Убей себя

      –Макс, я ужасные вещи совершал,–как-то невпопад выпалил Хазин, опустив голову Шустову на плечо, пока они смотрели тупой фильм, основной задачей которого было создание фонового шума.–Я стольким людям жизнь сломал. Я...       Максим безотрывно смотрел в экран телевизора, лицо его было непроницаемым, но Петя чувствовал проходящую по чужому телу мелкую дрожь. Шустов молчал ещё пару минут. Пете подумалось, что он просто не хочет продолжать этот разговор, боится правды, как огня.       Максим? Огня? Это шутка что-ли?       Петя сглотнул вязкую слюну. Компания парней в фильме угнала лимузин и разъезжала в нем по Сан-Франциско. Хазин не выдержал, схватил пульт и выключил этот бред. С дрожащих губ вновь сорвалось:       –Я покончить с собой хотел, пока тебя не встретил. В тот самый вечер, когда мы бухали все вместе. Там знакомый мой был, я запасы обновил и думал прям там, в туалете закрытом, передознуться. Чтоб на зло всем этим уебкам, которые меня другом зовут, а на деле загрызть готовы, гиены.       Петя перевел дыхание. Стал сверлить в отстраненном Максе дыру глазами своими внимательными, такими маленькими, но очень цепкими. Было как-то горестно от его молчания. Мог бы хоть в ответ посмотреть.       –Ты там сидел в углу, наигрывал что-то на балалайке своей этой, и свет с улицы так красиво падал, кудри реально золотыми казались, я наглядеться не мог. Подошёл познакомиться, думал щас будет по классике: чин, звание. А ты, оказалось, вообще не из нашей движухи, пожарник, хуй знает, что там забыл. Я сказал что-то тупое, ты засмеялся так, звонко, все аж притихли, никогда такого мелодичного смеха не слышали, наверное.       Казалось, Петя сейчас заплачет. Он переместил голову на колени своих поджатых ног и спрятал напряжённое лицо. Макс дышал нервно, глубоко. Его потряхивало. Прошло ещё некоторое время, тянувшееся неестественно долго, будто слоу мо. На этот раз Шустов прервал гробовую тишину.       –Убей себя,–эти слова отдались острой болью под Петиными ребрами.–Убей себя старого и продолжай жить.       Максим редко говорил в таком серьезном тоне. Они были в отношениях уже почти полгода, но такое происходит, кажется, в третий или четвертый раз. И в каждый из этих разов Шустов на всей скорости вылетал из помещения, продолжая крепко сжимать телефон в мозолистой ладони и слушать распоряжения начальства. Всё-таки работа у него была опасная. Хазин не раз и не два говорил ему бросать это дело, предлагал стать содержанцем, может и в шутку, но зерно правды в его словах было. Когда Макс уезжал, оставляя Петю в гигантской пустой квартире, тот не спал ночами, думал, а вдруг он там... Ну это... Даже представлять что-то такое было до мурашек пугающе. Пусть лучше дома сидит, завтраки в постель готовит, пылесосит да сериалы по России 1 глядит. Благо, заработок Пете позволяет ещё один, глубоко любимый, рот кормить.       А Шустов все отнекивался, отшучивался. Любил свое дело просто. По-настоящему. Не как Петя. Максим героем был.       –В смысле?–после долгого раздумья промямлил Хазин. Язык заплетался.       –Убей уже этого пацана, тридцать лет боящегося своего отца-тирана. Убей прилежного сына, гонящегося за родительским одобрением. Убей продажного мента, убей агрессивного нарика. Петя, убей того, кого ты ненавидишь и боишься больше всего на свете. И живи. Живи счастливо. Не ради меня.       –А ради кого тогда?       –Ради себя.