***
Сережа обнаруживается в ванной, расслабленно уложивший рыжую голову на широкий бортик, подперев ее свернутым полотенцем. Глаза его закрыты, а в руке, расслабленно опирающейся на край, небрежно зажат бокал вина. Но, судя по красным разводам на кафельном полу, держались за него не особо крепко. Почувствовав, как сердце, заходящееся в бешеном ритме, медленно приходит в норму, Олег, наконец, выдыхает. Осознание того, как сильно взволновала его эта ситуация, пришло внезапно. Волков уже готов был сорваться в любой конец мира на поиски любимого, а тот внезапно находится в наполненной пеной ванне, окруженный ароматическими свечами и с открытой бутылкой любимого вина рядом. Телохранитель чувствует, как искренняя улыбка расползается по лицу от созерцания открывшейся перед ним картины. Приглушенное освещение, создаваемое расставленными тут и там свечами, отбрасывает причудливые тени на лицо Разумовского, освещая разбросанные по нему крапинки веснушек. Последние дни в компании были довольно загруженными и выматывающими для них обоих, но Сережа, отличающийся своей нервной натурой, конечно же, тяжелее переживал все трудности. Поэтому наблюдать за ним, таким спокойным и расслабленным, было сродни чуду. Что тут сказать, для Олега Разумовский и сам по себе был самым настоящим чудом. Ощущая прилив щемящей нежности, разливающийся в груди, Олег машинально вплетает свою ладонь в немного влажные волосы, осторожно перебирая отросшие пряди. Сережа, до этого никак не реагировавший на появление телохранителя, издает тихий вздох и сонно приоткрывает глаза. В приятной полутьме, наполняющей их просторную ванную комнату, Разумовский сразу узнает рядом с собой очертания Олега и мягко улыбается, ластясь под прикосновения руки, перебравшейся с макушки на веснушчатую щеку. — Привет, — едва слышно шепчет, немного хриплым со сна голосом, боясь нарушить столь интимную атмосферу полумрака. Не убирая руку от лица миллиардера, Волков присаживается на бортик ванной, забирая грозящийся упасть бокал из рук Разумовского, и оставляет поцелуй на огненной макушке, здороваясь в ответ. — Я тебя разбудил? — так же тихо спрашивает Олег, получая от рыжего невнятное движение головой. — Ну и напугал ты меня, Серый. Я весь этаж обошел, а тебя нет нигде. Думал уже спасательную операцию организовывать, — усмехается, — а ты вон как тут хорошо устроился. Сережа снова приоткрывает сонные глаза и перехватывает руку Олега у запястья, легонько поглаживая кончиками пальцев, и прижимается к нему губами. — Да я вот, — проводит свободной рукой по воде, — пока тебя ждал, решил расслабиться, но кажется, вино было лишним. — Но дождался ведь. Не отодвигая руки от сережиного лица, Волков чувствует усилившуюся на ней хватку и все такой же тихий шепот в звенящей темноте. — Олеж, — осторожно тянет за руку на себя, — а иди ко мне, м? И смотрит из-под опущенных ресниц так чувственно, что внутри невольно загорается желание. Но не какое-то дикое желание обладать, нет. Такого Сережу, ласкового и разнеженного, хочется прижать к себе, оградить ото всех, защитить, залюбить. И как тут отказаться? Волков опускает руку в воду, проверяя температуру. Еще теплая. Значит, не так долго Сергей тут был. Некоторые подозрения всплывают в воображении, но Олег резво отметает их, решив подумать об этом позже. Выудив руку из цепкой хватки сережиных пальцев, он неторопливо стягивает с себя пиджак и откладывает его на рядом стоящую тумбу. Разумовский, уже немного отошедший от дремы, с интересом наблюдает за своим мужчиной, снова уложив голову на сложенное полотенце. Его взгляд неотрывно следует за всеми движениями телохранителя. Пробегается по широким плечам, когда Волков снимает водолазку, останавливается на слегка растрепавшихся волосах, и, черт возьми, с придыханием следит за тем, как длинные пальцы расстегивают пряжку ремня и, засмотревшись, невольно проходится языком по внезапно пересохшим от такого представления губам. В попытках побороть резко участившийся пульс, Сережа вновь закрывает глаза лишь для того, чтобы вскоре вновь открыть их, ощутив, как позади него пристраивается любимый Волк. Разумовский откидывается назад, прижимаясь спиной к груди Олега, который в свою очередь по-хозяйски устраивает одну руку на животе парня, а вторую вальяжно вытягивает вдоль бортика. Остатки нервозности и напряжения, которые миллиардер так старался самостоятельно прогнать, покидают его. Ведь Олег, наконец, рядом, а значит можно позволить себе расслабиться и отдаться сильным рукам, так крепко удерживающим его, зная, что те никогда не отпустят. Сережа слегка поворачивает голову, удобно лежащую на волковой груди так, чтобы провести носом вдоль шеи. — Как все прошло? — спрашивает, блаженно вдыхая родной запах, едва касаясь губами. Рука, до этого удобно устроившаяся на сережином животе, приходит в движение, начиная поглаживать нежную кожу. — Я думал, ты решил отдохнуть от работы, — в тихом голосе слышится усмешка. — Все в порядке, об остальном не беспокойся. Стараясь отвлечь миллиардера от абсолютно лишних сейчас мыслей, Волков кладет до этого опирающуюся на бортик руку на чужой подбородок, наконец вовлекая Сережу в полноценный поцелуй. Целуются они лениво и ненастойчиво, даже не стараясь углубить этот жест во что-то большее. Лишь медленно касаются губ друг друга, пытаясь выразить, как безумно каждый из них соскучился за этот день, как рады они снова оказаться рядом друг с другом, оказаться дома. Олег отрывается от чужих губ и продолжает осыпать легкими поцелуями покрытые веснушками щеки, нос, лоб, висок — все, до чего может дотянуться. Сергей на это лишь блаженно закрывает глаза, подаваясь навстречу прикосновениям. Рука, удерживающая Сережу за подбородок, немного смещается так, что большой палец скользит по щеке, размазывает стекающие с еще влажных волос капли воды, опускается чуть ниже и проводит вдоль едва приоткрытых губ, маняще блестящих в темноте. Разумовский в долгу не остается и затягивает оглаживающий губы палец в рот, обводя языком и иногда неосторожно задевая зубами. Телохранитель на мгновение лишается дара речи. Сережа, его Сереженька, еще пару минут назад трепетно ластящийся под гладящую его по волосам руку, теперь без малейшего стеснения играл языком с пальцем Олега у себя во рту. Ну как, капля стеснения в Разумовском все-таки осталась — взгляд на своего мужчину он не поднимает, лишь иногда посматривает на него из-под опущенных ресниц, надеясь, что слабое освещение скроет покрасневшее от накатившего возбуждения лицо. Возможно, оно бы и скрыло, но только вот Олег Сережу знает вдоль и поперек и покрывшиеся нежным румянцем щеки и кончики ушей он разглядит даже в кромешной тьме. И Волков от подобного зрелища приходит в немой восторг. Следить за таким Сергеем безумно интересно — хочется продолжить и посмотреть, как тот будет распаляться, загораясь желанием, как собьется дыхание, срываясь на стоны, как мелко задрожат ресницы на зажмуренных от удовольствия глазах. Потому Олег дает парню время наиграться с чувством мнимой победы, прежде чем сам приступает к действию. Рука, поглаживающая сережин живот, плавно поднимается выше, скользнув кончиками пальцев по груди, задевая ногтями затвердевшие и чувствительные от неторопливых ласк соски. Не ожидавший этого Сергей вздрагивает, потеряв на секунду контроль над ситуацией. Но Олегу хватает и этой секунды, чтобы уверенно протолкнуть в податливый рот еще два пальца. Сережа поднимает на своего Волка растерянный взгляд, натыкается на глаза, пристально следящие за каждым движением влажных и блестящих от слюны губ, обхватывающих пальцы, и сам уже не может оторваться. В темноте помещения видно, как в этих карих омутах отражается свет горящих свечей и Сергею кажется, что точно так же изнутри сейчас горит и он. Горят они оба. Пальцы, все еще скользящие по бледной груди, медленно с нажимом обводят ореол правого соска, потирают его и внезапно щипают. Разумовский стонет, но звук приглушается из-за хозяйничающих в плену влажного рта пальцев. Волков, не переставая ласкать чувствительно покрасневшие от стимуляции горошины сосков, перенимает инициативу у Разумовского, нашедшего, чем занять свой ненасытный рот. С громким пошлым звуком, Сергей выпускает большой палец, позволяя Олегу добавить к оставшимся двум еще и безымянный. Волков хищником следит, как настойчиво красные, распухшие от поцелуев губы, с удовольствием вбирают в себя три пальца и с нажимом начинает сам задавать ритм движениям, буквально трахая ими Сережу в податливый рот. Большим пальцем проводит по щеке, размазывая по ней остатки слюны, с довольной ухмылкой наблюдая за тем, как на бархатной коже появляется блестящий след. Не сдерживается и наклоняется, сцеловывая скользкую полоску с чужой щеки. Сережа никогда не признается в том, как приятно ему чувствовать тяжесть олеговых пальцев во рту. К счастью, ему и не надо. Олег своего мальчика знает прекрасно: куда поцеловать, где приласкать, в каком месте надавить, чтобы доставить максимальное удовольствие. Волков любил делать ему приятно, ведь главной наградой для него всегда были сладкие стоны, издаваемые Сережей. Вдоволь наигравшись с раскрасневшимися и невероятно чувствительными сейчас сосками, правая рука телохранителя движется дальше вдоль любимого тела. Мимоходом касается впалого живота, подрагивающего из-за томящего возбуждения, вырисовывая на нем пару незамысловатых узоров и опускается ниже, остановившись у выпирающих тазовых косточек. Полузадушенные вздохи-всхлипы распаленного уверенными ласками Сережи только сильнее заводят Олега. Хотя, казалось бы, сильнее некуда — член стоит как каменный, упираясь в чужое бедро. Но Волкову этого мало, ему хочется слышать, как отчаянно Сереженька стонет, просит о скорейшей разрядке, в предвкушении закатывая глаза и искусывая в кровь губы. Поэтому Олег спешит освободить свою руку, начиная вытягивать пальцы из горячего рта. Но сделать это ему не удается — Сережа срывается на жалобный скулеж, протестуя, и с силой всасывает пальцы обратно, усердно проходясь по ним скользким языком. Чуть ли не причмокивает и смотрит так отчаянно, будто Олежа решил отобрать у него самую любимую игрушку. Волков по-доброму усмехается — сам все понял. Оставляя Сережу дальше самозабвенно вылизывать пальцы, мужчина сдвигает ладонь на чужое бедро, крепко сжимая. Оглаживает внутреннюю сторону, ощущая под кончиками пальцев нежную кожу. Олег безумно любил Разумовского обнимать, тискать во всевозможных местах и, что уж там таить, откровенно лапать. Потому, когда только-только возвратившись из Сирии, он обнаружил на месте любимого рыжего чуда побледневшее осунувшееся нечто, с впалыми щеками и выпирающими тут и там косточками, Волков поставил перед собой задачу во что бы то ни стало, вернуть себе своего Сережу. Откармливал того, тщательно отслеживая, чтобы парень не пропускал ни одного приема пищи, чуть ли не силком относил в кровать, не давая работать до поздней ночи, и всякую дрянь в виде энергетиков сразу отбирал и выкидывал. Разумовский, конечно, пытался сопротивляться поначалу. «Олег, ну что ты делаешь? Ну, мне совсем немного осталось дописать! Да я потом поем, хватит так беспокоиться. Прекрати, ничего от одного энергетика не будет!» Но какой бы волчьей ни была выдержка Олега, он тоже не железный и, однажды не выдержав, нагнул Сергея над столом, выпоров до такой степени, что молодой гений сразу все понял и больше спорить не решался. Теперь же, сдавливая в руке мягкую упругую кожу на внутренней стороне бедра и краем глаза видя румяные щеки, мужчина понимает, что все старания по вытаскиванию миллиардера из ямы, в которую тот сам себя завел, были не напрасны. Отвлекаясь от воспоминаний, Олег перехватывает левую ногу Сережи под острой коленкой и укладывает на бортик ванной так, чтобы ступня свисала с края, а правую чуть подталкивает, заставляя согнуть и подтянуть к себе. Парню хочется пищать от того, в какой открытой позе он сейчас находится. С широко разведенными ногами, одна из которых свисает с керамической конструкции, и с олеговыми пальцами во рту. Чужая рука снова с нажимом оглаживает низ живота, вдавливая в кожу короткие ногти, перемещается на коленку, сжимая её, но ниже не опускается. А Сережа уже весь дрожит от сильнейшего возбуждения, чувствуя, как живот скручивает спазмами от желания — так сильно ему хочется. Хочется, чтобы Олег наконец прикоснулся к нему. По-настоящему. Обхватил рукой уже давно стоящий член, размазав по болезненно покрасневшей головке выступившие капельки смазки, провел несколько раз по стволу, медленно надрачивая, а потом пережал у основания, не дав достичь столь желанной разрядки. Но все это — в его воображении. Настоящий же Олег никуда не торопится, хотя хочет — рыжий чувствует — так же сильно. Настоящий Олег доводит его до дрожи одними лишь умелыми касаниями. Настоящий Олег еще даже толком и не начинал, а Сергей уже готов кончить. Но, наконец, мольбы Разумовского были услышаны, и он чувствует, как ладонь Волкова спускается все ниже и ниже, оставляя без внимания болезненно стоящий член, и оказывается у расселины между ягодиц, оглаживая пальцами вход. И если до этого у парня было сбито дыхание, то сейчас он, кажется, перестает дышать вовсе. А Волков на этом не останавливается: круговыми движениями массирует, слегка надавливает, но не входит — лишь дразнит. У Сережи все мысли из головы улетучиваются, он уже даже забывает о чужих пальцах у себя во рту, переставая размеренно вылизывать их, отчего скопившаяся слюна начинает стекать по руке. Но события принимают неожиданный, для Сергея, поворот, когда телохранитель решает удостовериться в ранее пришедшей в голову догадке. Олег, в принципе, глупым никогда не был, да и парня своего знал едва ли не лучше себя самого, потому чересчур разнеженное состояние Разумовского, в котором его изначально застали, дало мужчине весьма четкое представление о том, как именно любимый тут без него «расслаблялся». И, когда слегка надавив на вход, проникая внутрь лишь на одну фалангу среднего пальца, Олег не встречает особого сопротивления, он не удивляется. Но рыжику об этом знать не обязательно, ведь теперь их игра только начинается. Волков усмехается: — Вот как ты ждешь меня, да, Сереженька? — поворачивает голову, чтобы заглянуть в голубые глаза, но видит лишь стыдливо опущенные трепещущие ресницы. — Я, значит, мотаюсь по всему городу, с его делами разбираюсь, а он… Не заканчивает фразу, освобождая пальцы изо рта Сережи, и обхватывает ими же чужой подбородок, уверенным движением заставляя поднять голову, чтобы, наконец, посмотреть на него. Парень же пытается остановить беглый взгляд на чем угодно, лишь бы не встречаться глазами с Олегом, но тот глядит настойчиво, подмечая любую мелкую деталь. И, прежде чем продолжить, до конца проталкивает палец сквозь растянутое колечко мышц, начиная размеренно двигаться внутри. — …А он сам о себе позаботился, — слышит сережин тихий всхлип от особо удачного движения. — Ты уже получил все, что хотел, — немного меняет угол проникновения, проталкивая к среднему пальцу кончик указательного, вырывая из парня первый полноценный стон. — Чего же ты сейчас хочешь, любовь моя? Последнюю фразу Олег горячо шепчет Разумовскому на ухо, прикусывая за мочку. Тот не выдерживает и жалобно смотрит на по-волчьи скалящегося мужчину, а сам уже весь трепещет в чужих руках. Но Олег дальнейших действий не предпринимает, лишь чутко ждет. Ждет, пока его мальчик сам скажет ему о своих желаниях. А мальчик-то уже весь извелся от умелых ласк, но не может заставить себя вслух произнести то, чего так хочется. Для него это всегда было чем-то постыдным, смущающим. Просить что-то для себя он не умел, благодаря вселенную за то, что Волков всегда сам все угадывал, решал его как головоломку, читал как раскрытую книгу. Всегда, но не сегодня. Сегодня телохранитель преследует другие цели. В это время Олег до конца проталкивает второй палец, наслаждаясь тем, как сжимают его шелковые стенки. Сережу подбрасывает так, что он едва не ударяет сидящего позади мужчину своей рыжей макушкой. Благо, сильные руки, прижимающие к себе, не дают большого простора, сковывая движения. Но это не мешает Разумовскому едва ли не дугой выгибаться от ощущения крепких пальцев, размеренно толкающихся в него. Однако вновь почувствовав шеей обжигающее дыхание, он понимает, что Олег сегодня просто так от него не отстанет. — Так что, — оставляет невесомый поцелуй на тонкой шее, — ты уже поласкал себя сегодня, — касается губами за ушком, выбивая протяжный стон, — пока меня не было… Олег резко останавливается, прекращая постепенно разрабатывать и без того растянутую дырочку, заставляя Сережу тихо заскулить. Тот, доведенный до предела тем, как прекрасно пальцы Волкова входили в него, раз за разом задевая простату, пытается всеми силами продлить удовольствие. Парень подается вперед, пытаясь самостоятельно насадиться на неподвижные пальцы, но Олег свободной рукой перехватывает его поперек живота, не давая сдвинуться с места. Сереже кажется, что еще чуть-чуть — и он не выдержит, сломается под неистовым напором телохранителя, лишь бы снова почувствовать на себе его руки. Тем временем Олег продолжает вкрадчиво говорить: — И я вот думаю, не много ли ты хочешь? — сжимает ладонь на чужом животе, ощущая, как тот быстро вздымается от участившегося дыхания. — Что скажешь, Сережа? А Сереже сказать нечего. Он хочет, до безумия сильно хочет. Но все слова будто покинули его умную голову, оставив после себя лишь место для бесконечных стонов, вздохов и всхлипов. Он пытается вывернуться из волчьей хватки, но куда ему тягаться с Олегом. Последний же терпеливо ждет ответа, хотя от вида такого Разумовского сносит все тормоза. Хочется затянуть того к себе на колени и, придерживая под задницу, вбиваться до сверкающих звезд перед глазами, пока вода вокруг них бешено плескается из стороны в сторону, разливаясь на кафельный пол. Но Олег терпит, ведь чувствует — осталось совсем немного. А своим чувствам он доверяет безоговорочно. — Знаешь, пожалуй, я прав, — резко подводит итог. — Тебе на сегодня достаточно. И с этими словами, вытаскивает пальцы из приятно обволакивающей тесноты. Сережа весь извивается, жалобно скулит от ощущения пустоты внутри, и срывающимся шепотом просит, непонятно о чем: — Олеж, умоляю тебя… Пожалуйста, — заходится рваными всхлипами, запрокидывает голову, стараясь быть ближе. — О чем ты просишь, родной? Просто скажи мне. Ты же знаешь, одно твое слово — и я сделаю для тебя все, что угодно. Вижу же, что хочешь, — в подтверждение своим словам касается чужого члена, игриво обводя большим пальцем головку, но тут же убирает ладонь, не дав парню в полной мере ощутить удовольствие от прикосновения. У Сережи в глазах стоят слезы — настолько он возбужден, любые попытки выразить свои мысли словами вырываются у него изо рта жалобным скулежом, и все, на что он сейчас способен — это крепко ухватиться за руку Олега на своем животе, переплетая их пальцы, желая быть еще ближе. Но поведение Волкова резко меняется, стоит ему заметить на красных от возбуждения-смущения-жара щеках влажные дорожки слез. Телохранитель поворачивает чужую голову, чтобы рассмотреть плотно зажмуренные глаза, сведенные к переносице брови, влажные щеки и чувствует укол вины в груди. Молодец, Олег, довел своего мальчика, премия «Затупок дня» сегодня твоя. Телохранитель аккуратными движениями разворачивает дрожащего парня, все-таки устраивая на своих коленях, но уже для того, чтобы крепко обнять, успокаивающе целуя макушку и пробегаясь руками по спине. — Сережа, — едва слышно зовет, утыкаясь носом в рыжие волосы, — Сереженька, посмотри на меня, — тот лишь отрицательно качает головой, вжавшись в олегову шею, продолжая изредка всхлипывать. — Ну тише-тише, прости меня, солнце мое. Пойдем отсюда на кровать, да? — успокаивающе заправляет прядки за уши. — И я вылижу тебя, как ты любишь. А потом мы с тобой займемся любовью, только не плачь. Волков начинает осторожно выпутываться из цепких объятий, чтобы поднять своего драгоценного на руки и унести в спальню, но с удивлением чувствует, как Сережа хватается за него еще сильнее. Телохранитель не успевает ничего сказать, как парень подается ближе, опаляя горячим дыханием ухо: — Не хочу в кровать, — сильнее обхватывает руками за шею. — Возьми меня, Олеж. Прямо здесь, пожалуйста, — отстраняется, осмеливаясь, наконец, взглянуть в любимые карие глаза, — я очень-очень хочу почувствовать тебя внутри. Непередаваемая палитра эмоций захлестывает Олега. Не найдется в этом мире достаточно слов, чтобы он смог передать всю свою любовь к Сереже Разумовскому. Он ощущает остро-щемящее чувство нежности в груди и гордость за то, что его мальчик, наконец, смог открыться ему. Совладать с таким потоком эмоций оказывается абсолютно невозможно, и Волков впивается в чужие, соленые от слез губы, целуя глубоко, настойчиво. Сергей сразу же отвечает, ерзая на коленях Волкова от нетерпения. Вздрагивает, когда растраханная пальцами дырочка проезжается по твердо-стоящему члену Олега. Последний издает утробный рык, чувствуя себя хищником. Он терпел достаточно и теперь вот-вот набросится на свою добычу. Но безопасность и удовольствие Сережи всегда были для него на первом месте, поэтому сперва он спешит уточнить: — Сколько пальцев ты в себя вставлял, родной? — одной рукой подхватывает парня под ягодицы, проходясь по расселине между ними. Сережа, тихо поскуливая от нетерпения, отвечает едва слышное «три». Олег прикидывает в голове, будет ли ему достаточно такой растяжки, учитывая, что прошло уже некоторое время, да и вода из себя представляет посредственную смазку. — Тебе трех точно хватит? — спрашивает, проскальзывая двумя пальцами внутрь, разводя их ножницами. Но Разумовский больше ждать не намерен, он возмущен — сначала Олег доводит его до ручки, а только потом начинает беспокоиться, достаточно ли ему. Достаточно, пусть не сомневается. — Хватит, Олеж, вставь мне уже, пожалуйста, я так больше не могу! Волков расплывается в ухмылке, в последний раз вогнав пальцы поглубже, надавив напоследок на бугорок простаты, вытаскивает их и осторожно приставляет крупный, увитый венами член к колечку мышц и, о чудо, толкается внутрь. Разумовский запрокидывает голову, выгибается дугой в его руках и сладко протяжно стонет. — Бедный мой мальчик, — опускает ладонь на чужую поясницу, успокаивающе поглаживая, — извелся весь, — придерживая за бедра, осторожно насаживает Сережу на себя, чувствуя, как тот все еще слегка зажимается. — Ну же, родной, впусти меня. Парень тянется к своему члену, зажатому между их разгоряченными телами, желая прикоснуться к себе, но Олег останавливает его, отталкивая сережину руку, будто говоря: «Расслабься, я все сделаю сам». Обхватывает чужой орган, проводит рукой вверх — вниз в одном ритме с движениями бедер, помогая отвлечься от распирающего изнутри чувства наполненности, и входит до упора. Сережа тяжело выдыхает, совершая несколько круговых движений, и, вцепившись в чужие широкие плечи, начинает медленно двигаться. Олег откидывается назад, чтобы получше разглядеть своего любимого. Тот самостоятельно выбирает удобный ему темп, сжимая в себе член. Волков устраивает обе ладони на тонкой талии Разумовского, не предпринимая пока никаких попыток перенять инициативу, лишь с удовольствием наблюдая, как Сережа сам делает себе приятно. — Как же я люблю тебя, — вырывается у него неосознанно, но абсолютно искренне. Сергей отвечает ему протяжным стоном и обрывочными признаниями, произнесенными между томными вздохами удовольствия. Чувствуя, как дрожат от напряжения чужие бледные бедра, Олег снова подхватывает его, задавая свой ритм, ощущая, как парень старается подаваться навстречу резким толчкам. То, как с каждым движением член Волкова восхитительно давил на простату, приводило рыжего в экстаз. Тишина между ними искрила, нарушаемая плеском воды и их перемешанными стонами. Разумовский наклоняется, втягивая Олега в отчаянный, полный желания поцелуй. Скулит тому в губы, кусается, пока не получает шлепок по ягодице — недостаточно сильный, чтобы причинить реальную боль, но этого хватает, чтобы еще сильнее раззадорить Сережу. Волков спускается дорожкой поцелуев ему на шею, не прекращая вбиваться в податливое тело, оставляет засосы, кусает за выступающие ключицы. Сергей не знает, сколько еще продержится — ему так хорошо, что кажется, будто он сейчас распадется на миллионы миллиардов частиц. Мышцы заднего прохода непроизвольно сокращаются, оповещая Волкова о приближающемся оргазме. Он и сам давно уже готов кончить, но сначала нужно позаботиться о Сереже. Потому, когда тот особенно сильно сжимает в себе чужой член, Волков резко переворачивается, подминая его под себя. Удерживает одной рукой любимого под голову, чтобы он не ударился о твердую поверхность ванной, и начинает вколачиваться в тесное нутро в бешеном ритме. Сережа кричит от удовольствия, царапает Олегу спину, жмется как можно ближе, чувствуя, что уже находится на грани. Волков сталкивается с ним лбом и рычит: — Прикоснись к себе, — Сергей, находящийся в предоргазменном состоянии, плохо соображает, что от него хотят, Волкову приходиться куснуть того за шею. — Потрогай себя, ну же! Покажи мне, как тебе хорошо, давай! И Сережа безоговорочно слушается, как и всегда, опускает руку на член, второй обхватив Олега за шею, и надрачивает себе, сбиваясь с ритма, но стараясь подстроиться под резкие толчки. Поднимает затуманенный возбуждением взгляд, сталкиваясь с такими же помутневшими карими глазами, и, чувствуя оглушительно приближающуюся разрядку, отчаянно шепчет: — Я тоже люблю тебя. И перед глазами взрывается миллион фейерверков, сопровождаемых самыми сладкими стонами, предназначенными лишь одному единственному человеку. Олег толкается в тесно сжимающуюся от наступившего оргазма дырочку и с глухим стоном кончает прямо внутрь.***
Невероятное чувство разливается по всему телу так, что Сережа на мгновение теряется в пространстве, а когда приходит в себя, ощущает прикосновение родных губ к щекам, закрытым векам, скулам. Когда пелена оргазма наконец рассеивается, Разумовский видит перед собой довольное лицо пытающегося отдышаться Олега. — Эй, добро пожаловать обратно, — осторожно вытаскивает руку из-под чужой головы, чтобы убрать упавшие ему на лицо рыжие волосы. — Ты как, солнце мое? А Сереже очень хорошо, но все тело ощущается ватным, а язык и вовсе не слушается. Поэтому он притягивает к себе Олега, вовлекая в нежный поцелуй, в котором старается передать, насколько ему понравилось. Но Олег, как и всегда, прекрасно его понимает. — Я приму это за положительный ответ. Ты молодец, Сережа, — наклоняется, чтобы еще раз поцеловать. — Такой хороший мальчик, — трепетно касается губами кончика носа. — Мой хороший мальчик. Разумовский на похвалу реагирует довольным мычанием. Затем чувствует, как чужой член выскальзывает из него, а по бедрам стекает горячая сперма, смешиваясь с мыльной водой. Сам Олег поднимается из ванной, оглядывая масштаб катастрофы, развернувшейся на полу. У Сережи сил двигаться абсолютно нет, и он позволяет любимому Волку вымыть себя, устраняя последствия их жаркого вечера. Потом ощущает, как сильные руки поднимают и усаживают его на тумбу, на которой осталась лежать одежда телохранителя. Волков смотрит на такого домашнего и расслабленного сейчас Разумовского и закутывает того в мягкое полотенце, целуя в макушку. Не успевает развернуться, чтобы вытереться самому, как чувствует порывисто прижимающееся к нему тело. Сережа, в принципе, рядом с Олегом был весьма тактильным, но после занятий сексом всегда становился голодным до прикосновений, требуя ласки и объятий. Волков эту прихоть с радостью исполняет, крепко прижимая любимого к себе, вдыхая запах цитрусового геля для душа. — Ну все, отпускай меня, — целует напоследок в щеку, потираясь об нее носом, и отстраняется, — понесу тебя в кровать. Телохранитель наспех вытирается и, повязав полотенце на бедра, поднимает Сережу, унося того из ванной. Разумовский уже откровенно клюет носом, и когда открывает глаза, то уже лежит в теплой постели, с прекрасным видом на Олега, успевшего надеть спортивные штаны и стоящего к нему спиной, выбирающего им одежду для сна в шкафу. Взяв футболку и пижамные штаны для Сережи, он подходит к кровати и кладет на нее одежду, игриво подмигивая рыжику. Пока мужчина возвращается, чтобы закрыть гардероб, Разумовский не медля натягивает футболку, которую Волков достал себе, и затем уже влезает в мягкую пижаму. Потому, когда Олег возвращается к кровати и застает там довольного Сережу в своей футболке, слишком тому большой, он лишь тепло улыбается и, на радость Разумовскому, заваливается в постель прямо так, с голым торсом. Притягивает к себе свое сокровище, целуя с невероятной нежностью, выражая свою благодарность за сегодняшний волшебный вечер. Разумовский честно пытается отвечать на поцелуй, но глаза ужасно слипаются, поэтому он разворачивается к телохранителю спиной и, повернув обратно голову, ждет, пока Олег поймет намек и прижмет его к своей груди, обхватив поперек живота, защищая тем самым от всего остального мира. Олег понимает. Как и всегда понимал, как и всегда будет понимать. Лишь бы это всегда никогда для них не заканчивалось. А с остальным они справятся.Вместе.