things tend to live (a second chance to be human)

Посреди выжженной пустоши, Архив сидит на том, что когда-то могло быть куском бетона, терпеливо ожидая момента, когда мир вокруг наконец умрет. Прошли уже сотни лет - это, конечно, было лишь предположением, ведь время перестало существовать с самого начала апокалипсиса. Партнёр Архива давно умер, как и все его старые знакомые-люди, и горе его когда-то человечной части - Архивариуса - за долгое время успело превратиться в выцветшую печаль. Более далекие от человечности обитатели апокалипсиса тоже по большей части вымерли, и теперь сами Сущности медленно гнили и распадались на части. Конец, неостановимый и очевидный с самого начала. И Архив готовился в точности задокументировать, как он произойдёт. За возможно-годы Архив оцепенел, лишился настоящих эмоций или мнений, только старые отпечатки чувств составляли ему компанию. Часть его, бывшая Архивариусом, противилась не так сильно как когда-то. Все же, необходимость справляться с обработкой страха и страдания всего человечества была важнее вопросов личности и собственной человечности. Поэтому Архивариус постепенно учился мириться со страхом, отстраняясь от всех оставшихся значимых отношений - с Искажением, например, - и смиренно остался существовать как то, чем его создали: Архивом человеческого страха. Это было не так больно, как пытаться изменить что-то и проигрывать снова и снова, да и заняться было больше нечем. Единственным чувством, которое Архив все ещё действительно испытывал, было любопытство. Холодное, отрешенное, постоянно требующее все выяснить, Узнать, поглотить. Так что Архиву было любопытно, когда мир вокруг содрогнулся со смертью последней жертвы Апокалипсиса. Ему было любопытно когда потусторонний вопль боли, гнева и отчаяния прорезал саму реальность - и, по совместительству, Архив. Времени давно не существовало, но ослепительная боль длилась невероятно долго. Архив, несмотря на то, каким сильным он стал, не умел Видеть будущее, но он ожидал от смерти своего бога чего-то подобного. Когда его сознание медленно проваливается в тёмное ничего, он не может не чувствовать облегчение.

***

Архив совсем не ожидал, что проснётся. Давно забытое чувство замешательства оставляет странный привкус на языке. Почти такое же странное, как остаться в живых после смерти всего мира. Его тело все ещё сильно болит от вырванной из него связи с божеством, и голову пробивает мигрень. Все же, Архив осторожно поднимается, прикрывая глаза от солнца, и- постойте. Он осторожно приоткрывает глаз, морщась от вспышки боли, вызванной светом, и видит последние лучи солнца, заходящего за горизонт и оставляющее позади мириады далеких звёзд, которые освещают небо, свободное от глаз. Архив отводит руку от глаз, в восхищении глядя на космос. Даже над доменами Бездны небо заселяли глаза, не говоря уже обо всей остальной территории апокалипсиса. Небо, не занятое вездесущими надсмотрщиками ада на земле, выглядело почти сюрреалистично. Пока он сидит, машинально занося в память положение звёзд на небе, боль постепенно покидает его тело, и Архив чувствует незнакомую пустоту внутри, зияющую дыру прямо в центре его сущности. Пустота странная и неудобная - Архив предполагает, что это место, которое раньше занимала его связь с божеством. В какой-то момент становится прохладно. Архив вдруг понимает, что теперь, когда Страх не изменяет реальность, как ему угодно, время снова стало существовать. Прямо сейчас время - ночь, так что сидеть на одном месте довольно холодно. С тяжёлым вздохом бывший аватар страха поднимается на ноги, оглядывается по сторонам и  начинает идти в случайном направлении. Так чуть теплее, чем просто сидеть, и единственная интересная вещь в голой пустыне - небо - все равно последует за Архивом. Он не думает, что сможет найти что-нибудь  интересное, но лучше проверить.