Mechanical Heart Queen

      О, Матерь Миранда боже и на какой черт я прусь в эту злощастную адскую дыру? Точнее, дом, милый дом. Как же я по тебе не скучал. Меня уже давно считали и считают мёртвым до сих пор. Только не он. Конечно. Только. Не. Он. Слишком он умëн. Именно поэтому я сюда и прусь. Да, Джей, ты настолько чертовски умён и бездушен, что решил навестить своего несчастного брата спустя 13 лет, при опасности схватить пулю от своих же «родственничов». Молодец, браво! Всë же, он — это всë что у меня осталось и все равно, уже нечего терять. Мы сделаны из одного теста или как там говорят. В общем, такие как мы не живут долго. Хах…даже забавно. Мы так похожи, и как мы умудрились выжить 13 лет в одиночку? Я и сам считаю себя мудаком, но таков этот чёртов мир. Выживают либо умные мудаки (как мы) или идиоты. К сожалению, главные роли достаются далеко не по справедливости и можно лишь биться в агонии боли и смотреть на счастье глупцов. Дойдя до такой истины люди сходят с ума, но он не человек, да и я тоже, так что, остается лишь страдать, дожидаясь последней мизансцены. — Хотя, ещë пара минут и мне уже точно не нужно будет ничего дожидаться, потому что я отойду в мир иной от переохлаждения. — Еб твою мать, Карл, если уж хочешь меня убить, то только не так! Открой эту чëртову дверь! Такой дьявольский грохот не мог остаться незамеченным. Как же так вышло? Сейчас я стою тут, один, никому ненужный, среди точно таких же, абсолютно никому не нужных людей. А всë ведь так хорошо начиналось… Ну да, слишком хорошо. Долбанный… Закон равновесия. Джеймс так сильно ударил кулаком о дверь, что она приоткрылась. Он будто бы выбил эти слова на металлической двери. Такие простые на слух и нереально сложные для осознания. Его переполняла злость. Он даже не знал из-за чего или кого? Злость, несправедливость… Да, они были всегда, но сейчас было что-то ещё. В его душе будто бы появилась аллюзия безысходности и даже ? сочувствия? А может, это всë и было на самом деле?

***

1940г. Без тени сомнения, с осторожной грубостью придержав девушку за нежную ручку в перчатке, профессор Хайзенберг произнёс: — Выходи за меня. — Боже Карл, ты как ребëнок, зачем тебе вообще… Она не успела договорить как он нагло зажал ей рот своей рукой. Искренне, почти шепотом он сказал: — Никто меня никогда не полюбит так, как ты. Запах масла ударил в нос, но это никак не оттолкнуло от собеседника. Это было что-то такое родное, что последствия уже не имели значения. Ей вдруг так захотелось отомстить за такую выходку, что она выкрикнула: — А я тебя и не люблю! Может для кого-то эта фраза стала бы обидной, но точно не для него, они оба это знали. Хотя на самом деле она хотела сказать совсем другое, но зачем же нужны слова для столь понимающих друг друга людей. — Как тебе не стыдно врать мне прямо в лицо? Никогда не замечала что каждый раз когда ты врешь, начинаешь отводить взгляд? Она попыталась аккуратно вытащить нежную шелковую руку из его стальной хватки, но он лишь усилил напор, настаивая на ответе, но секунда промедления и она скрылась за цветущей изгородью, лишь оставив говорящий сам за себя взгляд и звонкий смех, как у ребëнка. В нëм не было злорадства, лишь искренняя доброта. То, чего ему так не хватало. В его руках остался шелковый шарф, подаренный им, который шлейфом начал плавно спадать с его руки. В этот момент Хайзенберг будто бы снова ощутил на себе прикосновение шелка, точь-в-точь женской руки и дыхание невинного взгляда. Взгляда, потерянного уже навсегда, но так глубоко засевшего в сознании, что оно непроизвольно обманывает твой разум при малейшей вспышке воспоминания. В эту секунду он будто бы снова оказался жарким летом днëм под палящим солнцем. С ней. Это был обычный на первый взгляд день. — Обычный… Это слово отозвалось тупой болью в сознании. Он думал что никогда не чувствовал себя таким счастливым. Как же он был чертовски прав! Это стал его первый счастливый и последний «обычный» день. На еë лице и в его сознании навсегда застыла улыбка и звонкий смех. Сколько ни пытаться, эти воспоминания уже никогда не покинут мутировавший разум. Но шёлк, так медленно, болезненно медленно спадавший с руки, наконец-то мертвенно рассеялся, будто бы его и вовсе не было, оставив после себя лишь болезненное воспоминание. Карл попытался ухватиться за край иллюзии как утопающий за спасательный круг, полотно рассеялось густой дымкой по пространству, так и оставив утопающего на неминуемую погибель. В ту же секунду, увлечённый фантазией учëный так и не заметил скорбный плач той самой… По нему?.. Хотя кто знает, по кому она горевала?..