Трепетно

      — Серый, — тихо и до одури хрипло Олег выдыхает на ухо своего парня, опаляет горячим дыханием и Сергею кажется, что у него там ожоги останутся и волдыри вспухнут. Но он не против, даже, скорее наоборот. Чем больше следов Олега на нем, тем лучше. Тем сильнее он чувствует, что принадлежит ему.       Олег же ведёт ладонями по боками, царапает мозолями и вызывает неконтролируемую дрожь у Серёжи, склоняется к шее и замирает, только дышит тяжело, совсем загнанно, поглаживает узкие худые бёдра и ждёт чего-то. Замирает и Сережа, отчего-то кажется, что дёрнись, и произойдет что-то. Но ощутить Олега, его губы, его пальцы, всего его хочется нестерпимо и он всхлипывает просяще. Олег, кажется, отмирает, ласково, осторожно так целует, отчего Сережа вздрагивает, крепко-крепко обнимает за плечи, скользит пальцами по влажному затылку, и Волков издает смешок, низкий такой, немного насмешливый, но наполненный чем-то до боли теплым.       — Ну что же ты, милый мой? — шепчет Олег, гладит по пояснице, ведёт вдоль позвоночника наверх и вплетает пальцы в волосы влажные, целует в уголки губ щемяще-нежно, смотрит в глаза так, словно ничего прекраснее не видел и Сережа жмурится, потому что невыносимо это, потому что кажется, что не заслужил. В уголках глаз у него слезинки собираются и Олег собирает их губами, и этими самыми губами, шершавыми, но невозможно нежными накрывает губы своего Серого. Целует осторожно, ждёт, когда губы Разумовского раскроются навстречу, касается языком едва-едва, словно просит, спрашивает, и Сережа отвечает, принимает его язык.       Целуются они долго, пробуют друг друга как в первый раз, пока губы не начинают ныть, пока в лёгких заканчивается весь воздух и только потом разрывают поцелуй, дышат жадно, смотрят друг другу в глаза и улыбаются. Олег носом утыкается в шею, дышит запахом Серёжи, заполняет им лёгкие, пока больно не становится, и целует туда, где бьётся пульс, прижимается губами, чтобы ощутить биение жизни своего Серёжи. Зацеловывает плечи, такие мужественные теперь, спустя годы, грудь, живот, да каждый участок тела, совершенного, желанного, целует так трепетно, что каждое касание губ отдаётся у Сережи в груди чем-то горячим и сердце сжимается.       Олег целует — словно поклоняется, целует — словно молится. И гладит так невесомо почти, касается, словно хрустальный, словно драгоценность какую. Поцелуями спускается к самым ногам и целует каждый палец, стопы, подъём, а во взгляде чистое восхищение напополам с любовью. Сережа смотрит на него в ответ, жадно впитывает в себя его образ, его восхищение и любовь, наполняется этим и не может оторваться. Олег улыбается и новыми поцелуями ведёт вверх, зацеловывает внутренние стороны бёдер, дышит жарко, и Серёжа разводит ноги, раскрывается навстречу, краснеет мучительно, хотя не в первый раз открываться Волкову, а между ног уже совсем влажно. Олег же целует, жадно так, ведёт языком между половых губ, собирает влагу и Сережа весь дрожит, вскидывает бедра навстречу. Олег гладит, успокаивает и снова ныряет головой меж раздвинутых ног, снова и снова вылизывает, целует и всасывает в горячий рот набухшую горошину, заставляя Серёжу метаться и кричать.              Сережа громко, протяжно стонет, запрокинув голову, вцепляется в волосы Олегу, вжимая голову в свою промежность и дрожит, выгибается до хруста почти и замирает, раскрыв рот в безвучном крике. Когда его немного отпускает, Олег подтягивается, целует веки, щеки, нос, подбородок, все лицо и гладит щеки большими пальцами, успокаивая и шепча, что любит.