Любовь, что превозмогает голод

Это поразило его во время разговора с Феннек, словно удар под дых, и в мгновение он позабыл все слова на свете. Дин пытался вспомнить, как дышать, и нет, это не было самое худшее, что случалось с ним. Это даже не было самое худшее, что случилось с ним на этой неделе. – Мандо, ты в порядке? – спросила Феннек. Для неё это прозвучало почти обеспокоенно. – Я знаю, что ты всегда был не особо разговорчивым, но обычно ты хотя бы заканчиваешь предложения. – Да, – он ответил. – Я в порядке. Просто понял кое-что. Он старался не ёрзать и не показывать, что отчаянно хочет убежать, уйти куда угодно, только не во дворец, где он может наткнуться на Фетта, желательно подальше от Татуина. Но судя по выражению лица Феннек, ему это не удалось. – Ну, тогда не задерживаю тебя, – сказала она, дёрнув подбородком в сторону, которую он отчаянно избегал. – Думаю, он всё равно хотел с тобой поговорить. Дин кивнул, мрачное осознание происходящего глубоко осело в его костях. Было нелегко избегать Фетта, если он решил поговорить с тобой. – Отлично. Спасибо. Ещё увидимся, Феннек. – Не пропадай, – ответила женщина, прежде чем сузить глаза на чём-то позади него и удалиться, уже держа руку на бластере у бедра. Данк фэррик, – подумал он. Дин обдумывал проблему всю дорогу до дворца, но обнаружил, что путей её решения было не так уж и много. Возможно Фетт и хотел поговорить с ним раньше, но не позволил этому отвлекать себя от проведения очередного слушания в тронном зале – более длительного, чем обычно –, позволяя людям пресмыкаться перед ним, в попытке не навлечь гнев короля Татуина. Дин занял место рядом с ним, за троном. Освещение в зале было слишком приглушённым, если спросите его, но его было достаточно, чтобы свет отразиться на его бескаре. Немногие были настолько глупы, чтобы намеренно бросить вызов и ему, и Фетту. С заходом солнц свет медленно становился всё приглушённее, жёлтый угасал до тускло-оранжевого. Фетту не нужно было объявлять об окончании заседания: он просто повернул голову к человеку, вышедшему вперёд, не говоря ничего, пока тот не попятился назад. Остальная часть толпы в конце концов последовала за ним. – Думал, это никогда не закончится, – сказал Фетт, сопровождая слова низким ворчанием. Дин оттолкнулся от своего места. – Ты не особо и торопился, – сказал мандалорец в неокрашенном бескаре. Фетт так и не встал с трона, оставляя Дина стоять и неловко возвышаться над ним. Более низкий мужчина вытянул ноги, опёрся на локоть и повернулся к другому. Если бы он был Феннек, Дин, вероятно, просто бы сел на подлокотник, сократил расстояние и позволил бы им просто вот так побыть вдвоём. – Может, я просто наслаждался твоей компанией, – ответил Фетт. Даже через модулятор Дин слышал улыбку в его голосе. – Ты давно пришёл? – Не очень, – кивнул Дин. Это он мог сделать. Короткая беседа не разрушит дружбу. Короткие беседы до недавнего времени составляли большую часть его отношений с другими людьми. Фетт встал и долго смотрел на него. Он не ёрзал пристальным взглядом, хотя и хотел. –Уверен, ты голоден, – сказал мужчина в зелёных доспехах, не давая этому стать вопросом. – Пойдём, позволь накормить тебя. Дин не знал, как и начать отказываться, не оскорбляя Фетта как мандалорца или тем, как отвержение гостеприимства воспринимается на Татуине, со всеми правилами, в которых он до сих пор полностью не разобрался. Фетт повёл их по коридорам, не дав ему особой возможности высказаться. Они прошли дальше, миновав кухню, и поднялись наверх, где были комнаты Фетта, просторные и полные света. – Я поставил рагу сегодня утром, – сказал старший мужчина, впуская их. – Должно было уже приготовиться. С кухни доносился приятный запах, и насколько Дин мог сказать, блюдо было готово. Тепло и знакомо. Такое рагу, какое они готовили в убежище. Напоминание об этом легло ему на груди небольшой, хотя и быстро заглушенной скорбью. – Фетт. Боба, – услышал себя Дин, исправляясь на имя, на которое, как он думал, ему никогда не давали права, но, учитывая всё, это казалось правильным решением. – Мне нужно поговорить с тобой. Боба поднял взгляд. – Ну что ж, – сказал мужчина, откладывая половник. Он приподнял бровь и с любопытством посмотрел на Дина. – Не каждый день ты называешь меня по имени. Это должно быть что-то серьёзное. – Как много ты знаешь о мандалорских браках? – сказало нечто, овладевшее его телом. Он застыл в кухонном проёме. Его рот двигался сам по себе, и ему это совсем не нравилось. Фетт – Боба – одарил его небольшой загадочной улыбкой. – Кое-что. Готов поспорить, не так много, как ты. А что? – спросил он. – Это предложение? – Нет, – решительно произнёс Дин, но затем понял, насколько резко это прозвучало, и попытался смягчить. – В этом нет необходимости. –Ты делаешь мне больно, – сказал Боба. Улыбка не сходила с его лица. – М-м, – мандалорец пытался подобрать слова, но они никогда не были его сильной стороной. – Броня. Ребёнок. Мы разделяем… всё это, – сказал он, указывая на стол, на комнату. Боба не отводил от него взгляда, значение которого Дин не мог точно определить. И то, как изменилась его улыбка. – Да, – согласился он. – Всё это. – Слова не были произнесены, – сказал Дин, стараясь не говорить их вовсе. Он не мог найти способа сказать их без ощущения, будто пытается уничтожить эту дружбу. – Но для моих людей этого было бы… этого было бы достаточно. Боба медленно кивнул и передал дымящуюся чашу Дину, который принял её, особо не задумываясь. – Ты хотел бы поесть тут или в другой комнате? Я могу уйти, если хочешь. – Поесть, – повторил Дин. – Об этом ты сейчас думаешь? – Ты голоден, – просто ответил другой. – И, может, я многому не научился в детстве, но я знаю, что только плохой супруг не накормит своего голодного мужа. «Муж» не то слово, о котором Дин позволял себе думать, но затем волна осознания рухнула на него. – Муж, – сказал он, в основном для себя. – Ты… знал? – Нет, но это не так важно, – ответил Боба. Он не мог снова быть просто Феттом, даже в уединении собственного разума Дина. – Ты воспринял это слишком спокойно, – сказал Дин, не двигаясь. Рагу в его руках остывало, но он всё ещё чувствовал жар сквозь перчатки. Пахло так, будто оно прожгло бы ему весь рот, как и должно хорошее рагу. Боба застыл с половником в одной руке и своей только наполовину заполненной чашей в другой. – А для тебя есть разница? – спросил он, тихо и обеспокоенно. – Я не многое знаю о мандалорских браках, а о разводах тем более. – Я… – Дин запнулся, затем полностью замолчал. Обдумывал. Раньше он никогда не позволял себе думать об этом: бероя нередко был фигурой, отдалённой от убежища; он уходил на охоту чаще, чем бывал с собственным кланом. Дин никогда не планировал вступать в брак или брать к себе найдёныша (ушёл тот обучаться или нет). Фетт – Боба, Боба – не ожидал, что что-то изменится или должно измениться. Место, куда можно вернуться. Место, куда можно привезти ребёнка. Где его бы заставили – уже заставляли – обратиться к медику, чтобы позаботиться о ранах, которые обычно он залечивал сам. И где люди не ожидают, что он снимет свой шлем или разделит с ними пищу. Где он будет защищать кого-то, о ком заботится, разделит то, что имеет. Что бы изменилось? – Нет, –тихо произнёс он. – Для меня нет разницы. – Что ж. Я рад, что мы разобрались. Садись, ешь. Выглядишь так, будто сейчас рухнешь. – Боба указал на стул, затем взял свою чашу и, не дожидаясь, пока он сядет, начал поедать пищу. Правила племени были вырезаны у него на костях, но у него редко был предлог действовать согласно одному конкретному. Он поставил чашу на стол, опустился на стул. Боба поднял на него глаза, а затем отвёл в сторону. Дин не обращал внимания. Его руки не дрожали, когда он снимал шлем или опускал его на стол, откуда он смотрел на них двоих своим пустым лицом. – Рад видеть, что сплетни, которые я слышал от Шанд, верны, – сказал Боба, лукавая ухмылка скользнула по его лицу. – У меня действительно красивый муж. Хотелось бы Дину обвинить пряности в пище в том, что стали виновниками жара на его лице, но знал, что этот аргумент не выдержит и малейшей критики. Он не смотрел вверх и продолжал есть. – Вкусно, – сказал мандалорец, даже не скрывая, что отчаянно пытается сменить тему. – Спасибо, – ответил Боба. Он откинулся на спинку стула и пригвоздил Дина к сидению своими зоркими глазами. – Итак, – сказал он после долгой паузы, – кому из нас следует сделать это? Дин замедлился, вилка застыла на середине пути. – Сделать что? Дин осознал, что научился с подозрением относиться к улыбкам Бобы. Эта конкретная точно сулила неприятности. – Кому из нас, – ответил Боба, – следует сказать Шанд, что мы вышли друг за друга, никому не сказав?