*у Макса и оливии*
Брайн подошел к двери туалета и громко постучал. – Оливия, ты живая? Что случилось? Девушка за дверью, не ожидавшая этого, вздрогнула и тут же начала ворчать. – Идиот тупой, нахуя так пугать? Пошел нахуй от сюда, я занята. – Открой дверь. – Нахуй иди. – Мне поговорить надо. Открой дверь. – В другой раз никак? – Сейчас надо. Оливия, ну але. Щёлкнул замок на двери и Макс зашёл. И не было уже цветка в раковине и крови. Только немного на рубашке, но из-за её расцветки это было трудно разглядеть. – Ну? И че приперся? – Почему ты убежала? – Ну бля, затошнило меня пиздец, вот и побежала к толчку. Не хотелось вам, знаешь ли, аппетит портить. – Точно? – Нет, я тебе напиздела, я тут портал в мир чипсов строю. – Ясно, ладно... Макса терзали сомнения насчёт этого вопроса. Риск был велик, но интерес и волнения перевесили. – Оливия? – Чё? – Тебе нравится ботан, так? У Оливии перехватило дыхание. Чего?.. Какого хуя, откуда этот мелкий... Откуда он узнал?.. Сука... Мысли беспорядочно забились в голове, мешая думать, мешая находить ответ в недрах мозга, копаясь во всевозможных вариантах событий, во всех временных ветвях и параллелях, складывался в один, один большой черный шар страхов, мыслей и многого другого. Паника парализовала тело, проходя, будто током по всем изгибам, ногам, рукам. Сердце учащённо забилось, будто птица в клетке, готовая делать что угодно, только чтобы выбраться на свободу, только чтобы перестать находиться в замкнутом пространстве, чтобы стенки клетки перестали давить со всех сторон, так пугая мыслю, что это конец. Страх черной, густой, такой холодной, отвратительной массой полился по телу, заменяя кровь, заливая цветы гвоздики, прорастающие прямо из сердца, заменяя их кроваво-красный цвет на черный, густой, липкий... По спине пробежали мурашки, затылок обжаловать жутким холодом, ноги сделались ватными. И все лишь от одного вопроса. Прошло всего около десяти секунд, но для Оливии это показалось часом мучений и страданий. Надо собраться с мыслями и ответить. – Ты... С чего ты взял, блять?! Он урод, на которого никто никогда в жи... Она не договорила, Макс её перебил. – Не ври. Тут Оливия, впервые за долгое время, испугалась. Как в детстве, когда с ней разговаривала мать. Когда ругала. Когда кричала. Когда била. Голос Макса сейчас стал ледяным, таким холодным, каким не был никогда. В нем звучала сталь, проникающая тонкими холодными иглами прямо в тело, прямо в самые потаённые уголки мозга и разума, заставляя боятся, заставляя чувствовать старых и опасения, заставляя снова видеть... – Сука! Где-то то в тёмной квартире, пропахшей табаком, гниющими отходами жизнедеятельности человека и алкоголем, сейчас кричали на девочку. На маленькую черноволосую девочку, в старой, дырявой пижамке. Но крики продолжались недолго. Мать, по всей вероятности это была она, схватила девочку за волосы и со всей силы, вырывая часть волос, кинула малышку на какие то осколки на полу. Маленькие ручки ребёнка коснулись осколков, что впились по середину в детскую кожу, пронзая всё тело ужасной болью, заставляя малышку пускать слезы из больших карих глаз. Так страшно... страшно когда кричат. Голос повышает тона и громкость, это все режет слух и притупляет мысли, оставляя только безумный страх. Голос был злым, таким... Не родным. Страшным. Страшно... Боль так пугает... Боль поражала тело настолько, что кажется, умереть будет легче и приятнее. Мать вновь подняла девочку за волосы, и, крича что то неразборчивое, ткнула девочку лицом прямо в осколки. Теперь они резали мясо на лице малышки, впиваясь острыми, ядовитыми шипами боли прямиком в сердце. Следующее что увидела девочка, была кровь. Много крови на полу. Она разглядела осколки. Чашка. Мамина любимая чашка. Мать, по всей видимости, в результате очередного опьянения сама разбила чашку и теперь винила в этом дочь. Боже, когда этот все закончится... Опять воспоминания об ужасном детстве настигли девушку... Сейчас у Макса был такой же голос как у нее... Страх, будто она маленькая девочка, поражал её тело все сильнее. Ноги подгибались, голова кружилась, руки тряслись, мысли путались. Отвратительно. – Ч-чё..? Не вру я, отстань... От м-меня... Макс подошел и схватил ее за руку. больно. Сильно схватил. До кости по руке прошла боль. Снова больно. – Я ненавижу когда мне врут. Особенно так явно. В голосе все ещё звучала сталь, глаза отливали льдом. – Макс... Отпусти, блять... Ты совсем крышей поехал? Напридумывали херни... Рука всё сильнее сжималась на запястье Оливии, так что терпеть было нереально. – Макс, отпусти! Мне больно! Только тогда парня будто по голове огрели. Он отпустил руку подруги, и та, не медля, оттолкнула его и вышла из ванны, не забыв на последок бросить: – Псих ебаный.* * *
Оливия дошла до своей комнаты и плюхнулась на кровать. Так плохо... Хочется спать.. Она подняла руку и взглянула на то место, где её держал Макс. Синяк точно будет. Блять. Что это было вообще? Макс как будто с ума сошёл. Странный. Лив взглянула на часы. Пол девятого. Так рано, а в сон клонит безумно. Она вырубилась почти сразу.