The point of no return

Тронный зал Валаскьяльва гудит как растревоженный улей. На Хлидскьяльве величественно восседает Один, на плечах царя напряженно пощелкивают клювами Хугин и Мунин. По бокам сгрудились воодушевленные асы, завороженно наблюдая за разворачивающимся действом, гиканьем и восклицаниями поддерживая цвергов. А в центре, на всеобщем обозрении, бьется раненой птицей в руках одного из братьев рыжеволосый трикстер. Лицо Всеотца спокойно и непоколебимо, ни одно движение души не отражается в единственном холодном глазе. Но что-то неуловимо царапает изнутри, какое-то предательское ощущение даже не несправедливости происходящего (Локи сам виноват, и никто не убедит его в обратном) — неотвратимости. Словно именно сейчас они все застыли в точке невозврата в хрупком подобии равновесия. Одно слово, один жест, один взгляд — и чаша весов резко полетит вниз, а другая взовьется, отчаянно и зло, в последнем яростном рывке. Прозрачный, как вода в источнике норн, глаз безмолвно взирает на изломанную фигуру побратима. Пламенно-медные волосы растрепались, свалялись, расстелились по полу, на тонких губах змеится кривая, неправильная усмешка. На мгновение пронзительный зеленый взгляд встретился с его, ничего не выражающим, — и Один не сдержал короткой, еле заметной судороги. Вот он, тот самый источник сомнения, на дне изумрудных глаз, пылающих обидой, унижением, болью. Нет в них больше такого знакомого лукавого блеска, нет хитрых смешинок. Цвет не потускнел, не выцвел, не погас в них вечный огонь — напротив, полыхнул еще ярче, жарче, заплясал в волосах, пробежался по телу — того и гляди вспыхнет пламенный бог, обернется гневным вихрем, сжигая все на своем пути. Но нет, крепко удерживают путы, застыли в железной хватке руки безжалостного цверга. И в тот самый момент, когда мучитель поднес толстую иглу к уголку изящного рта, что-то щелкнуло в голове у Одина, и все встало на свои места. Вот она, неправильность, вот она, точка невозврата. Боясь пророчества, он закрывал глаза на травлю Локи, всячески отдалялся от него, отдав на растерзание жестоких в своем неприятии асов. И вот он, итог — непримиримая обида и гнев в глазах напротив. И не понимал в своем страхе Всеотец, что таким равнодушным попустительством только приближает Рагнарек. Трикстер готов стерпеть многое — но вот это унижение, эту бессмысленную жестокость в присутствии горящих воодушевлением и жаждой крови асов гордый Локи уже не стерпит и не простит. Никогда и ни за что. И тогда ничто уже не остановит неукротимый в своей ярости огонь, ничто не убережет богов от предреченной гибели. Замедлилось время, стало тягучим и вязким, крепко сжалась на Гунгнире обманчиво слабая рука старца. Пора выполнять клятву побратимства — пока еще не поздно, пока не пройдена точка невозврата. — Довольно! — громыхнул властный голос, эхом разнесся по залу. Широко распахнулись удивленные глаза узника, уязвимая тень чего-то неясного промелькнула в них. Тишина накрыла потрясенный дворец, но спокойно молчали верные вороны.