Когда все меняется

Голубые полотнища флагов, белый мрамор, цветы и зелень. Река — изменчивая и вечная; на другом берегу, почти напротив королевского дворца, — какие-то фабрики с дымящими трубами. Медленно проплывает китобойное судно с добычей — еще живым левиафаном; его жуткие, почти человеческие глаза затуманены невыносимой мукой, а щупальца судорожно подрагивают, но никому до этого нет дела. Или почти никому. Все это было так знакомо… Здесь почти ничего не изменилось за 2 месяца. Изменился сам лорд-защитник. Сознание того, что он должен сделать, заставляло его смотреть на мир по-новому, как в первый и последний раз. Все казалось таким ярким… Во имя Чужого, слишком ярко. Слишком. Дануолл всегда пытается ослепить, в отличии от Бездны — вечной, спокойной и милосердной Хрупкая черная фигурка на фоне мрамора и неба, словно росчерк туши на белой бумаге — Джессамину Корво увидел издалека. Он шел сотни раз пройденной дорогой; стражники вытягивались по стойке смирно. Верховный смотритель надменно поприветствовал лорда-защитника, художник-ученый-лекарь Антон Соколов язвительно пробормотал что-то про пустую трату времени и свой эликсир. Их слова пролетали мимо разума Корво. У него была цель. Зачем ему отвлекаться на каких-то… людей? Берроуз, споривший с императрицей, поспешно ушел, когда Корво приблизился к ротонде. Как удачно… Лорд-защитник передал письмо Джессамине; она распечатала конверт и стала читать, близко поднеся лист к лицу. Корво отрешенно вспомнил, что в последнее время от бесконечной работы с государственными бумагами у нее стало портиться зрение. Дочитав донесение, Джессамина на мгновение прикрыла глаза и повернулась к реке, возможно, что бы Корво не увидел выражение отчаяния на ее лице. Время пришло. Нет, нет! Еще секунду видеть ее, только секунду! Вдруг… вдруг он ошибается… Лорд-защитник мягко тронул императрицу за плечо, и она доверчиво обернулась. Странно было осознавать, что совсем скоро эта совершенная красота превратится в прах. Затуманятся ясные серые глаза, побледнеют алые губы (ах, как сладко было их целовать…) , похолодеют тонкие руки. Бездна примет свою потерянную дочь. Удерживая Джессамину левой рукой, правой Корво выхватил саблю из ножен и вонзил клинок в сердце женщины; нежно и осторожно лорд-защитник опустил умирающую на пол, на мгновение пожалев, что Джессамине придется лежать на холодном и жестком камне.  — Корво… Почему? Корво? .. — еле слышно прошептала она. В ее глазах не было злобы или страха, лишь непонимание. Ты не боишься смерти, императрица? Неужели ты так близка к Бездне? Или ты просто не осознаешь, что сейчас исчезнешь из этого мира?  — Я объясню… я все объясню. Скоро мы увидимся в Бездне, — ответил Корво и поцеловал Джессамину. Длинные каштановые волосы убийцы коснулись лица мертвой. *** Странное равнодушие все больше охватывало императрицу. Она слушала полубессвязные объяснения Корво и уже почти не пыталась что-нибудь понять.  — Скоро все рухнет. Не только Дануолл. Сначала Гристоль, а потом и остальная империя. Чужой рассказал мне это… Мы с тобой все равно бы не выжили… А так ты увидела бы, как этот город умирает от чумы, как союзники один за другим предают. Но мы заслужили это… Нет, нет, ты ни в чем не виновата, ты единственная ни в чем не виновата. Чужой, Чужой, Чужой, скоро все рухнет, так будет лучше, и снова Чужой, Чужой, Бездна, киты… Корво, обычно молчаливый, все говорил и говорил, а Джессамина сидела на каком-то обломке и вглядывалась в лицо своего защитника-возлюбленного-убийцы. Странная судьба — всю жизнь прожить рядом со своей смертью. Но, когда Корво наконец закончил оправдываться и со странной робостью коснулся руки Джессамины, она не попыталась отстраниться.  — Джесс, ты простишь меня? — прошептал Корво. Она кивнула, завороженная странным сочетанием безумия и любви в глазах лорда-защитника. Нельзя было представить кого-либо, кто выглядел бы в бело-голубом сиянии Бездны более чуждым, чем это высокий, красивый мужчина в темной одежде, зеленоглазый (несмотря на яркий свет, зрачки почему-то были расширены), счастливый. Живой.