привкус крови во рту.

сначала было все как всегда — нормально. в отражении зеркала он всё также видел бледную кожу, обрамлённую шрамами; яркий, но такой усталый взгляд; и то, что цепляло взгляд больше всего. белые отросшие корни. но это и в правду было абсолютно обычным делом, потому изначально даби вообще не придал значения дрожи в руках и холодку, что с недавних пор регулярно пробегал по спине — особенно, когда он видел тебя. это была первая фаза. все с каждым разом было хуже. признаки заболевания, которые очень редко беспокоили его до этого, стали ежедневными спутниками. теперь не было ни дня, когда он, во-первых, мог прожить без мыслей о твоём голосе, так волнующим его, а во-вторых, без постоянного отвратительного состояния, настолько донимающего его последнюю неделю. даби — довольно умный мужчина, однако за всю неделю размышлений он не смог разобраться в своём недомогании, поэтому предпочёл списать всё на обычную простуду. так было легче забыть о страшном предположении. но пока что всё было терпимо, ведь так? дрожащие руки, стремительно бледнеющая кожа, размытый вид перед глазами и усиленный нюх — он даже не заболел полноценно — это не повод для ненужного волнения, для твоего в том числе. он искренне надеялся, что в ночной тьме ты не сможешь разглядеть такого, откровенно, жалкого состояния. постоянно ото всех скрываться, жить жизнью другого человека и так просто облажаться? нет, он точно не допустит такой оплошности, и уж тем более не станет посвящать в эту ситуацию тебя. вторая фаза усугубила всё до точки невозврата. поглощение пищи отчего-то стало нежеланным и морально сложным. даже легкий завтрак, который часто составлял его основной рацион за день, не лез в горло. от запаха обычной яичницы его невозможно выворачивало. тошнотворные спазмы крутились где-то в районе желудка, а глотку дергало так, будто его сейчас вырвет. брюнет мог поклясться, что если бы он мог проблеваться, он бы сделал это принудительно ещё давно, ради облегчения. однако, желудок пуст — двухдневный голод даёт о себе знать. а потом появился привкус крови во рту. невыносимый. мысль, что ничего хуже в жизни, чем его причуда отныне казалась настолько смешной, что будь у даби силы — он бы зашёлся истерическим смехом. но страшное предположение этап за этапом подтверждалось. в этой фазе голову будто разрывает так, что она ошмётками разлетается по потолку, стенам, полу — даби мысленно умоляет о завершении всего это спонтанного, упорного, давящего, садистского, неконтролируемого ужаса. везде, абсолютно везде — куда бы он не отвёл взгляд — везде видны красные, с пульсирующими вкраплениями отбликов и лепестков цветов, кровавые разводы. хочется закрыть глаза, чтобы перестать наблюдать въевшуюся под кожу картину и, наконец, забыть это раз и навсегда. вторая фаза всегда тяжело сменяется третьей. если раньше он чувствовал растения в горле и железо на языке, то теперь запах крови преследует его всюду. он больше не может смотреть на еду, больше не может дышать нормально, больше не может остановить дрожь по всему телу, больше не может останавливать рвотные позывы, больше не может смотреть в зеркало — каждый ебанный раз теперь он видит там кровавое нечто. мужчина в отражении выглядит явно измотанным, уставшим и очень болезненным: на нём нет крови, нет цветов, но даби из–за чертового запаха буквально ощущает на себе красную жидкость. когда он слышит проклятый телефонный рингтон, честное слово, хочется застрелиться, чтобы никогда больше никому не отвечать. но вынужденно принимая вызов, он лишь искренне надеется (если не молится), чтобы ты не поняла причину его осипшего голоса. лишь бы не поняла, боже, блять, пожалуйста. — куда ты пропал? что с тобой случилось? — за твой взволнованный голос он чувствует боль где-то в районе груди, — даби? — я просто заболел, т/и, бывает, — мужчина старается говорить уверенно, старается скрыть все, что могло выдать его состояние. — почему раньше не сказал? какие у тебя симптомы, я... — ты даже не успеваешь договорить. — мне не нужна твоя помощь, ты вообще слушаешь меня? — хрипотца выступает катализатором для ледяного тона, что звучит весьма жёстко, — мне нужно идти, не теряй. он быстро сбрасывает вызов дрожащей рукой, кидая телефон куда-то в сторону кровати — вряд ли брюнет ещё кому-то пригодится. кажется, будто даже от него несёт проклятой кровью: свежей, слишком жидкой, со сгустками. постоянный, непрерывный сон кажется единственным выходом из ситуации, потому глаза закрываются на автомате — лишь бы это все закончилось. звуки. какое-то шуршание. но в доме кроме него нет никого, кто мог бы его издавать. сквозь полуприкрытые глаза он мгновенно понимает, кто сидит рядом с кроватью — а возможно ли вообще не узнать? шипение почти щекочет ухо, совсем тихое потрескивание похоже на шум от растворяющейся в воде таблетки. большой палец чужой руки мягко проходится под украшенной шрамами скулой. даби впервые за неделю не чувствует злосчастный запах крови. — это не простуда, я правильно понимаю? — сердцебиение мужчины учащается, отдавая пульс где-то в висках, — кто этот человек? ты рассказывал ему об этом? — я никому ничего не рассказывал, — даби отзывается хрипло и очень изнеможённо, — как об этом можно сказать вообще? — элементарно, — ты не скрываешь своего беспокойства и раздражённости, — а вдруг это взаимно? — откуда мне знать? меня, блять, воротит от любой еды, мне плохо от гребанного воздуха, я думал как облегчить состояние, а не как признаваться. — кто этот человек, даби? это все ему просто снится, правда же? или все это просто огромная шутка, скажите, что это так? конец? но ты смотришь слишком твёрдо, явно не собираясь отступаться от своего. выбора ему особо не предоставили. — это ты, — мужчина говорит обреченно и измученно, — из–за тебя меня рвёт цветочками. все, что брюнет наблюдает, так это хлопающие глазки и непонимающее выражение лица. он понимает, что ты мысленно подбираешь слова, и от этого ему становится ещё хуже — от длинных стеблей в глотке он почти задыхается, а сердце словно сжалось так, что по всему телу прошёл волнительный ток. какова вероятность, что ты отреагируешь на него спокойно? какова вероятность, что ты сможешь его принять? — ты серьезно подумал, что я отвергну тебя? — лёгкий поцелуй опускается на горячий лоб, — глупый. всего одна сказанная тобой фраза смогла фактически потушить нефтяное озеро, над которым неосторожно чиркнули спичкой. даби, кажется, даже перестал ощущать цветы, царапающие горло изнутри. теперь все действительно хорошо, а не «нормально», так ведь?