Я слышу твое сердце по ночам – Тобой пропитан каждый сантиметр Я нахожу тебя во всех вещах. Я тебя никем не заменю; Внутри меня как будто гаснет свет, Срываюсь и опять тебе звоню
У Юли бывает очень красивая улыбка. В те моменты, когда она не кривляется для инсты, или не брызжет в Грома тонкими ядовитыми струями сарказма, её улыбка каждый раз заставляет Игоря на миг отупеть. На крыше солнечно, очень светло для Питера. Тёплые лучи греют Грому спину под курткой. Наверное, Дима нашёл бы тут символизм. Игорю нравится, что Юле зашла шаверма. Теперь, когда мозги больше не пухнут о Чумном Докторе, Гром, наконец, по-настоящему замечает, какая Юля хорошенькая. Мысль о том, что впереди может быть счастье, на секунду озаряет его голову в момент, когда неугомонная парочка уламывает Игоря на селфи, и Юля, позируя, чмокает его в щёку. Гром механически трёт щетину в этом месте. Пчёлкина фыркает. Дубин, сияющий, как новый самовар, кажется, не успевает ничего вкурить. Они пришли сюда пешком, а это значит, что Юлю потом можно будет проводить. Игорь разрабатывает в голове стратегические операции по избавлению от Димы, но со вздохом отметает их одну за одной. В итоге, когда Юля забегает купить воды, он просто просит Дубина «свалить по-братски». Тот, конечно, тугой, но не тупой, и он кивает. Напоследок, разумеется «понимающе», «как мужик мужику» подмигивая. Игорь смутно доволен, что этого не замечает никто, кроме него. Когда Юля выходит, Гром на вопрос о Диме только пожимает плечами. Она говорит, что почти ожидала увидеть Игоря с сигаретой. Он отвечает, что не курит и никогда не курил. Пчёлкина улыбается, как-то мельком, по-лисьи. Так умеют только женщины, думает он. Они идут не спеша, Юля много говорит и жестикулирует. Гром молчит. Недавно был дождь, и когда зажигаются вечерние фонари, на влажном асфальте ярко-красным пятном отсвечивают Юлины волосы. К вечеру холодает. Игорь прикидывает, снять ли для Пчёлкиной куртку. В конце концов он прямо спрашивает об этом. Юля как-то так грациозно поводит плечом, толкает его в бок, смеётся. Смех у неё, ну, прикольно звучит. Под её домом Гром, помня о провале с курткой, долго чешет шею, слушая щебет и особо не вникая в его содержание; там что-то о ролике, а было бы неплохо, чтобы о чём-нибудь поосязаемее. В конце концов он решает, что Юля не зря надевала каблуки — иначе ему бы пришлось слишком сильно сгибаться. И фиг знает, не начала бы она опять угорать. Юля резко замолкает, когда он касается её скулы. Кожа у неё холодная, значит, таки замёрзла. Игорь успевает утонуть в Юлиных глазах, ставших обалденно большими, прежде чем поцеловать её. Ему всё же приходится наклониться, но это нормально. Он отпускает Юлю и, не отрываясь от её губ, тянет с плеч куртку. Чувствует короткий смешок сквозь поцелуй. Понимает, что, по ходу, писец. Что от Юли пахнет цветами, что у неё жадный, бесстыдный рот. Густые, мягкие волосы. Классная кожа. Гром вспоминает про куртку уже в своём дворе — он до дома почти летел. В мыслях пусто и светло, как от дорогой синьки. Обрывочно мелькает Юлино лицо, тонкость её тела, её поцелуи, острые шутки и смешинки в зрачках. Игорь чувствует себя малолетним дрочером в теле взрослого мужика и хмурится. Он просто уже забыл, что в мире есть другие женщины, кроме работы.***
Иногда Юля одевается так странно, что он даже не может понять, что на ней за предметы гардероба. В такие моменты он чувствует себя древним и брюзгливым. Пчёлкина прямо трунит, что он «как будто вчера из совка вылез». Совок – не совок, но Гром искренне не понимает, как можно щеголять по осеннему Питеру в «подстрелянных» штанах. Впрочем, Юля больше на тачке ездит, чем ходит пешком. На дворе октябрь, у Игоря внутри — май. В свободные от работы минуты в башку сразу врывается… Очарование? Влюблённость? Всё вот это вот, в общем, конфетно-букетное. Однажды Юля, как бы между прочим, заявляется в участок на обеде. Пацан внутри Грома вопит от чистого кайфа — так зеленеет лицо у Цветкова, когда Пчёлкина на глазах у всех протяжно чмокает Игоря в губы. Юля — грёбаная мисс Совершенство, и она это знает. Знает и Гром, а теперь вот и весь отдел. Тогда же они в первый раз ночуют вместе. После дежурства Пчёлкина приезжает на колёсах; Игорь ворчит, а вот Дима с удовольствием запрыгивает в тепло салона. Обычно такие вечера втроём и заканчиваются — у Грома в квартире. Дубин с Игорем играют в шахматы, а Юля увлечённо пилит свой контент. Но в этот раз Гром, под удивлённые взгляды, требует у Пчёлкиной ключи и баранку. И молча отвозит Диму домой. Тот моргает, моргает вслед, но у него нет выбора, не сегодня. В машине Игорь интересуется, пьёт ли Юля пиво. Удовлетворённо хмыкает на ироничное «только не совсем бормотуху». В ларьке он чуть зависает — пытается определить, насколько хорошим будет пиво по триста рублей за ноль пять. В конце концов, решает, что уж точно не совсем говнёвым и берёт его, а ещё шаву. И, подумав, звонит в доставку роллов. Пиво оказывается горьким, Юля оценивает его как «средненький крафт». Оно, к тому же, долбит, даже несмотря на еду. Дело кончается медляком у окна и Юлиной шеей под губами Грома. Тихое и просящее «я хочу тебя», сказанное её мурчащим голосом, превращает Игоря в пьяного придурка; только пиво тут уже не причём. У неё так дочерта пуговиц на рубашке — Гром одолевает только первые три, а потом плюёт и тянет хренову ткань Юле через голову. Она, вроде, не возражает. Зачем-то бормочет, что ему бы пошло отпустить волосы. Они занимаются войной, а не любовью. Это похоже на файт, очень часто похоже на файт гораздо сильней, чем на секс. Но у них не бывает проигравшего. Юля приходит ночевать всё чаще. В участке стебут, что теперь-то он точно работает на износ. Пару раз Игорь ловит себя на кретинской лыбе в ответ на такие подколки. Это его злит, но морда кирпичом не спасает ни от шутеек, ни от Фёдор Иваныча. Вместо Прокопенко мимо теперь ходит иллюстрация к слову «довольство».***
Так пролетает полгода. Юля таскает Игоря по бесконечным раутам, выставкам и ивентам. Он не то, чтобы проникается, просто хочет быть с ней. Грому нравится, что она умна, ярка и утончённа, но при этом «свой чувак» и может здорово помочь даже по очередному рабочему делу. Нравится, что она любит массаж, аромапалочки, дорогие платья и джаз. А ещё любит гаситься на концертах Кипелова, глушить из горла водку и выхватывать из костра печёную картоху, смеясь и обжигаясь. Юля нравится Игорю вся. Даже при том, что они порой здорово цапаются. Он почти готов примириться с тусовками. Правда, часто усталость берёт своё, и Пчёлкина нехотя даёт ему тайм-ауты. Мысль о предложении возникает у Грома как бы сама собой — когда в один прекрасный день он прикидывает, сколько денег надо будет всадить в ремонт хаты. То, что Юля переедет, кажется ему уже почти решённым делом. Квартиру она всё равно снимает, и Игорь не особо сечёт, зачем это надо, если она почти всё время проводит у него. В эти мысли вплетается другая — что это, получается, уже любовь. Гром даже перестаёт работать челюстями над завтраком. Пробует представить жизнь без Юли. Не то, чтобы не может, просто это уже и не жизнь, вроде. Так, существование. Он с тоской понимает, что надо бы ей, вообще-то, признаться. Сразу предлагать кольцо вообще не айс получится. Это тебе не потрахаться, тут подход нужен. Игорь чешет нос и отправляется за цветами и конфетами. Перед выходом он даже отыскивает у себя одеколон и долго, с сомнением, вертит его в руках. Одеколон тыщу лет назад дарила бывшая, и он надеется, что она шарила. Приходится ещё достать утюг и выгладить рубашку. С брюками Гром возиться не думает — решает разобраться с ними уже перед предложением. А вот джинсы достаёт голубые, светлые. Удивляясь, что они вообще у него есть. На улицу он выходит весь нарядный, как рояль, и даже кепка не спасает от улыбок, которыми его провожают продавщицы в магазине.***
С вечера Игорь сильно задержался в участке, а у Юли проходила очередная пати. Гром звонит в дверь, понимая, что толком и не бывал у неё раньше. Так всё, урывками. Кухонный стол в этой квартире, правда, успел повидать хороший секс и хороший скандал. В воспоминаниях Игорь решает остановиться на сексе, и с удовольствием думает о том, как Юля умеет прогибаться в спине, как она стонет, царапается, никогда не сдаваясь сразу. Ему в кайф, когда ей хорошо. Юля долго не открывает. Гром дубасит уже по двери, а не в звонок. Спит она, по ходу, кутила до утра. Воспоминания всё же переходят к ссоре — стол тогда летел, потому что Игорь с психу перевернул его. Это другая крайность, хотя тут Юля тоже всегда умудряется довести его до исступления. А со словами, — если напротив не сидит преступник, — у Грома обычно сильно хуже, чем с кулаком. Пчёлкина, наоборот, владеет словесной борьбой в совершенстве. И всегда загоняет его в угол. Так что в особо запущенных случаях страдает мебель, посуда и стены. В остальных — Гром просто сваливает и охлаждает горящее гневом нутро с помощью ночного ветра улиц. Юля наконец распахивает дверь. Она в растянутой майке, а под глазами эти странные штуки, которыми девушки снимают синеву. Игорь не улыбается, он суров, потому что впереди непростая задача. Юле всё равно — она сначала удивлённо поднимает брови, потом усмехается. Обнимает его, целует. Лениво берёт букет и бросает его на тумбочку при входе. Юля пропускает Грома внутрь и скрывается в ванной. Игорь решает подождать её в зале и растягивается на диване, медленно оглядывая интерьер. Глаза останавливаются на стене, где висят фотки. Гром присматривается к ним и подрывается, чтоб подойти поближе. Больше всего там, конечно, Юли. С разными селебами, крутыми и не очень. Есть одна фотография, где Пчёлкиной лет четырнадцать, и она, видать, с отцом. И ещё — штук пять, с каким-то кудрявым хером в цветастых шмотках. На море, на Красной площади, просто дома. Среди них кадр, где Юля сидит у хера на плечах, наклонившись губами к его макушке. Игорь смотрит и не может выкупить, что не так с этим хлебалом и лыбой во всю пасть. Кроме того, что хлебало слишком рядом с его любимой женщиной. И ещё того, что ни одной совмески с ним, Громом, на этой стене нет. Но тут Юля заходит в комнату. Игорь поворачивается и приказывает себе забыть про фотки. Она спрашивает, чего это он так рано, завязывает сеть болтовни, привычно утягивает его в слух. Гром зачем-то вертит в руках коробку с конфетами и размышляет, сначала спросить или сначала признаться. Решает всё-тки спросить, для внутреннего покоя. Он ловит паузу в описаниях новых алгоритмов тик-тока и тычет пальцем в кудрявого на стене. Очень спокойно, ясен хрен. Юля, не сморгнув, отвечает, что это брат. Игорь психолог так себе, но кое-что из криминалистики помнит — и он почти уверен, что Юля врёт. Свои эмоции с ней у него контролировать получается плохо, так что он говорит, что просто соскучился. А ещё говорит, что сегодня заступает на сутки. Она обеспокоенно спрашивает, точно ли всё путём. Гром уверенно кивает. Уходит из её дома, думает позвонить Диме — а звонит Игнату. Что ж, Юля, в конце концов, имеет право на секреты. Ещё б на душе так погано не было… Вечером он идёт в зал и дерётся там с такой злобой, что приятель даже отсыпает ему за две победы. На эти бабки можно было б купить кольцо, но теперь надо понять: может, любовь только у него одного? Может, Юля всерьёз и не рассматривала никогда, а Игорь… А Игорь — баран просто совковый, точно. Как там Дубин рассказывал? Фри лав. То, что она не переехала, теперь кажется обоснованным. Вездесущий Дубин пытает его день за днём. Когда Гром по пьяни упоминает кудрявого, Дима, не спрашивая, гуглит. Игорь бесится, когда Дубин сокрушается, что ничего не нашёл. Во-первых, потому, что шпионить за Юлей погано, а во-вторых, потому, что не нашёл. Но это где-то в той части, которую Гром старательно в себе душит. Он ударяется в службу, словно пытаясь извиниться перед ней за измену. Юля, как будто, не возражает. Однажды она говорит, что ей кажется, они совсем друг другу не подходят. Вообще, если так разобраться, Игорь понимает, что и правда не слишком устраивает её. В эти дни он много работает, много пьёт, много файтится и много размышляет: по всему выходит, что непозволительно запал и не замечал слишком дофига чего. Юле почему-то не нравится, что Игорь не курит, и это было первое, с чего он прихерел в начале отношений. Она буквально совала ему сигареты, хотя знала, что он, типа, по спорту. Ну, в основном. Юле не нравится, что Гром молчит — она часто кричит на него, мол, «скажи хоть что-нибудь!» Кричит, матерится, даже с кулаками иногда бросается — хотя, какие там кулаки, кулачки одни. А он вообще много говорить не любит. Да и зачем говорить, если она всё равно, так или иначе, прижмёт к стене шквалом аргументов. Иногда, кстати, вообще к теме не относящихся. Порой Игорь даже жалеет, что ему не дано так искусно связывать между собой факты, абсолютно один к другому непричастные. Юле не нравится его одежда. Она все время пытается затащить Грома в бутик, хотя он упирается, что всю жизнь тарился на рынке, и в целом, норм себя чувствует. Она говорит, что ему подошло бы что-то поярче, но зачем нужно яркое, если важна практичность? Игорь вспоминает случаи, когда он мог бы указать Юле, как одеваться, но такого, вроде, не бывало. Он думает, в чём ещё может быть не прав. На прямые вопросы Юля никогда не отвечает. Всё как-то намёками, всё куда-то не в ту степь. Или вообще в телефон утыкается молча. Юля всё время в центре внимания, и ей хочется, чтобы Гром был рядом. А он — чел совсем не компанейский, он людей не любит. Да и работа своё берёт. Может, проблема в этом. На следующей встрече Гром, скрепя сердце, обещает ей, что больше не станет гаситься от ивентов. По крайней мере, постарается. Юля непонимающе кидает пробный сарказм, но потом забывает, и вечер идёт неплохо. Гром счастлив, когда, удерживая её на себе одной рукой, другой он никак не может попасть в замок. Счастлив, когда ключ наконец поворачивается, и он пинком ноги распахивает дверь. Счастлив, когда Юля, не спрашивая, расстёгивает молнию на джинсах, и когда его тесно охватывает восхитительный жар её рта. Прежде чем уснуть, Игорь сгребает её поближе. Юля жмётся к груди, водит по ней пальцем. Гром вдруг вспоминает про ключи и говорит, что ей пора сделать запасные. Подняв на него лицо, Пчёлкина с усмешкой отвечает, что даже свои вечно куда-то теряются, зачем ей ещё и чужие. Игорь молча глядит в потолок. Утром Юля капризно требует кофе. Гром, влипнув в ноут с материалами, делает ошибку, когда говорит, что давно заварил. Юля хочет кипяток. Почему она должна напоминать об этом? Потому, что в прошлый раз просила просто тёплый, отвечает он. Завязывается склока. На службу Игорь идёт злой и вымотанный. Он ломает голову, пытаясь поставить себя на Юлино место — так же, как делает иногда с преступниками, чтобы понять их мотивацию. По всему получается, что преступники куда проще женщин. В участке Гром долго зависает в одну точку на экране компа, прежде чем включиться в работу.***
«Бабы любят ушами». Про это с умным видом распинается Цветков в курилке. Игорь ловит фразу, шагая мимо. Цветков, конечно, дятел тот ещё, но, может, всё дело в словах и есть. Чем чёрт не шутит. Вечером Гром не застаёт Юлю дома. Звонить не хочется. Игорь долго ждёт, развалившись на лавке. Когда она приезжает, то кажется удивлённой. Спрашивает, для чего он тут откисает. «Чтобы сказать, что люблю тебя», — буркает он в ответ и супится. Юля вздёргивает брови. Потом смеётся, выдаёт, что он дурак и мотает головой. Затем говорит, что к ней приехали погостить родители. И, раз уж такая пьянка, то почему бы не познакомиться.***
Гром чувствует себя по-дебильному, когда она пихает ему в руки огромную игрушку-зайца. Эту игрушку ему надобно вручить Юлиной матушке. Игорю так неуютно, что он едва не забывает спросить родительские имена-отчества. За день до встречи ему насували по роже, и теперь она вся кривая и синяя. Вот уж зятёк так зятёк вырисовывается. С зайцем зато. Но раз Юля хочет познакомить с родителями, значит, всё уже серьёзно. Эта мысль чуть греет. Встречу организовывают у Пчёлкиной на квартире. Игорь в жизни редко заморачивается над тем, кому он нравится, а кому нет. Но вот теперь наступает момент, когда это важно, а от него мало что зависит. Антонина Владимировна, Юлина мать, глядит на него, кажется, с ужасом. Она учитель музыки, и до сих пор не знает, что у дочери есть татуировка на рёбрах. А Юля, в свои двадцать шесть, боится ей сказать. А вот батя Пчёлкин, узнав, что Гром — мент, мягчеет. После первой стопки он, под осуждающим взглядом жены, травит анекдот на грани родительской пошлости. Игорь слегка расслабляет булки. Олег Николаевич любит рыбалку. По профессии он егерь, и может рассказывать о тайге, живности и лесном ориентировании часами. Грому остаётся только подкидывать наводящие и в нужные моменты ржать. Юля уединяется с матерью. Игорь в обществе Николаича осваивается на удивление быстро: даёт о себе знать многолетнее общение с Прокопенко. В конце вечера, когда приличия уже позволяют Грому безболезненно стечь, он заходит в зал, чтобы попрощаться с Юлей и Антониной Владимировной. Они тоже пили. Не водку, конечно, вино, но, видать, Юля успела мать немножко обработать. Потому что та глядит уже не так осуждающе. Игорь опять замечает дурацкие фотки на стене. Мельком жалеет, что Юлины усилия, возможно, пойдут в задницу. Но водка в крови властно требует вскрыть гнойник, и Гром очень оживлённо интересуется, почему же не смог приехать Юлин брат. Или он ей двоюродный? Антонина Владимировна открывает рот; непонимающее выражение на её лице заставляет Игоря усмехнуться. Он переводит глаза на Юлю — та жуёт губу. Гром извиняется, разводит руками, недопонял, мол. Он прощается. В прихожей расчувствовавшийся Олег Николаевич, явно под воздействием градуса, обнимает его и хлопает по спине. Говорит, что Игорь — хороший парень, сразу видно, хороший, и Юльку не обидит. Тот мрачно думает, что Юля сама обидит кого хочешь. Пчёлкин заговорщически понижает голос и добавляет, мол, вот теперь-то он за дочь переживать не будет. Не то что когда Юлёк связалась с «тем патлатым журналюгой». Гром крепко задумывается.***
Юля звонит ночью. Сначала атакует его, злым голосом спрашивает, почему он никогда не может вести себя нормально. Её звонок выдирает Игоря из сна, и он долго трёт глаза, сев на постели. Он выслушивает Юлину защиту-нападение и интересуется, зачем было врать. Она кричит, что он «легавого, что ли, врубил?!», а потом её голос трескается надвое, и сотнями слов в трубке шелестит «прости». Юля плачет сухо, почти неуловимо. Не знал бы её — не смог бы заметить. Она, кажется, сильно пьяна. Спрашивает, можно ли к нему, говорит, что хочет приехать. Гром понимает, что днём будет подыхать от недосыпа. Со вздохом бросает Юле, что сейчас вызовет такси и заберёт её. Она и вправду совсем синяя. Надо думать, напилась уже когда уснули предки. В машине она сопит у Игоря на плече, и он прикидывает, сколько останется поспать, если всё пройдёт удачно, и Юля просто ляжет, когда они доедут до дома. Но всё, ясен красен, идёт не так. В тачке Юля успевает подзарядиться. Вместо сна Гром слушает мешанину её алкогольных мыслей. «Ты такой хороший», — уже утихая, выдаёт она. — «Просто ты не Макс». Юля засыпает. Игорь оставляет её в постели, и его грудь жрёт изнутри злой адреналиновый нервяк. Купить пачку сигарет? Да чтоб его, пошло оно всё. Гром набирает номер Дубина, когда понимает, что время тянется, как резиновое, а он наматывает по хате круг за кругом. Это четыре утра, но Дима берёт трубку. Игорь отрывисто рявкает, что скоро будет — Дубин со сна соглашается, но когда Гром жмёт кнопку отбоя, из динамика уже несётся «Игорь, что случилось?». Его зовут Максим, и он журналист. Это первое, о чём сообщает Гром Диме, скидывая ботинки в его весёленькой прихожке. Тот открывает рот, закрывает его, поправляет очки, достаёт мобилу. На фамилию «Кольцов» они натыкаются тогда, когда уже пора собираться в участок. В автобусе Игорь безжалостно оккупирует Дубинский смартфон. Фотки, статьи, кусочки биографии — слишком маленькие, чтобы узнать что-то всерьёз. Мелкий московский журналист, вот и все дела. Гром находит страницу Кольцова в инсте. Холодная игла жалит его в живот при взгляде на две Юлины ягодицы под чужими лапами. Игорь возвращает Диме телефон. Дима долго не отрывает глаз от экрана. Грому всё равно. В мозгу потом печатается и горит фраза, сказанная обалдевшим Дубинским голосом: «Игорь, блин, да он же твоя копия!» Гром думает, что копия тут, сука, нихера не Кольцов. Дима никак не может успокоиться, продолжает копать и по служебной инфе. Через несколько часов он в своей вечной манере подсаживается к Игорю за стол. С азартом вещает, что Максим Кольцов пропал без вести год назад. К полудню у Грома оживает труба — какое-то время Юля звонит беспрерывно. Потом перестаёт, и начинается бомбардировка смс-ками. Игорь рандомно открывает одно из них. Ну что он хочет, чтобы она сказала? Чтобы оправдывалась? Она не станет. Так написано на экране. Гром морщится, кидает «нокию» в карман и не достаёт больше. Он не хочет, чтобы она оправдывалась. Он вообще ничего от неё не хочет. Некстати всплывает в башке эта хрень — Юля зло отбирает у него какую-то чашку, когда Игорь заходит к ней на кофе. На шутливый вопрос дёргается. Не твоя, мол, эту не смей трогать. На кружке написано «Максим». Думать о том, что там Юля представляла себе в постели – чистый мазохизм. Голову хочется помыть изнутри. Дубин продолжает что-то зудеть над ухом. У Грома руки чешутся ему всечь, но Дима тут точно не виноват. Остаётся ограничиться ёмким пожеланием побыть в одиночестве. Проходит две недели, и на это время приходится много шпаны. С очередной смены «в полях» Игорь возвращается домой почти в моральной норме. Кажется, у него треснуло ребро. Болит — осатанеть можно. Накрывали притон, один из нариков оказался боеспособный — ну, и пробил двоечку. Рёбра, вообще, часто страдают. Игорь их никогда не мотает — неудобно. На лестничной клетке сидит Юля. Качественно проведённый рабочий день летит ко всем чертям.***
— Подожди. Пожалуйста, — просит Юля, когда Игорь молча топает мимо. Не глядя, конечно. М – маскулинность. — Чё ты тут забыла? — он останавливается, но голову не поворачивает. — Я хотела поговорить. — Говори, — Гром пожимает плечами. — Ток не долго, я на интервью не подписывался. Юля набирает в грудь побольше воздуха, чтобы успокоиться. Она смотрит на Игоря снизу-вверх и не знает, чего ей хочется сильнее: обнять его или придушить. Она догадывается, почему он язвит — наверняка нашёл что-то про Макса. — Мне нужно извиниться перед тобой. Юля сразу понимает, что это не те слова. Сразу, как только они срываются с губ. Скулы Грома знакомо твердеют, а плечи напрягаются. Это плохой знак — обычно это значит, что Игорь вот-вот начнёт харкаться желчью или лупцевать безвинную мебель. — Извинилась? Засчитано. Свободна. И на холодном не сиди, жопу застудишь. Всё же порыв придушить Юле импонирует сильнее. Она встаёт на ступеньку выше Грома и оказывается с ним одного роста. Игорь тут же пытается ввинтить кепку на голове поглубже, чтобы спрятать глаза. Юля против воли сравнивает — Макс бы начал острить и зацеловывать разговор, будто ничего и не произошло вовсе. Они с Громом похожи до боли — и до боли разные. — Игорь, ну ты всерьёз? — с тоской спрашивает Юля, стараясь поймать его взгляд. У неё никак не выходит, и она исподволь сердится на него — почему с ним всегда так сложно? Почему нельзя весело и легко, пусть и с проблемами? — Ну можешь меня казнить за то, что ты сначала просто казался мне похожим на бывшего. Мы же… — Ты мне половину шмоток его притаранила, — злобно усмехается Гром, и в усмешке его Макс сквозит ярче. — Думаешь, тупой? Не понял? Почти все на фотках у него есть. Можешь забрать, кстати. Мне они в хер не впились. — Игорь, его нет! — Юля обнимает ладонями его лицо и понимает, что у него температура. — Его нет, я его отпустила. Пожалуйста, давай поговорим. Впустишь меня к себе? Ты горишь весь. Тебе чай нужен, с малиной и коньяком. Обычно Юле удаётся пробить его стены довольно легко — но не сегодня. Сегодня Игорь, наверное, впервые, переигрывает её по всем фронтам: — Нет, говоришь? А хочешь, я тебе найду его? Отвечаю, найду. А? Хочешь? Юля замирает. Замирают её пальцы у него на щеках, замирают мысли. Она долго-долго глядит Грому в глаза — они серые, стальные, как он весь в целом. У Макса были зелёные, зелёные, будто пьянящий абсент, будто майский тёплый день, обманывающий грозой. Юля долго, слишком долго, молчит. Игорь горько кривится. — Вот и ответ. Тряпки завтра заберёшь, я на площадку выставлю. Дима позвонит, когда найдём, — он отворачивается и хмыкает под нос: — Кудрявый, ссука. Юля провожает его глазами — он сутулится, поднимаясь к квартире. Слишком сутулится, обычно он ходит прямо. — Игорь!.. Гром игнорит. Хлопает дверь.***
Этот день ничем не отличается от всех дней, когда нужно морозиться в участке. Игорь зевает. Полный рассос. Чтобы поспать, надо хоть для проформы кепкой прикрыться. Гром так и поступает. И очень крепко желает говноеду, который толкает его в плечо, чтоб тот сдох. Не выходит — говноед, сволочь, живее всех живых. И пихает снова. И снова. Личность говноеда устанавливается быстро — это Дима, мать его, Дубин. Ничего нового. Дубин с жаром убеждает Игоря «посмотреть-посмотреть». Гром, сонно моргая, «смотрит-смотрит». Всё равно по-другому от Димы отделаться нельзя. Хотя, иногда Дубин, конечно, красавчик. Ну, сегодня хэ-зэ, красавчик или нет. Игорь видит Пчёлкину и матерится под нос. Юля по-хозяйски оглядывает помещение. Высматривает Грома. Месяц прошёл уже, ну чего надо, спрашивается? Игорь обещал, Игорь ищет сраного журналиста. Даже командировку себе под Архангельск выписал. Сказал же, что ей позвонят. Её взгляд останавливается на Громовой макушке. Юля красива сегодня, как никогда. Ещё красивей, чем когда танцевали в залупо-казино. Нет на голове этой фигни непонятной. Каблуки Пчёлкиной забивают гвоздь за гвоздём, пока она идёт к столу. Игорь привычно цепляет на лицо маску держиморды. Юлины бёдра перекатываются под платьем при ходьбе. Гром совсем её не хочет. Тень Юлиной фигуры накрывает бумажки, которые лежат перед Игорем. Она без предисловий интересуется, где они будут говорить. О чём тут говорить, он не догоняет, и сообщает ей об этом. О том, что она любит его, отвечает Юля.***
— Я многое переосмыслила. Я выбросила вещи, — говорит Юля уже на улице, — все вещи, которые от него остались. — Нахрена? — спрашивает Игорь. — Я — не он. От того, что ты так сделала, я не изменился. — Потому, что мне ты нужен. Я хотела сказать, что не хочу, чтоб ты искал его. По крайней мере, не для меня. Она смотрит отчаянно. Но с вызовом. В ней всегда вызов. Она сама – вызов. — А чё ж так? — Гром с наслаждением косит под осла. — Клепали бы ролики вместе. — Игорь, прекрати, — устало просит Юля и обнимает его за шею. — Пожалуйста, прекрати. Мне плохо без тебя. Я так по тебе скучала. Правда, по тебе. Гром вдыхает запах, её запах от волос. Ему кажется, что она ещё сильнее похудела. Кожа у неё холодная. Значит, замёрзла. Юля целует Игоря как-то робко, будто впервые. Замёрзла. Он тянет с плеч куртку, не отрываясь от Юлиных губ.