Soundtrack: Haux — Heartbeat
Её каштановые кудри переливались в лучах солнечного света, пока она мирно сопела у меня на плече. И как я мог в школе называть это вороньим гнездом? Да, они всё ещё выглядели как непослушная львиная грива, которая лезла в глаза и нос, но это была моя любимая грива. Мы уснули на диване, и это было жутко неудобно, учитывая, что я ещё и лежал на краю, рискуя упасть, но как же мне было на это плевать. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь рядом со мной окажется Гермиона Грейнджер? Она оказалась единственной, кто поддержал меня после окончания войны. Единственной, кто поверил, что я не делал этот выбор. Единственной, кто не плевал в мою сторону, стоило мне появиться в общественном месте. После победы Поттера я был подавлен. Я не знал, что ждёт меня и мою семью. Не всю, конечно. Мне было всё равно, что будет с Люциусом. Даже если бы его засосал дементор, ни один мускул на моём лице бы не дёрнулся. Он уничтожил меня! Он уничтожал меня грёбаные годы, махая хвостиком перед своим Ло-о-ордом! Чёртов идиот! Но Нарцисса, моя прекрасная матушка, не заслужила этого: ни Пожирателей в нашем доме, ни мужа-придурка, ставившего свою репутацию выше семьи. Гневно сжал ладонь, которая покоилась на талии Грейнджер, сильнее, отчего она сквозь сон недовольно застонала. Прости, милая. Прости. Я задумался. Иногда я просто терял контроль. Мысли о моём отце и всех его грехах до сих пор приводили меня в бешенство. И только она была способна меня успокоить. Без слов, достаточно было присутствия. Я и не заметил, как она ураганом влетела в мою жизнь, укоренившись в ней. Сначала она редко награждала меня своим присутствием, появляясь каждый вечер именно в тот момент, когда картинки прошлого заполняли всё моё существо, сдавливая грудь. Стоило мне только услышать в голове крики пленных или мерзкий смех тетушки Беллы, как через две минуты Грейнджер уже стояла посреди гостиной моей квартиры и мягко улыбалась, излучая тепло. Она появлялась будто из ниоткуда. Вот я разбивал кулаки в кровь из-за очередных дерьмовых воспоминаний, которые, сука, давили, утягивали меня на самое дно, заставляя кричать от боли. Но стоило сесть на диван, сделать два глубоких вдоха и откинуть голову на спинку, как она уже сидела рядом, поглаживая меня по слипшимся волосам и кладя ладонь на трясущиеся руки. Откуда она узнала мой адрес? Похер. Она стала моей отдушиной. Я не знал, куда девать себя в новом мире, в котором мне больше не было места. Люциус в тюрьме, а мать закрылась в себе, не произнося больше ни слова. Её вечно красные и опухшие от слёз глаза вызывали во мне такую бурю эмоций, что она начала бояться меня. Собственная мать! Боялась любимого сына! Что за хрень? А стены Мэнора, гигантского, мать его, особняка, стали такими тесными, что я больше не мог там находиться и сбежал нахрен на окраину магического Лондона, где меня почти никто не знал. Волшебный мир стал вызывать у меня только приступ тошноты. Борцы за лучший мир оказались просто кусками дерьма, готовыми унижать ни в чем неповинных детей. Разве это я решил, что будет весело набить себе череп со змеёй? Я захотел убить Дамблдора? Он был невыносимым старикашкой, кидался мудрыми изречениями, значение которых знал только он сам, но блять, я не хотел его смерти! Ни чьей. И это понимала только Грейнджер. Моя девочка, способная вытащить меня из любой жопы. Чистая и прекрасная. И кто сказал, что она грязная? О нет, она точно не была грязной. Она не нравилась мне в школе. Одета как монашка, вечно задранный вверх нос, словно ей все должны, и эта неуправляемая мочалка на голове. Она просто отиралась около Избранного, иначе я бы просто её не заметил. Да и пара передёргиваний в душе — это ведь не гарант чувств? Конечно же, нет. Я делал это назло Люциусу. Что запрещал он, то желал я. «Чистота всегда одержит победу» — бред; «Действовать наперекор» — вот мой девиз всей юности. Поглаживая Грейнджер, я перенёс руку на её голову, перебирая любимые кудряшки. Вдох-выдох. Тремор в руках абсолютно не волновал, когда рядом была она, мне даже не была важна причина. Возможно, это последствия тяжёлого прошлого, грузом висящего на моих исхудавших плечах. Чёрт, я и не заметил, что превратился в хренову шпалу за прошедшее время. Надо больше есть. Гермиона, её имя до сих пор ощущалось на языке как-то не так, неправильно что ли, начала ворочаться, а после и вовсе открыла глаза. Встретив мой взгляд, подняла свою крохотную ладошку, поглаживая щетинистую щёку и улыбаясь. Лучшего утра и придумать было нельзя. — Доброе утро, Драко, — промурлыкала она, приподнимаясь и нежно целуя. Комната начала мигать и вибрировать перед глазами, заставляя меня зажмуриться. На мгновение в голове промелькнуло её извивающееся хрупкое тельце, вокруг которого бегала Беллатриса, смеясь как сраная гиена. Надо было убить эту суку на месте, и плевать, что это сестра моей матери. Крик лежащей на полу моего некогда дома Грейнджер громким звоном пронёсся, ударяя по мозгам, словно бладжером. Я слышал какой-то смех через пелену… кажется, это мой. Блять, где Гермиона? Почему она не помогала? Почему видение не уходило? Тряхнув головой, я сел, перебирая что-то на журнальном столике и опускаясь к нему. Мне нужен воздух, мне нужно успокоение. Спасительный вдох. Ладонь Гермионы поглаживала мою спину, приводя меня в чувство. Ёбаные вспышки. — Опять оно? — взволнованно спросила Грейнджер, садясь рядом и продолжая рукой водить по влажной спине. — Да, — глухо пробормотал, опуская голову в ладони и сжимая волосы у корней. — Эта херня преследует меня! — я резко поднялся с дивана и начал нервно ходить по комнате, размахивая руками. — Я здесь, я рядом. Всё хорошо. Всё сейчас пройдёт. Она встала передо мной, мешая сделать новый шаг, и крепко обняла, чуть ли не впиваясь ногтями в кожу. Она словно пыталась слиться со мной, даже не подозревая, что уже текла по венам. Продолжала шептать успокаивающие слова, пока моё дыхание не выровнялось, а тело не перестала бить крупная дрожь. Она снова спасла меня. — Скажи, что ты всегда будешь со мной. Никогда не предашь, — обхватил ладонями её лицо, поднимая, чтобы посмотреть в глаза. Мне не нужна была ложь. Это убьёт меня. Одно слово страшнее Авады. — Обещаю, — беззвучно, одними губами. Не врёт. Искренность в её взгляде громче слов. Я наклонился, притягивая её к себе, а она привстала на носочки, чтобы дотянуться. Провёл языком по нижней губе, такой сладкой и необходимой. Эти губы сводили меня с ума. Заставляли забыть обо всём, словно по щелчку пальцев. Она приоткрыла рот, позволяя проникнуть внутрь, и хрипло простонала, стоило прикусить нежную кожу. Как же мне это было нужно. Сделал шаг в сторону дивана, на что Грейнджер без вопросов повторила движение. Я гладил большими пальцами её скулы, нежно целуя губы и лаская своим языком, а она вцепилась в мою талию, не желая отпускать. Я и не собирался уходить, моя девочка. Без тебя мне ничего не нужно в этом мире. Я чувствовал себя живым, обнимая её и чувствуя тепло тела. Мы потратили столько лет вдали друг от друга, потеряли столько времени, когда могли быть вместе. Чёртовы правила, чёртова кровь, чёртовы предрассудки. Но уже это неважно. Святой Поттер победил, и мы с моей Гермионой могли наслаждаться друг другом каждую минуту. Упав на диван, я сразу притянул её к себе, усаживая на колени. Она всегда беспрекословно следовала за мной. Её платье задралось, разве она не была в джинсах? Не важно, так даже проще. Давно вставший член упёрся в её оголённое бедро, и она всхлипнула, в нетерпении двигаясь на мне. Ненасытная. Такая, как мне нравилось. Грейнджер впилась губами в мою шею, а я откинул голову на спинку дивана. Эта ведьма выделывала невероятные вещи своим языком. Втянула кожу, а затем прикусила кадык, на что я дёрнулся и зашипел. Больно, блять. Но я не скажу ей об этом. Не хочу её расстраивать. Я сжал её упругие ягодицы, двигая ими по бугру, скрытому под тканью домашних штанов. О, да, моя девочка, ты молодец. Она начала гладить ладонями грудь, опускаясь ниже к животу, и мышцы пресса напряглись, чувствую её нежные пальчики. Поцелуями Грейнджер стала прокладывать влажную дорожку вниз, провела языком по ключице, царапая зубами, а затем прикусила сосок. — Да, сделай мне приятно, — прошептал я, продолжая смотреть в потолок, пока она спускалась к заветному месту. Мой член жаждал её прикосновений, её тёплой и тесной глотки, её языка. Она отменно сосала, только так, как я хотел, ни одной ошибки. Она знала меня насквозь, будто всю жизнь этим занималась. Будто была рождена для этого. Мерлин создал её рот только для моего члена. Гермиона провела ладонью по спрятанному под штанами стволу, чуть сжимая, и, оставив поцелуй прямо над резинкой, потянула её вместе с бельём, выпуская его наружу. Наконец-то. Оттянув верхнюю плоть, она высвободила головку и распределила большим пальцем каплю смазки по всей длине. — Ох, Мерлин, — мой стон заполнил всё пространство комнаты. Стоило ей провести языком от основания вверх, как я закатил глаза, улетая куда-то высоко в небо. До этого момента я будто разучился дышать, а теперь снова мог наслаждаться кислородом, получая долгожданное освобождение. Гермиона вобрала в себя головку, посасывая и облизывая, а затем медленно опустилась на член. Я тонул в ощущениях, когда чувствовал, как всё глубже погружался в её рот, доходя до горла. Она причмокивала и постанывала, полностью отдаваясь процессу. Ей нравилось сосать. И мне нравилось, когда она это делала. Грейнджер прекрасно знала, что мне нужно. Каждое движение было выверено и отточено до автоматизма. Все мысли отходили на второй план, когда она вытворяла немыслимые вещи своим языком. Были только я и моя Гермиона. Блять, я чувствовал себя самым счастливым в этот момент. Она постепенно ускоряла темп, пальцами впиваясь в мои бёдра, заставляя меня дрожать от возбуждения. Проводила кончиком языка по уздечке, не выпуская ствол изо рта, и я молился Мерлину, чтобы этот момент длился вечно. Ни один отсос слизеринок или когтевранок в Хогвартсе не приносил мне столько удовольствия, как действия Гермионы. Все ощущалось в сотни, нет, в тысячи раз сильнее, словно я превратился в один сплошной нерв. Я думал, что стоило мне кончить, как я бы в ту же секунду умер с блаженной улыбкой на лице. Лучшая из возможных смертей. Грейнджер насаживалась так глубоко, что касалась носом паха, не обращая внимания на невозможность дышать. Её самоотдаче можно было только позавидовать. Когда она набрала максимальную для себя скорость, тысячи блядских искр начали взрываться фейерверками под веками. — Моя девочка, — со стоном пробормотал, опуская голову и встречаясь с её возбужденными глазами. Это было просто невозможно терпеть, а я не хотел кончить раньше времени. — Иди сюда, — прошептал, когда она с влажным звуком отстранилась от члена и провела по нему ладонью. Мне нужно было её трахнуть. Сейчас же. Она забралась на мои колени, отодвигая край трусиков и сразу подставляя головку ко входу. Со стоном плавно опустилась на него, принимая в себя всю длину. Грёбаное блаженство. Это просто не могло быть реальностью. Хватаясь за мои плечи, она стала не торопясь двигаться, а я одной рукой схватил её за бедро, помогая набрать скорость. Кто бы мог подумать, что Гермиона Грейнджер станет моим наваждением? Чёртовой манией. Нужно было разрушить мой мир, чтобы я наконец осознал, в чём нуждался больше всего. В ней. В её хрупком теле, красивом веснушчатом лице и нежных ласках. В ней было так тесно, что я чувствовал, как она обволакивала меня, как сокращались её мышцы и как головка тёрлась о стенки. Сука. Её кудряшки подпрыгивали от каждого движения, распадаясь по плечам, а одна бретелька платья съехала вбок, немного оголяя грудь. Грейнджер выглядела как долбанное произведение искусства, богиня, сошедшая с небес, чтобы даровать мне себя. И я сполна пользовался полученными благами. Зубами спустил бретельку ниже, полностью высвобождая грудь, и провёл языком по соску, вызывая новый стон. Наши движения были плавными и размеренными, но я хотел большего. Постепенно ускоряясь, стал вбиваться в неё, практически вгрызаясь в нежную кожу груди. Плавные толчки становились всё грубее, и я так сильно сжимал её ягодицу, что она вскрикнула. Но я не собирался останавливаться, даже если на ней останутся синяки. Двигался грубо и резко, и она не отставала, подстраиваясь под нужную мне скорость. Двигала бёдрами в такт с моими, наполняя комнату охренительно возбуждающими шлепками. Мы были одним целым. Единым организмом, работающим слажено и без ошибок. Одно дыхание на двоих. Рваное, тяжёлое. Блять, почему я не обратил на неё внимание раньше? Конченый придурок. Грейнджер то шептала моё имя, то выкрикивала в полный голос, и это было лучше любой музыки, которую мне доводилось слышать в своей жизни. Желаннее криков толпы на трибунах квиддичного поля во время школьного матча. Приятнее стонов вульгарных однокурсниц в коротких юбках, готовых прыгнуть на меня, чтобы получить порцию уважения и зависти от своих подружек. Я хотел навсегда запечатлеть момент, как буквы, вылетающие из её рта, складывались в это короткое слово, и прокручивать каждый день. Я уже начал терять контроль, подступая к пику удовольствия, и не контролировал, как сильно сжимал её ягодицу, оставляя следы короткими ногтями. Она всё терпела. Я уверен, ей нравилось. Наши движения стали рваными, сбиваясь с ритма, но были всё ещё чертовски восхитительными. С такой скоростью просто невозможно трахаться, но для нас не существовало границ. Толчок. Ещё. Грубее. Кончай, Гермиона. Блять. Резче. Быстрее. Я больше не могу держаться. Несколько рывков, и я с хриплым стоном кончил в неё, как только почувствовал, как её тело напряглось, а внутри стало невыносимо влажно. Самые яркие оргазмы у меня были только с Грейнджер, без вариантов. Не было ни одного ёбаного шанса испытать что-то отдалённо напоминающее по силе с кем-то другим. Потому что мне больше никто не был нужен. Долгое время мы просто лежали на диване, пока она перебирала мои волосы, а я поглаживал её по спине. Но вдруг комната опять покрылась рябью. Нет, только не это. Сука! Я не готов. Гермиона встала, то проявляясь перед глазами, то исчезая, как долбанный мираж. Почему она идёт к двери? Ты уходишь? Я не мог пошевелиться, чтобы встать и остановить её, как будто в меня запустили Петрификус Тоталус. Мне это не нравилось. — Я всегда буду рядом, слышишь? Не верь никому, — она уже держалась за дверную ручку, проговорив это. Куда ты, блять? Глаза закрывались против воли. Что за херня?Soundtrack: Tommee Profitt feat. Beacon Light & Sam Tinnesz — Enemy
Резко открыв глаза, Драко вновь зажмурился от яркого света. Где он? Почему тело всё дрожит, словно его опустили в ледяное озеро? В голове пищали миллионы пикси, а в горле саднило от отсутствия влаги. Как же хреново. Он вновь попытался открыть глаза, чуть прищурившись, и, осознав, что это не его квартира, начал вертеть головой в разные стороны, приподнявшись на локтях. Капельница слева, тянувшаяся волшебной нитью к сгибу локтя, белые стены, вызывающие рвотные позывы, девушка в лимонной мантии. Это Мунго? Что он здесь делал? Паника накрыла его такой оглушительной волной, что голова стала раскалываться ещё сильнее, чем секунду назад. — Где я? Кто вы, чёрт возьми?! — закричал он на молодую целительницу, хотя скорее это была медсестра, находящуюся в помещении. — Мистер Малфой, успокойтесь, вы в реабилитационном отделении больницы Святого Мунго, — спокойным тоном, как будто Драко был глупым ребёнком и ему всё надо было разжёвывать, проговорила она. — Нет… Нет! Я должен быть дома! Где она? Я хочу к ней! — он вопил, как корень мандрагора, а вибрация магии была такой сильной, что задрожала мебель в палате. Он снова заозирался по сторонам в поисках своей девушки, но они были здесь только вдвоём. И давящие белые стены. Какой-то бред. Зачем его положили в больницу? Ему было хорошо с ней, даже очень хорошо, но эти тупые целители всё испортили. Он встал с постели, срывая нить капельницы и нервно теребя больничную сорочку, и стал ходить по помещению, заглядывая в каждый угол. Он должен найти её. — Мистер Малфой, вам нужно лежать, — девушка подошла к нему и попыталась подтолкнуть его к койке, но даже несмотря на его слабость после процедур и дезориентированность, она не могла с ним справиться. — Отвали! — он всплеснул руками, и от неожиданности девушка выронила волшебную палочку, после чего раздался хруст. Кажется, она оступилась и сломала её. — Чёртовы придурки. Где она? Она в другой палате? Зачем? Почему я здесь? — Малфой, нахмурив брови, гневно смотрел на неё, сжимая руки в кулаки, а её нижняя губа задрожала. Вопросы лились из него нескончаемым потоком, но медсестра, видимо, решила принять обет молчания, иначе какого хера она не отвечала?! Драко сгорал от переизбытка эмоций, ему нужны были долбанные ответы. Всё тело тряслось, а сердце неистово стучало, желая сбежать из его грудной клетки. Он чувствовал, как бурлит кровь, текущая по венам, а тело было неимоверно горячим, словно он находился в эпицентре Адского пламени. — О ком вы говорите? — дрожащим голосом спросила медсестра, протягивая к нему руку в очередной попытке успокоить и заглядывая ему в глаза. Расширенные зрачки и бешеный взгляд. Одно из самых безобидных последствий. — О Гермионе Грейнджер, о ком же ещё! — Драко оттолкнул её от себя с такой силой, что она еле удержалась на ногах, и начал снова наворачивать круги по палате, пока та удивлённо приподняла брови. — Она всегда меня спасает. Почему вы её не пускаете? Почему ебучая палата закрыта? Он подошёл к двери и дёрнул ручку, желая поскорее сбежать и найти ту единственную, что принесёт ему покой. Но эта сука, похоже, заперла палату, когда у него началась истерика. Блеск. — Вы, верно, что-то напутали. Она не приходила к вам, — от страха медсестра уже почти шептала. Ей бы выбежать отсюда и позвать на помощь дежурного целителя, но она была в противоположном от двери конце помещения. Она даже не могла вызвать Патронус, ведь её палочка сломана. — Ты врёшь! Она любит меня, она бы никогда не предала и не бросила меня! — голос срывался на высокие ноты, и Драко сделал шаг к колдомедику, желая потрясти её за плечи и выведать всю правду. Настоящую правду. «Не верь никому». Гневная пелена, которая уже застилала глаза Малфоя, резко спала, и он остановился посреди палаты, стоило ему услышать такой знакомый любимый голос. Он облегченно вздохнул, разжимая кулаки, и стал оглядываться, чтобы вновь увидеть её. Она пришла. А эта медсестра жалкая обманщица. «Я здесь. Я рядом». — Где ты, любимая? Я не вижу, — нежно проговорив, Драко начал бегать взглядом по палате, но не находил источника звука. Да что за чертовщина тут происходила? Он видел только испуганные глаза сотрудницы, которая забилась в угол, не в силах уже бороться со слезами. И волна злобы сбила его с ног. Он сорвался с места и начал громить всё на своём пути. — Блять! Грейнджер! Где ты, чёрт возьми? — он кричал, переворачиваю любую мебель, попадавшую ему под руки. — Мать твою, Гермиона, ты нужна мне! Так чертовски нужна. Он обессилено упал на колени, хватаясь руками за волосы и оттягивая их, желая заглушить ту внутреннюю боль, что снова начала топить его. К его ноге привязали камень и бросили в воду, как щенка. Жалкого, скулящего, разбитого. Ведь только она могла ему помочь. Но её не было. Это был не первый раз, когда он плакал. Но сегодня это были самые горькие слёзы в его жизни, словно он потерял что-то очень дорогое. Он выл волком, то поднимая взгляд к потолку, то роняя голову в ладони. Это было невыносимо. Боль, не физическая, — было плевать на ломоту в теле, тремор в руках, стук зубов друг об друга и разодранную от ногтей кожу головы, — душевная медленным ядом убивала его. — Грейнджер! Сука! Почему тебя нет рядом, когда ты так нужна? — он чувствовал себя как никогда хреново. Даже Круциатусы тётушки не были такими адски выматывающими. Он чувствовал себя преданным, брошенным. Она не приходила. Ему нужно подышать. Но здесь невозможно было сделать того спасительного вдоха, который был способен вернуть её. Способен сделать так, чтобы они снова были вместе. Слёзы градом текли по щекам, и Драко не знал, что ему делать. Блядская дрожь всего тела только ухудшала ситуацию, агония уничтожала его изнутри. Ему нужна была она! Прямо сейчас! Два вдоха, два сраных вдоха, он, что, о многом просил? Малфой не слышал всхлипы медсестры, его крики, срывающиеся на вопли, заполняли всю палату, заглушая любые звуки. Он орал имя Грейнджер без остановки, иногда лишь переходя на шёпот. Он проклинал её за то, что её не было рядом, раскачиваясь как болванчик из стороны в сторону. Бил кулаками пол, до крови разбивая костяшки. Его ломало. Он в очередной раз поднял взгляд к потолку, чтобы вознести молитву Мерлину, чтобы хотя бы он помог ему, но заметил тёмное пятно в окошке двери. Там стояла она.Soundtrack: Dahlia’s Tear — Toward The Dark Cellar
После победы Гарри Поттера к семейству Малфоев относились, мягко говоря, паршиво. А если совсем откровенно, их ненавидели. Мало того, что они были предателями, так большинство из них даже не запекли в Азкабан. Досталось только Люциусу. Всем было плевать, что Нарцисса не помогала Пожирателям, а Драко получил метку не по своей воле, и на его руках даже не было крови. Они хотели правосудия. Сбежать было единственным верным решением, как считал Малфой-младший, поэтому, когда его мать перестала с кем-либо разговаривать, даже с ним, а Мэнор начал казаться ему Адом на Земле, он переехал в небольшую квартиру недалеко от Лютного. Он ненавидел этот переулок, потому что там всегда ошивался сброд, недостойный его внимания. Но теперь, когда его мир, да и всей Англии, перевернулся с ног на голову, только там его не хотел убить каждый второй. Драко старался меньше времени появляться в магической части Лондона, но ему как никогда хотелось забыться, просто почувствовать себя человеком. И он нашёл выход в маггловских барах. Его там абсолютно никто не знал, и он мог спокойно наслаждаться стаканом-другим виски, который был, кстати говоря, совсем не хуже волшебного алкоголя, если его не разбавлял бармен. С каждым днём ужасы прошлого настигали его всё чаще, и даже высокоградусные напитки не помогали ему забыться. Волдеморт так явно отпечатывался под веками, что Малфой начинал раздирать кожу, под которой были чернила метки, до крови. Он с остервенением царапал предплечье, желая избавится от клейма, которое уничтожило всё, что у него было. Власть, уважение, признание — это было растоптано и похоронено в земле одним змеевидным ублюдком. Одно касание палочки к его руке, и Драко уже не личность, а марионетка сумасшедшего фанатика, который, блять, даже не был чистокровным. Почему его отец, кичившийся своим происхождением и считающий, что чистота превыше всего, стал верной собачкой восставшего из мёртвых полукровки? У Драко не было ответа. Когда очередное видение пыток в собственном доме накрыло Малфоя с головой, он побежал в ближайший бар, чтобы накидаться в дрова и избавиться от навязчивых картинок. В квартире было слишком тихо, а здесь царил шум и веселье, помогающие хоть немного отвлечься. Он пил без перерывов и закусок, желая скорее остаться в одиночестве в своей же голове. Разве он многого хотел? Почему эти сраные воспоминания не могли оставить его в покое? После шестого, а может десятого стакана он плохо помнил, что происходило вокруг. К нему подсел какой-то паренёк, худой и с сальными волосами, но он не вызывал отвращения. Возможно, Драко был уже слишком пьян, чтобы разбираться в этом. Он представился то ли Клэйтоном, то ли Клинтоном, Малфой не пытался запомнить. Он даже не вслушивался в тот бред, что парень ему втирал, лишь безэмоционально смотрел на бокал, обводя пальцем край. — Я вижу, тебе хреново, — какой он, сука, проницательный. Малфой ни на что не реагировал, мысленно желая, чтобы мимо прошла та сексуальная официантка, которая могла бы принести ему очередную порцию алкоголя. — Я могу помочь тебе забыться, — заговорщически сказал его новый знакомый. Драко резко поднял голову, отчего она закружилась, и он вцепился в край стола, пытаясь прийти в себя. С этого и надо было начинать, потому что виски уже стоял поперёк горла и больше не спасал от прошлого, сколько бы он ни выпил. Клинтон, или Клэйтон, чёрт, нацепил бы на себя бейджик что ли, нашёл под столом его ладонь и вложил небольшой пакетик с каким-то порошком. — Что это? — язык заплетался от выпитого, но Малфой всё-таки смог задать короткий вопрос. — Не боись, обычная синтетика. Метамфетамин. Один вдох, и ты на небесах, парень, — он хитро улыбнулся, подмигивая. — Понравится, придёшь ещё, первая порция бесплатно. На пробу, так сказать. Я здесь каждый день, — он встал и хлопнул Драко по плечу, словно они были давними знакомыми. — Бывай, дружище. Так и началась новая жизнь Драко Люциуса Малфоя. Несколько дней он обходил голубоватый порошок стороной, не рискуя пробовать маггловское изобретение, но когда в очередной раз воспоминания захватили его разум, раздирая его изнутри, вынуждая кричать в пустоту и молиться всем богам о том, чтобы ему стало легче, он достал пакетик трясущимися руками и высыпал немного вещества на столик. Попытался соорудить хоть что-то, отдаленно напоминающее дорожку, и, заткнув одну ноздрю пальцем, второй провёл над порошком, жадно вдыхая. Он не ждал чуда, не надеялся на спасение, но спустя несколько минут его тело расслабилось, пытки в голове прекратились, а крики жертв умолкли. Он закатил глаза, наслаждаясь спокойствием впервые за долгое время. С тех пор наркотик плотно поселился в его квартире, а парень, точное имя которого он так и не запомнил, стал его лучшим другом, вовремя поставляющим товар. Благо, Министерство не до конца разорило семейное хранилище в Гринготтсе. Спустя несколько доз в его галлюцинациях счастливого мира появилась она. Сначала Малфой не мог понять, почему не мать или кто угодно, кроме Грейнджер. Но когда один вдох перерос в два за раз, потому что грёбаные сцены из прошлого вернулись и оставались с ним даже после одной дорожки, он уже не видел границы с реальностью, полностью отдаваясь во власть вещества. Она была его лучом света в этих беспросветных днях одиночества и тоски. Боли и кайфа. Самобичевания и наслаждения. Она дарила ему иллюзорный мир, наполненный счастьем и любовью. Ему даже не было мерзко думать о ней, ведь только благодаря ей он жил. Вдохнув порошок, Малфой закрывал глаза и видел её. Он открывал их и снова видел её. Грейнджер так плотно поселилась в его голове, что стоило ей исчезнуть из-за окончания эффекта, как он принимал новую дозу, чтобы скорее вернуть её, даже не дожидаясь адской ломки. Драко не понимал, насколько разрушительным стало для него вещество, уничтожающее реальность и создающее новую, иллюзорную, но такую желанную. Это было ему нужно. Долгожданное спасение, способное подарить надежду. На что? На будущее? У него нет никакого ебучего будущего. Только он и порошок. Точнее, он и Грейнджер. Так он думал. И он не хотел ничего менять. Однажды утром Драко проснулся от яркого солнечного света с полной уверенностью, что рядом с ним лежит Грейнджер. Он перебирал рукой воздух, представляя, что это её непослушные кудри, и размышлял о том, как она изменила его жизнь к лучшему. Резко зажмурившись от внезапно накатившей боли в груди, он увидел самое худшее воспоминание в своей жизни. Гермиона лежала в центре столовой Малфой-Мэнора, неистово крича, пока Беллатриса награждала её Круцио один за другим. Его начало отпускать. Нужна новая доза. Он посмеялся над собственной слабостью и трусостью, словно душевнобольной, и, тряхнув головой, которая раскалывалась от накатывающей боли, сел, прищурив один глаз и ища спасительные пакетик. Рассыпав порошок, он опустился к столику и вдохнул, потом ещё, сейчас должно отпустить. Вещество осело на слизистые мгновенно, возвращая его в прекрасный выдуманный мир. Опустив голову в ладони, он пробормотал в пустоту «Да», а затем подорвался с места, крича о том, что прошлое до сих пор его преследовало. Он мерил комнату широкими шагами, резко размахивая руками, и в один момент просто остановился, глубоко дыша. Его настроение, как и тело, больше было не подвластно его контролю, меняясь чуть ли не каждую секунду, пока наркотик полностью не захватывал его разум. Опустив руки, Драко постепенно приходил в норму, отвлекаясь от злости и беспомощности, которые окружали его мгновение назад. — Скажи, что ты всегда будешь со мной. Никогда не предашь, — с надеждой проговорил, уставившись пустым взглядом в грязный пол. С тех пор, как он подсел на метамфетамин, разговоры с самим собой стали нормой. Насколько было возможно считать такое состояние нормой. Но ведь в его голове всё было по-настоящему. Этот новый мир протягивал ему свои руки, зазывая в объятия и утешая, пока реальность со всей агрессией била его по лицу, не желая принимать. Отторгая. Выплёвывая. Это они вынудили его стать таким! Возомнили себя грёбаными вершителями судеб. Ему снова не дали выбора! Он был слишком слаб, чтобы противостоять. Малфой сел на диван, откидывая голову назад, когда возбуждение неожиданно накрыло его. Ещё одна побочка, которая сопровождала его с каждой новой дорожкой. Он провёл ладонью по шее, второй поглаживая член сквозь штаны, погружаясь в свою иллюзию с головой. Стоило ему чуть сильнее сжать пальцы, надавливая на кадык, как он зашипел от неприятных ощущений, но сразу же блаженно улыбнулся, расслабляя хватку. Его руки не принадлежали ему, ведь в голове Драко это были её маленькие ладошки, которые с любовью оглаживали каждый сантиметр тела: плечи, грудь, живот. Малфой пробежался пальцами по ключице, спускаясь к соску и сжимая его. — Да, сделай мне приятно, — бормотал он фантомной девушке, водя руками по своему телу, всё больше возбуждаясь. Пустая квартира постепенно начала заполняться его хриплыми вздохами, пока он сжимал ствол и ласкал себя. И как только он достал член, проведя по головке пальцем, на конце которой блестела капля, он не сдержал стона. Настоящее блаженство. Все его чувства обострялись в несколько раз благодаря спасительному порошку, и каждое касание отдавалось разрядом тока, пронизывающим всё тело, концентрируясь внизу живота. Драко медленно провёл ладонью снизу вверх расслабленной хваткой, жадно вдыхая спёртый воздух душной квартиры. Никогда ещё самоудовлетворение не казалось ему таким желанным. Чёртова необходимость. С каждым движением он понемногу ускорялся, то сжимая член сильнее, то ослабляя давление. Наконец-то ему будет хорошо. Дрожь в теле усиливалась, и он жадно глотал воздух, не переставая ласкать себя. Водил по стволу, большим пальцем оглаживая головку и задевая уздечку. С тех пор, как он стал принимать наркотики, каждый подобный акт был для него подарком с небес. Он не понимал, что на нём не было Грейнджер, и кончал так ярко, словно до этого воздерживался годами, и наконец смог заняться сексом с любимой женщиной. Он чувствовал, как оргазм уже начал подступать, но не хотел заканчивать так быстро. Он остановился, давая себе время отдышаться, чтобы потом снова продолжить свою пытку. Выпустив член из рук, он опустил голову вниз, смотря на столик и не замечая остатков порошка на стеклянной поверхности. — Моя девочка, — и снова в пустоту. Вновь обхватив член, он сначала медленно провёл по стволу несколько раз, а затем начал набирать максимально возможный темп, способный принести ему наслаждение. Сжимал орган в ладони, задыхаясь собственными хрипами. Малфой сжимал кулак и двигал бёдрами навстречу, вбиваясь в собственную руку. Свободной ладонью зарылся во влажные волосы у корней, оттягивая их. Он был близок, уже чувствовал вновь подступающий оргазм. Чувствовал чужие руки, царапающие кожу головы, чужие бёдра, подпрыгивающие на его члене. Граница реальности и бреда давно была для него размытой, чаще всего и вовсе переставала существовать, полностью затуманивая разум грёзами. Цеплялся бы он за реальность, когда осознал бы, что ничего, что он видел, не существовало? Или продолжал бы тонуть в собственной жалости к себе и боли, спускаясь на самое дно, но где была она? Ответ очевиден. Сжав челюсти до скрипа зубов, Драко тяжело дышал через нос, ощущая скорый конец. Ускорившись так, что от удовольствия сбился с ритма, он грубо толкался в ладонь, с каждым разом двигаясь жёстче. Малфой закатил глаза и с протяжным стоном излился в руку, забываясь в собственном оргазме.Soundtrack: Tommee Profitt feat. Fleurie — Hurts Like Hell
Она пришла просто на очередной колдомедосмотр, который необходимо было проходить каждый год работникам Министерства. В её отделе был настоящий аврал, и все мысли занимали только отчёты и сроки их сдачи. Поэтому, задумавшись, Гермиона сначала нажала не ту кнопку в лифте, а затем, естественно, вышла не на нужном ей этаже. Поняв, что она ошиблась, и поругав себя за беспечность, Грейнджер уже было развернулась к кабине, чтобы уехать на этаж ниже, когда услышала нечеловеческий вопль, отдаленно напоминающий её фамилию. Любопытство было её главной слабостью, и она не могла заглушить навязчивый голос в голове, требующий узнать, что тут происходило. Нетвёрдым шагом она направилась на звук, больше похожий на крик Банши. И чем ближе была заветная дверь, тем меньше хотелось подходить к ней. Она увидела его. Достаточно было промелькнувшей платиновой макушки, чтобы сложить дважды два в голове и идентифицировать находящегося там пациента. Ни у кого больше нет таких волос. Драко Люциус Малфой. Выронив сумочку, Гермиона медленно подошла к двери палаты, в которой было небольшое окошко. Он сидел на коленях, хватаясь за голову и крича, пока миниатюрная колдомедсестра забилась в угол, подрагивая, а, видимо, её волшебная палочка, сломанная пополам, лежала около больничной койки. Она не видела Малфоя полтора года, с тех про как выступала свидетелем защиты по его делу в Визенгамоте. Он уже тогда казался ей бледным и чрезмерно худым, но теперь… Впалые щёки, худощавые руки без намёка на крепкие мышцы, безумный взгляд, влажное от слёз лицо и мертвенная белизна кожи. Что с ним произошло? Она почувствовала оцепенение, когда услышала его: «Какого хрена тебя нет рядом?», озвученное в пустоту, но поняла, что это было адресовано ей. Какой-то фантомной Гермионе Грейнджер, придуманной Малфоем в приступе бреда. Ей было страшно. Не за себя — за него. Сердце бешено стучало в груди, грозясь выпрыгнуть и убежать куда-то далеко, спрятаться, лишь бы не слышать криков боли и отчаяния. Но она не могла пошевелиться, стояла как вкопанная, наблюдая за происходящим. Ей было жаль его. Не потому что это Драко Малфой, когда-то красивый и элегантный представитель высшего света, о котором она могла бы грезить в своих самых тайных и недоступных никому мечтах, нет, она не испытывала к нему чувства влюблённости или чего-то более серьёзного. Но она уверена, будь это незнакомый ей человек, а не тот, кого она знала практически всю свою жизнь, ей не было бы так больно наблюдать за ним. Даже если бы из его уст звучало её имя. Мало ли, почему незнакомец мог на ней помешаться? Она часто появлялась в газетах с Гарри и Роном, да и без них, благодаря новым законопроектам. Но это всё ещё был Драко Малфой. Мальчишка, ненавидящий её семь лет учёбы в Хогвартсе. Унижающий и обзывающий этим мерзким словом «грязнокровка». Возможно, и его заслуга была в том, что она решила доказать всему магическому миру и самой себе, что она не просто грязь из-под ногтей, а сильнейшая и умнейшая ведьма. А теперь этот когда-то напыщенный и высокомерный юноша сидел на коленях в больничной палате, выдирая себе волосы и плача, взывая к ней. Она не знала, что с ним случилось. И она боялась узнать правду. Впервые в жизни Гермиона чего-то по-настоящему испугалась. Где твоя гриффиндорская храбрость? Потонула в глазах блондина, который резко поднял на неё взгляд. Если Грейнджер до этого думала, что не могла сделать и шага от злосчастной двери, то теперь она была не в силах пошевелить ни одной частью тела, потому что увидела в глазах Малфоя столько боли и осознания, что у неё даже сердце на миг остановилось. Она понимала, что ничего хорошего не произойдёт, что ей надо бежать со всех ног, пока она не сошла с ума вместе с ним. Забиться куда-нибудь в угол и дождаться, пока её кто-нибудь не найдёт и не отведёт домой. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, пока серые радужки не превратились в чёрные, словно внутренний демон рвался наружу. Драко кинулся к двери, дёргая ручку и ударяя кулаком по дереву, не отрывая взгляда от Гермионы, которая от испуга все-таки сделала небольшой шаг назад, хватаясь за сердце, но не отвела глаза. — Помоги мне, пожалуйста, ты же всегда это делала! — она слышала мольбу в его голосе, но её постоянно работающий мозг теперь отказывался найти объяснение происходящему. Почему он звал её? Почему именно она? Драко продолжал барабанить по двери, умоляя Гермиону выпустить его. В его глазах стояли слёзы отчаяния, а костяшки кровили от сильных ударов. Ей было больно смотреть на него в таком состоянии, осознавать, что она могла стать причиной всему. Когда-то злейший враг просил её о помощи, а она была не способна спасти его. Он был так слаб. Беспомощен. Подавлен. Окаменев телом, душой она рвалась к нему, желая сделать что угодно, лишь бы ему стало легче. Лишь бы он перестал изводить себя и кричать, проникая своими страданиями в её открытую для всех душу. Ей всегда было больно смотреть на муки других людей, и не важно, друг или чужак. Она обладала сочувствием. Она проникалась ко всем, кому нужна была поддержка. И Драко Малфой не был исключением. — Ты же обещала! — его крики заставляли сердце Гермионы сжиматься, но она продолжала молчать и смотреть, как он изводил себя. Почему ты ничего не делаешь? Помоги ему или уйди! Но она не могла… Он долбил бедную дверь с такой силой, что не будь она магически заперта, давно бы слетела с петель, снося Гермиону с ног. Слёзы уже катились по его щекам непрерывным потоком, а он продолжал умоляюще смотреть на неё и пытаться выбраться. — Ты клялась, что никогда не предашь. Гермиона… — с каждым словом осознание словно заполняло его разум, потому что новый удар становился слабее предыдущего. Грейнджер видела, как стены рушились, а злость и отчаяние сменялись беспомощностью. Он принял её капитуляцию. Она видела это. Она видела, как его руки опускались, как он неверяще мотал головой, не желая принимать реальность. Его тело била крупная дрожь, но он не отходил от двери, кладя ладонь на стекло, которое вибрировало под его пальцами. Одинокая слеза покатилась по её щеке, хотя внутри она была настолько подавлена, что была готова рвать на себе волосы. Сползти по стенке рядом с этой чёртовой дверью, обнять колени и уткнуться в них носом, а потом рыдать сутки напролёт, ругая себя за бездействие. Она не могла ему помочь. Ему уже никто не мог помочь. Только он сам. Но справится ли он? Она сделала шаг вперёд, утерев слезу рукавом блузки, оставляя на ткани мокрый след, и приложила руку туда, где была его ладонь, словно не было никаких преград. Это была та поддержка, которую она могла ему дать, но знала, что этого недостаточно. Ему нужно не это. Ей нужно не это. — Прости, — прошептала Гермиона так, что Малфой не услышал, но явно разобрал по губам. И новая капля проложила дорожку по её щеке. Они стояли в тишине. Глаза в глаза. Рука к руке. И каждый из них был подавлен. Каждого разрывала своя боль. Разная, но объединяющая. Неизвестно, сколько бы они ещё так простояли, если бы не колдометики, которые подбежали к палате и, оттолкнув Гермиону от двери, расколдовали её и, войдя в палату, произнесли: — Ступефай!