"Красная нить: секрет двоих"

"Приложи руку к моему сердцу. Слышишь его неровное биение? Я не знаю, почему так происходит, Феликс, но оно трепещет, словно птица, заключенная в ладони. И все при виде тебя. Прости, если тебя это хоть сколько-нибудь задевает. Но я обещал тебе откровение." Понравился. Решил поиграть, позабавиться. Еще спорили однажды, кто кого переиграет. Хёнджин напускал оттенок таинственности, а Ликс удивлялся, содрогаясь вопросами. Их первый ночной разговор - сколько всего произошло, сколько было открытий. Почему они говорили? Потому что чувствовали друг друга. И никогда это не было ошибкой. Во всяком случае, для Хвана это так. "Заключи меня в объятия. Я так давно лишен этой привилегии - быть твоим. Пусть я сам это допустил, гордец, но лишь утратив, мы ощущаем, какую дыру оставила нам эта потеря, не так ли? Скажи, с моим уходом ты ощутил пустошь?" Ли окутывает своим телом. Дарит тепло, но Хёнджин не желает его брать. Сегодня он и своим делится - пусть порой кажется, что у него огня нет. Но его личное пламя глубоко в груди, и туда попасть дано не каждому. Руки скользят по ребрам, словно перебирая струны. Хён жертвует собственное время, раздаваясь стрелкой часов - срываясь с губ стоном. Вот каков укус Ликса. Наслаждается им, упиваясь в тонкую кожу на шее, ощущая солоноватый привкус. Усмехается, зарываясь ладонью в белоснежные волосы. И, отстраняясь, впивается в губы. Хван это дело любит - и всегда готов ответным поцелуем впустить Феликса. В себя. В свою жизнь. В личное время. В мысли. В сердце. "Знаешь, я отплясываю на горячих углях, торжественно улыбаясь. А внутри - давно пустота. Я думал, что их улыбки, смех, восхищение - мне заменят тебя. Я отнимаю их внимание себе, я люблю, когда они, ласкаясь, лижут мне ладони. Но мне мало, Феликс. Потому что они не столь важны. Твоего внимания хочется. Тебя хочется." Хёнджин отрывается от пола, и стройными ногами обвивает торс Феликса. Тянет густые космы вниз, притягивая за подбородок такое прекрасное лицо, ближе к себе, и игриво оглаживая кончиком языка тонкие губы, проникает вглубь, словно не желает, сомневается, но Ликс знает - там сопротивлений нет. Есть лишь желание насытиться. Старший падает на кровать, Хван оказывается под ним. Чертова рубашка рвется - и пуговки звенят, рассыпавшись по полу. Потеребил в пальцах соски, укусил в выступ ребер. Огладил языком вокруг пупка. Хён выгибается - тело желает еще, но Ли дразнится. Одну руку запускает в кожаные штаны, молния с откровенным скрипом впускает ладонь, пока Хёнджин готов кричать, молить о пощаде. Его член готов взорваться лишь от одного горячего прикосновения, и это заводит, чертовски заводит, опаляя тело в желаниях. Все те же прикосновения, те же пальцы, но ощущения - каждый раз другие. Феликс прикасается к губам - и Хван впускает в себя. Посасывает, плотно вымачивая в слюне. Пригодится, знает точно. Сам с себя стягивает штаны, и нетерпеливо ведет бедром. Он готов, всегда готов, и очевидно же - вожделение ответно. Ликс проникает с мягкостью, очень плавно. Хён протяжно стонет - наваждение заполняет его полностью, лишая ощущения времени, теряя рассудок. Понимание происходящего затуманено. Переплетая пальцы, заводит руки у младшего над головой. Губы соприкасаются, сливаясь, пока скрип кровати свидетельствует о жаркой ночи, о том, о чем по утрам хочется умолчать. Хван дышит, но Ли каждый раз находит способ украсть его стоны, похитить кислород. Потому что он стал этим воздухом, необходимым, чтобы выжить. Ему важно все внимание, посвящаемое только ему. И приручить такого зверя - не представляется возможным. Игры в невинность закончились. Феликс бесжалостен - и повернутый лицом вниз Хёнджин сопротивляется, упрямится, но жестоко прижат ладонью между лопаток. Обозначить свою силу, превосходство - неравная пытка для гордеца. Хёнджин срывает голос, доказывая свое несогласие, но вскоре пальцы сжимают шелковые простыни, и, выгибаясь, изяществом искусного танцора, он дотягивается до бедер Ликса, прижимая к себе. - Трахай, - рычит Хван, - будь со мной грубее. Таков он - сперва тает, растворяется, утопает в нежности, а после, словно дикий кот, желает ощутить на себе силу. Позволить подмять себя. Их голоса смешиваются, приобретая новый оттенок, выбирая свою особенную тональность. Остаток ночи, проведенный вместе - наполнен ароматами тел, звуками, что сводят с ума обоих. И до самой зари. А после, утопая в собственном бесилии, рухнув на кровать, они зарываются друг в друге. Феликс оборачивает Хёнджина в ладонях, прижимая тонкое тело к себе. Оглаживает ребра кончиками пальцев. Младший улыбается, прячет лицо в чужих прядях. Ликс кричал, впиваясь, когда брал младшего на абордаж, пока тот, смешивая стоны с дыханием в единое целое, шептал имя. "Феликс..." "Хёнджин..." - Мой, - довольно мурлычит Ликс, зарывая ладонь в белоснежные пряди волос на затылке. В небесных глазах напротив - свет, его и на весь мир хватит, чтобы осветить им темноту уходящей постепенно ночи. - Ты же мой, Хён? Вопрос значимый. Потому что Ли важно, чтобы его любили. Чтобы им восхищались. Он не готов даровать свое тепло, свое внимание бесплатно. Хватит уже акций благодетели. - Твой, - улыбается Хёнджин. Всегда прекрасен, когда на лице нежная улыбка. - А ты мой. Мой ведь, Феликс? - Твой. Солнце проникнет по утру, постучится теплыми лучиками в широкие окна, пока двое, позабыв о времени, мирно сопят тихим и спокойным сном. Счастливая любовь - та, которая с хорошим концом - по умолчанию дарит счастье, считается подарком судьбы. Но та, которая безответная - душит. Сводит с ума. Заключает в плен, создавая иллюзии там, где и намека нет. Потому что желание быть любимым - велико, и порождает множество желаний. Порой за них стыдно. Иногда горько вспоминать. Но всегда, всегда любовь - это поступки. Глупые или нет - решать лишь тем, между кем творится история. Любовь - секрет двоих. И знать еще кому-нибудь - совсем не обязательно.