* * *
Дыхание не прекращает быть чётким, размеренным — это успокаивает. Сердце колотится так, что его стук отдаётся в ушах, ужасно мешая. Это не страх. Это азарт, чуть ли не безумный, находящий отражение в блестящих голубых глазах, скрывающихся за холодным стеклом очков. В голове быстро выстраивается до мелочей продуманный план. Который, к слову, обязательно сработает, как и всегда — иначе и быть не может. Пришло время привести его в действие. Чёткие и размеренные вдох и выдох. Однако, громкий звук чужого выстрела отрезвляет всё же лучше. Неожиданно весь план осыпается прахом, а Бьякуя даже не сразу успевает понять, что именно идёт не так. Ещё меньше он начинает понимать, когда его бесцеремонно сшибают с ног, утаскивая за какую-то огромную каменную глыбу. И совсем перестаёт вникать в происходящее, когда прямо перед его лицом возникает столь знакомый горящий взгляд алых глаз. — У господина Тогами всё не в порядке с головой, раз он бросается под перекрёстный огонь. Пора бы его отстранить от службы по такому-то поводу, как думаешь? — пристально смотря прямо в чужие глаза, едва слышно шипит Селес. — У господина Тогами был чёткий план, в который совершенно неуважительно ворвалась госпожа Люденберг и помешала исполнению. Полагаю, ты согласишься, что стоило бы и её отстранить от службы за такое. Бьякуя недовольно выдыхает, отводя взгляд — слишком уж хорошо читались в нём ненужные эмоции. Селестия это понимает, и именно поэтому тем же движением, что и сам Тогами когда-то, поворачивает его голову на себя, заставляя и дальше смотреть себе в глаза. — Идиот. — чуть ли не выплёвывает она это ёмкое слово ему в лицо, сердито прищуриваясь. Бьякуя вновь теряет понимание происходящего, не находя, что ответить. А когда находит, становится уже поздно — силуэт детективессы растворяется в темноте, завершая свою начатую работу. На языке так и вертится сухое «благодарю», но Тогами с невнятной досадой задвигает его куда подальше.* * *
Классическая музыка ласкает слух, будто принуждая расслабиться, влиться в медленный поток мелодий. Но она здесь не за этим. Она не может позволить себе потерять бдительность, поэтому лишь искусно отыгрывает удовольствие от происходящего, лавируя между порядком опьяневшими мужчинами и дамами и улыбаясь тем, кто обращал на неё внимание. — И почему ты вечно оказываешься там, где веду дело я? Люденберг оборачивается на уже въевшийся в мозг голос старшего детектива, вновь — в который раз за один только вечер! — обворожительно улыбаясь. Только, казалось, на этот раз её улыбка получилась куда более искренней. Девушка ловит чужой взгляд, подмечая в его глубине то, что прятала и в себе — невыразимую тоскливую усталость. Работа под прикрытием совсем не для них. Отгоняя от себя лишние мысли, Селес позволяет себе тихо хихикнуть и качает головой, чем вызывает неподдельный интерес собеседника. — Хоть бы поприветствовал. Где Ваши манеры, господин Тогами? Мы, в конце концов, на культурном мероприятии. — Уж простите мне мою бестактность, госпожа Люденберг. — с нескрываемым сарказмом отвечает Бьякуя, усмехаясь уголком губ и протягивая Селестии облачённую в тонкую чёрную перчатку руку. — Позволите пригласить Вас на танец в качестве извинения? — С удовольствием приму приглашение. Её изящная ладонь с остро заточенными чёрными ногтями занимает место в ладони Тогами, вторая же — ложится на его плечо. Бьякуя, в свою очередь, осторожно обхватывает девушку за талию, ненавязчиво прижимая к себе. Это всё ещё остаётся каким-то странным представлением — не для других, друг для друга — но в этот раз это представление ощущается совсем иначе. Словно по-настоящему. И между ними снова будто сгущается воздух и бегут разряды, пока они кружатся по залу в своём ритме, огибая остальных, вплоть до момента, когда мелодия подходит к концу, уступая новой. Они отходят в сторону, дабы не мешать продолжающим танец парам. Бьякуя кажется непоколебимым и холодным, как часто и бывает, но Селес быстро подмечает, как он ненароком замедляет шаг и сжимает ладонь девушки чуть крепче, словно пытаясь растянуть момент. Он старается на неё не смотреть, блуждая взглядом по залу, даже когда начинает говорить. — Спасибо за танец. Было… не так уж и плохо. Чуть ли не впервые на памяти Селестии в голосе детектива нет присущего ему надменного, тягучего тона. И впервые на её памяти ей не хочется подколоть его этим, ехидно усмехнувшись. Девушка снова отгоняет лишние мысли, обращая внимание Тогами на себя и уверенно глядя ему в глаза. — Тогда хочешь повторить? — Я уж думал не предложишь.* * *
Очередная бессонная ночь за бумагами. Бьякую уже выворачивать начинает от одного лишь запаха кофе. Но виду он, конечно же, не подаёт, молча наливая себе очередную кружку более-менее бодрящего напитка, продолжая заполнять бесчисленные отчёты и ежедневно замазывая синяки под глазами тональником. Однако, сколько бы времени Тогами ни проводил у зеркала по утрам, некогда яркие глаза стали лишь жалкой пародией на самих себя, подёрнувшись серым и выдавая его состояние с головой. Неожиданный стук в дверь провоцирует неясную пульсирующую боль в голове и заставляет оторвать взгляд от экрана. — Входите. — неохотно бросает Бьякуя, устало выдыхая и откидываясь на спинку кресла. Каково же было его удивление, когда в дверном проёме показывается Селестия, держащая в руках две красивые — и явно не дешёвые — кружки, от которых поднимается густой пар. — Выглядишь ужасно. — своеобразно приветствует его Люденберг, устало улыбаясь и, в целом, выглядя ничуть не лучше. — Сказал бы о тебе то же самое, да, боюсь, в данном случае это будет комплиментом. — без особого удовольствия парирует Бьякуя, принимая протянутую девушкой кружку и кивая. — Спасибо за… что бы это ни было. — В последнее время прямо не скупишься на благодарности. Селес хмыкает, садясь на край чужого стола — в любое другое время Тогами тут же согнал бы её прочь, но сейчас просто не было на это ни желания, ни сил — и делая глоток из своей кружки. Недолго думая, он следует её примеру. Мягкий вкус чая с молоком обволакивает полость рта, после растекаясь теплом вниз по горлу, а затем невольно согревая замёрзшее тело. Отставляя на стол кружку, Бьякуя прикрывает глаза от удовольствия, отчего Люденберг неясно улыбается каким-то своим мыслям. — Как же это всё-таки смешно. — вдруг нарушает тишину девушка. Тогами непонимающе выгибает бровь, поднимая на неё взгляд. — Мы с тобой. Он устало вздыхает и потирает пальцами виски, сняв и отложив в сторону очки. — Понятнее не стало. — Мы с тобой. — туманно повторяет Селестия, уставившись в потолок. — Проиграли. Ты и я. — Тебе бы поспать, Люденберг. Мне чужда концепция проигрыша, и ты это знаешь. — Бьякуя недовольно фыркает, скрещивая руки на груди и закидывая ногу на ногу. — Ровно как и мне. Ты, в свою очередь, тоже это знаешь. И тем не менее… Новая пауза затягивается на гораздо большее время, получается ещё напряжённей предыдущей. Взгляд загоревшихся тусклым любопытством глаз Тогами не сходит с детективессы ни на миллиметр, пока та как ни в чём не бывало продолжает сидеть на краю стола владельца кабинета, скучающе покачивая ногой и загадочно улыбаясь. Впрочем, об улыбке он догадывается лишь интуитивно, не решаясь нарушить момент и потянуться за так и лежащими на всё том же столе очками. — Интересно. Даже не собираешься объясниться? Селестия качает головой в знак отрицания, но Тогами никаких объяснений на самом деле и не нужно. — Полагаю, в таком случае, это единственная игра, в которой я позволю себе… поражение. — Бьякуя наконец поднимается с места, опираясь руками о стол. Его взгляд внезапно меняется, становясь необычайно холодным и серьёзным. — Ты это хотела услышать, не так ли? — Хотела? — с тихим смехом Люденберг поворачивает голову и вызывающе смотрит прямо в глаза напротив. — Нет, нет. Я ожидала от тебя подобных слов. Ты до скучного предсказуем. Тогами недовольно шикает, собираясь отстраниться и отпустить пару едких реплик, но вдруг оказывается резко притянутым за галстук к чужому лицу. Его дыхание вдруг сбивается, и привычная схема «чёткие и размеренные вдох и выдох» больше не работает. Бьякуя проклинает себя за слабость, проклинает себя за то, что ничего не может сделать, но главным образом — за то, что делать с этим ничего и не хочет. Он хмурится, то и дело отводит взгляд, непривычно запутываясь в себе и всём вокруг происходящем, пока глаза Селестии внимательно, с любопытством изучают каждую деталь его лица. — И как за столь прекрасной внешностью может скрываться такой самовлюблённый придурок вроде тебя? — с довольным оскалом шепчет девушка и, прежде чем Тогами успевает возмутиться, притягивает его ближе к себе, впиваясь в чужие губы. Неожиданно для самого себя Бьякуя подаётся вперёд, отвечая на поцелуй и закрывая глаза. Скопившаяся за столько дней усталость немного отступила, захлёстнутая внезапным потоком скомканных непонятных эмоций — скажи кто-то детективу о подобном явлении чуть раньше, он бы обязательно закатил глаза и настойчиво попросил бы не говорить больше при нём такую чушь. Интуитивно понимая положение Тогами сейчас, Селес нескрываемо торжествует, улыбаясь прямо в поцелуй, и лишь покрепче перехватывает галстук Бьякуи, держа ситуацию в своих руках. Неизвестно, сколько времени проходит, прежде чем они отстраняются друг от друга — скорее, от недостатка воздуха, чем от желания прерваться. Бьякуя садится обратно в своё кресло, чуть ли не падая, торопливо надевает очки и поворачивается к экрану компьютера, пока Люденберг улыбается и смотрит, смотрит, невольно любуясь, на то, как извечно придерживавшийся какого-то своего холодного и высокомерного поведения детектив сейчас едва справляется с накрывающими его хаотичными, бурными чувствами, находящими отражение во взгляде и в его пылающих румянцем щеках. Тогами этот взгляд, несомненно, ощущает на себе, но всё же пытается сосредоточиться на работе и дать Селестии понять, что их разговор на этом подошёл к концу. Безуспешно. Он раздосадованно смотрит куда-то в угол, хмурясь. — Уходи. Девушка хмыкает, качая головой — мол, как знаешь — но со стола всё же спрыгивает, забирает одну из кружек и следует к выходу из кабинета. От улыбки на её лице не остаётся и следа. Впрочем, Люденберг всё понимает. Она сама чувствует всё то же, просто скрывает и лжёт куда лучше. Уже у самой двери её окликает чужой голос. — Поговорим об этом позже… — Бьякуя так и глядит в одну точку, понемногу возвращая себе свой привычный тон и говоря ещё тише, чем немногим ранее, но куда более чётко. Он делает небольшую паузу, прежде чем закончить фразу. -…Селес. Её собственное имя для неё же самой этим голосом звучит донельзя странно, будто вовсе нереально. — Поговорим, конечно… — Селестия кивает, позволяя себе таинственно усмехнуться. — Бьякуя.