Чёрный кот

— Три пятьдесят ночи. Ох, когда же это уже прекратится... — Чокколата перевернулся с правого бока на живот и уставился в стену. — Как же задолбала эта бессонница! — мужчина покосился на полупустой пузырёк феназепама, но тут же прогнал идею закинуться таблеткой. Снотворные и транквилизаторы слишком негативно на него воздействовали.       Внезапно хирург заметил в углу тень, скользнувшую в сторону стола. Ещё через мгновение она уже сидела возле недопитой чашки чая. — Сегодня припоздал... — Немного раньше, немного позже. Какая разница? — тень выгнула спину и потянулась. Стал различим силуэт кота. — Это ты не даёшь мне спать, верно? — Чокколата покосился на гостя, но ответа не дождался.       Чёрный кот блеснул в темноте глазами холодными, бесчувственными, белёсыми, словно с бельмом. — Скольких ты убил за последнюю неделю, Чокколата? Или, может, лучше сказать «Чезаре»? — Заткнись! Не называй меня этим именем! — Чокколата сел в постели и нервно сжал одеяло. — Почему ты ко мне приходишь? Или почему я тебя вижу? Ты мне ни разу не ответил на эти вопросы! — Ты считаешь себя палачом? Или спасителем? — игнорируя вопросы мужчины, Кот продолжил. — Кто ты, Чокколата? Хочешь вознестись над человеческой расой, но лишь падаешь всё ниже. Все эти эксперименты... Я же знаю, что таится в твоей зеленоволосой голове. Ты ищешь эдакую «формулу». Ты врываешься во внутренний мир людей, ты роешься в их телах и сознаниях, ты пытаешься докопаться до сути человеческой, дабы понять, как превзойти её.       Ночной гость замолчал. — Да что ты можешь знать обо мне? — Чокколату потрясывало от нервного напряжения. Обычно подобные ночные рандеву не выводили Чокколату из равновесия, напротив, ему становилось спокойнее, но сегодня Кот будто когтями впился в идею хирурга. — Я о тебе знаю всё. У тебя руки от Бога, но голова от дьявола. Ты хорош в своей работе. Более того, пожалуй, можно даже назвать тебя гением. Злым гением. Я знаю, в чём причина всей это озлобленности и жестокости. И я знаю, где и когда ты свернул с праведной тропинки. Алесса... — Заткнись, я сказал! — мужчина схватился за голову. — Алесса была для тебя примером. И это не удивительно. Ты проводил с ней времени больше, чем с матерью. Она стала для тебя самым близким человеком. И была твоим учителем. Но судьба - та ещё сука, — Кот лёг на столе и лениво прищурил глаза. — А теперь ты, римское чудовище, испытываешь хоть что-то лишь к двум людям — к твоим племянникам. Да, ты тогда в свои двадцать три жестоко обошёлся с тем маньяком, что покусился на Клоэ. А потом и с его братом и всей той бандой. Скажи мне, откуда в таком монстре осталась та мизерная капля... Человечности? Нет. Любви. Откуда в тебе любовь? Кроме как к себе, конечно. Ты даже своего брата ни в грош не ставишь. — Тебе не понять... — дрожащими руками мужчина достал из прикроватной тумбы сигару с ароматом ванили и шоколада и стал её раскуривать. — Почему? Потому что я — кот? Или потому что ты сам не знаешь и боишься этой своей любви? Хоть и всего к двум людям, но любви. Думаешь, это делает тебя слабее? Уязвимее? Но ты тогда один справился с пятнадцатью людьми, переживая за свою племянницу! И кстати, не только за неё. Признайся, Чокколата, ты тогда хотел сделать улицы хоть чуточку безопаснее и для других детей. — Мне плевать на других. Но я покараю каждого, кто покусится на Клоэ или Секко. Жестоко покараю.       Кот покачал головой и прыгнул на кровать к Чокколате. Мужчина прищурился, смотря на него. За все эти встречи он так и не смог разглядеть его из-за темноты. Даже сейчас, всего в метре от него, хирург не мог толком разобрать его черты. — Знаешь, пора бы тебе уже разобраться в себе. Кто ты есть сейчас, и кем ты хочешь быть? Ради чего ты делаешь всё то, что делаешь? К чему приведёт тебя твоя философия? Неужели ты хочешь, чтобы твои племянники стали такими же... — Сильными? — Чудовищами. Отбросами. Не от мира сего. Ты учишь их, лепишь по своему подобию, словно пластилиновых человечков. Они быстро всё впитывают, словно губка. И знаешь, они превзойдут тебя. Пока ещё они не сломлены окончательно, они лучше тебя. Пусть так и остаётся. Не мне судить, добро ты творишь или зло, но даже сейчас у тебя в подвале, в самопальной операционной, лежит скованный человек. И лишь тебе решать, что с ним делать и как вмешиваться в его судьбу. Всё это сугубо твой выбор, — Кот посмотрел в окно. — А сейчас мне пора. Приди уже хоть к чему-то. Увидимся, — гость прыгнул в окно и растворился во мраке там, куда ещё не дотянулись единичные лучики рассвета.       Чокколата проводил гостя накумаренным взглядом, а затем, затушив сигару о поверхность тумбочки, встал и поплёлся, пошатываясь, в коридор. «Если ночью все кошки серы, что же это за чёрный кот, что ведёт со мной каждую ночь беседы...»       Медленно перебирая ногами, мужчина направился к лестнице. — Что ж, пора навестить... — хирург замер, услышав какой-то шорох. Затем, втянув воздух носом, продолжил свой путь. — Хей, пора просыпаться! — распахнув с ноги дверь, Чокколата ввалился в оперционную. — Уже второе октября. Вы у меня тут два месяца, — зеленоволосый грузно приземлился на стул возле операционного стола, упёрся локтями в стол для инструментов и подпёр голову. — Ну-с? Жду ваши вопросики!