз искренне надеялась, что тебе это удавалось, потому что твой мальчик был всего лишь невинным ребёнком. Но время от времени ты теряешься в этих алых глазах, горящие оттенки которых сразу напоминают тебе о мягких волосах, с которыми когда-то были знакомы твои руки. Ты видела его, когда твой сын был чем-то раздражен, но твой пустой, расфокусированный взгляд заставлял его жаловаться еще сильнее, хоть он и не подозревал о воспоминаниях, всплывающих перед твоими глазами снова и снова. Ты могла видеть проблески его сущности в безобидных привычках своего сыночка — пристрастие к виноградному соку (вкусы ведь не могут передаваться по наследству?), его спокойная решимость, когда ему приходилось размахивать деревянным мечом (хоть он и был в два раза выше него), то, как он держал себя, следя за тем, чтобы его одежда была чистой и опрятной, независимо от того, сколько раз он участвовал в драках с буйными соседскими детьми. Иногда ты задавалась вопросом, что было бы, если бы он, не дай Бог, узнал правду о том, что его отец жив и здоров. Это становилось трудным — нет, невозможным, — смотреть ему в глаза и лгать, когда казалось, что сам мужчина смотрит на тебя в ответ, оценивая твои поступки, препарируя твою душу. — Мама, мы можем купить немного винограда? Пожалуйста, ведь я не ел его так долго. Перестав о чем-то задумываться, ты вздохнула про себя, взглянув на своего неистового сына, чья хватка стала сильнее втройне, когда вы подошли к одному из торговцев фруктами на оживленном рынке. Его жаждущий взгляд был прикован к прилавку, и ты вновь вздохнула, зная, что было бы почти невозможным покинуть рынок, не купив партию его любимого фрукта. — Успокойся, милый… — пробормотала ты, когда он нетерпеливо понесся вместе с тобой, и ты не успела опомниться, как пожилая леди, которая управляла прилавком, улыбнулась ему, а её глаза превратились в полумесяцы, когда она спросила: «Это снова виноград, не так ли, малыш?» Ты застенчиво улыбнулась ей, доставая мешочек с мелочью.

***

Дилюк знал, что он заметно выделялся среди местного населения, но если его информация была точной, то это бы не имело никакого значения, даже если бы любопытные граждане начали спрашивать. Он прислонился к стене переулка, скрестив руки на груди, сжал губы в тонкую полоску и настороженно смотрел. Пять лет, девять месяцев и двадцать один день. Ты покинула его ровно пять лет, девять месяцев и двадцать один день назад. И каждый следующий день был не менее мучительным, чем предыдущий. Он отказывался верить, что ты сделала это добровольно — во всяком случае, поначалу — конечно, ведь у тебя не было причин на что-то жаловаться или испытывать нужду в чем-то, когда он потакал почти во всем всевозможными способами. Дилюк, безусловно, понимал, что не был лучшим, когда дело касалось слащавого аспекта отношений, — во всяком случае, не таким, как его брат, — но он старался изо всех сил, и в какой-то момент времени он поверил, что у него получилось передать тебе свои искренние чувства. Конечно, ему пришлось проделать кое-какую работу за кулисами, потянуть за определенные ниточки, — но все прошло просто отлично. Так что представь его полное удивление и ужас на лице, когда он обнаружил пустую, холодную постель, ожидающую усталого мужчину, а вас нигде не было. Как дикая голодная собака, отчаянно ищущая запах костей, Дилюк погрузился в многолетние поиски твоего местонахождения. Первое время он был уверен, что это сделал кто-то из его бесчисленных врагов, — в конце концов, что может быть лучше, чем причинить боль тому, кто был для тебя самым дорогим человеком? По мере того, как сводящие с ума, окровавленные поиски тебя продолжались, в воздухе не задерживался даже твой запах, и он наконец-то начал обдумывать альтернативные объяснения твоего исчезновения. Ты, безусловно, хорошо, даже отлично справилась с тем, что тебя не могли найти так долго, и теперь он искренне надеялся, что твоя удача наконец-то иссякла. У него были вопросы к тебе — так много вопросов о тебе, о том очевидном ребенке, сопровождающего тебя. Ему потребовалось все терпение его жизни, чтобы обуздать свой гнев и тревогу, когда он услышал о существовании этого ребенка. Конечно, ты ведь не забыла о его существовании так скоро? Конечно, ты ведь не остепенилась с другим мужчиной и не родила ребенка, которого просто никогда не должно было быть? Дилюк тяжело выдохнул, на мгновение закрыв глаза, чтобы успокоиться. Несмотря на все, он был сильно взволнован — головокружительный, нетерпеливый, отчаянный, голодный — он мог смотреть на тебя, впитывать твои черты, слышать твой голос, слышать раскаты твоего смеха, прикасаться к тебе и чувствовать тепло твоего тела. Судьба наконец благословила его — он это понял, когда эти рубиново-красные глаза взглянули через всю улицу, — как будто инстинктивно почувствовав такое старое, но знакомое присутствие, как затяжной аромат любимых духов, — и расширились, стоило им остановиться на твоей фигуре. Его дыхание стало порывистым, а ноги почти дрожали, крича ему, чтобы он подбежал к тебе, заключил тебя в сокрушительные объятия и поцеловал дюжину раз… И ещё дюжину раз, пока воздух в его лёгких не закончится. Несмотря на такое ужасное желание, Дилюк взял себя в руки. Это был последний этап его хождения по мукам — ты всё равно окажешься в его объятиях через какое-то время, поэтому он сделал последний глубокий вздох и оттолкнулся от кирпичной стены — он равномерно шагал, когда начал выслеживать тебя в оживлённой толпе. Его глаза пристально тебя изучали, и он мимолетно задался вопросом: чувствуешь ли ты его присутствие? Затем его взгляд переместился на маленького мальчика, держащего тебя за руку, и это, возможно, второй раз, когда его сердце остановилось. Толпа продолжала проходить мимо его застывшей фигуры, рыночная болтовня продавцов и покупателей оставалась такой же громкой, как и раньше, но только вот уши Дилюка как будто оглохли, потому что он мог слышать только ваш разговор, и его глаза могли смотреть только на него — потому что где еще мальчик мог взять эти глаза? Его колени почти подогнулись, а сердце бешено колотилось, но он смог — ему удалось довольно уверенно подойти к самому… — нет, к двум самым важным людям в его жизни.

***

— В этом нет необходимости. Слова были достаточно безобидными, но именно баритон его голоса — все еще такой знакомый, как будто ты слышала его на рассвете, приветствующего тебя добрым утром целомудренным поцелуем, — именно этот потрясающе знакомый тон заставил тебя застыть на месте. Твои ладони покрылись холодным потом, что, должно быть, заметил твой сын, взглянув на ваши соединенные руки, прежде чем потянуть за них. Продавщица фруктов оценивающе посмотрела на человека позади вас, прежде чем принять свежеотчеканенные монеты, которые протянула ей рука в перчатке. Потом она подмигнула тебе с игривым блеском в глазах и сказала: «Боже мой, какой у тебя красивый муж! Почему ты никогда не говорила о том, чтобы он побыл в гостях?» Мальчик, стоявший рядом с тобой, тоже застыл, а его красные-красные глаза смотрели с благоговением и восхищением на мужчину перед ним. — Ого! Мама, смотри! У нас же одинаковые глаза! Медленно, очень медленно ты выдохнула, мурашки пробежали по твоей коже, когда ты почувствовала его знакомый обжигающий взгляд на своём затылке. Тебе не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это был. Ты почти инстинктивно сжала руку своего сына сильнее, отчего он удивленно вскрикнул, и в какой-то безумный момент ты захотела кинуться к сыну, но передумала, когда твой желудок сжался, и ты начала вдруг осознавать: это был конец. Это был конец любой нормальной жизни, которую ты создавала для себя и своего сына через кровь, пот и слезы. Позади тебя Дилюк, и он, в конце концов, добрался до тебя. Прошло несколько ужасных секунд, — для тебя это была целая вечность — когда ты наконец почти механически повернулась, твои движения были жесткими, а лицо — мрачным, когда ты наконец набралась смелости встретиться лицом к лицу со своим мужем. Один взгляд в его глаза — и ты отвернулась. Ты не была готова. Ты не была готова и никогда не будешь, тем не менее, для тебя настал конец. Дилюк жадно изучал тебя, его глаза блуждали по каждому дюйму твоего лица и твоего существа, прежде чем испустить мягкий вздох, успокаивающий, прекрасный, облегченный. Да, ты была жива и стояла сейчас перед ним, живая и дышащая. Стук его сердца наконец-то начал нормализоваться — это было новое начало. Второе пришествие его мечты, рассвет, которого он жаждал так много лет, пока жил в вечной темноте. Один взгляд в твои глаза — и он почти сразу заметил нерешительность, страх…и покорность. … Это не имело значения. Ты была здесь, перед ним, и это все, что имело значение. Твои чувства, рассуждения и ложные убеждения будут проанализированы и исправлены позже. Дилюк просто отложил это в своем уме, когда он еще раз окинул тебя взглядом, и после того как, казалось бы, окончательно убедился, что ты действительно перед ним, красноволосый обратил свое внимание на любопытного мальчика рядом с тобой, который открыто смотрел на него с благоговением и нервным страхом, его глаза — настолько похожие на его, что Дилюк не мог не смотреть на него в тихом изумлении — округлились от любопытства и нетерпения. Легкая нерешительная улыбка тронула уголки его губ, когда он ответил на предыдущее замечание мальчика: — Есть причина, по которой у нас одинаковые глаза.